Обретая надежду - Дж. Б. Солсбери

Я оглядываюсь через плечо на хмурого директора.

«Увидимся, сучка».

Видите? Я могу держать язык за зубами, когда это важно.

— Я чувствую себя ужасно, что не подумал заранее о том, чтобы добавить тебя в список.

— Мне жаль, что тебя пришлось уехать с работы, чтобы разобраться с этим.

Бен косится в сторону своей машины, его разум обдумывает что-то, что не доходит до его рта. Он заметил, как директор школы Эллиот посмотрела на меня, и, похоже, обиделся за меня. Мое сердце согревается от его заботы.

Он проводит рукой по волосам, и его бицепсы почти разрывают швы рубашки.

— Мисс Келлер обычно не такая неприятная.

— Бен, все в порядке. — Я толкаю его бедро своим.

В ответ на мое короткое прикосновение, мужчина немного расслабляет плечи.

— Мне нужно вернуться в церковь.

— Увидимся вечером дома. — Я беру Эллиот за руку, и мы направляемся к моей машине, мое лицо краснеет от того, насколько личным и интимным это прозвучало. Как я должна была это сказать? Увидимся у тебя дома?

— Пока, папа!

Я бросаю последний взгляд назад и вижу взгляд пастора Бена на моей заднице.

Считайте, что послеобеденная заминка того стоила.

БЕН

Когда вхожу в дом на этот раз, нет ни запаха еды, ни звуков смеха, доносящихся из открытых окон. Мне удалось улизнуть из своего офиса немного пораньше, стремясь попасть домой и убедиться, что с Эшли действительно все в порядке после сегодняшнего инцидента в школе Эллиот.

Сначала Кэти, а теперь директор начальной школы.

Интересно, как часто Эшли подвергается чужим осуждениям и ожиданиям? Явно недостаточно, чтобы по-настоящему обеспокоить ее, иначе девушка не была бы такой дерзкой и самоуверенной, как сейчас.

— Я дома! — говорю я, когда захожу в пустую гостиную. Когда не получаю немедленного ответа, мой пульс учащается, и я говорю себе не волноваться. Направляюсь в комнату Эллиот. — Эй?

Никого нет. Хорошо, теперь мой пульс действительно учащается. Я достаю телефон, чтобы позвонить Эшли, как раз когда прохожу мимо раздвижной стеклянной двери на задний двор. Замираю и засовываю телефон обратно в карман. Медленная улыбка растягивает мои губы.

Что они делают?

Эшли заправила простыню с кровати Эллиот в заднюю часть своих шорт, и бегает по заднему двору, а Эллиот преследует ее. Я не могу понять, что они делают, пока Эллиот не бросается на простыню, хватая ее, как будто это спасательный круг в кишащих акулами водах, и не стягивает простыню с талии Эшли. Это действие вызывает у обеих девушек приступ хихиканья. Эллиот поднимается на ноги, засовывает угол простыни сзади в шорты и бежит так быстро, как только может, по двору, теперь Эшли следует за ней по пятам. Я открываю дверь.

Эллиот видит меня первой. Ее лицо красное от усталости, но улыбка шире, чем я когда-либо видел.

— Папа!

В ту же секунду, как это слово слетает с ее губ, глаза Эшли встречаются с моими, ее лицо приобретает приятный розовый оттенок, на лбу блестят капельки пота. Она перестает бежать, кладет руки на колени, как будто закончила марафон, и тяжело дышит.

Я выхожу на крыльцо.

— Чему именно я здесь помешал?

— Это называется «Наступить на конский хвост»! — Эллиот покачивает своей задницей. — Я лошадка, и Эшли должна попытаться наступить мне на хвост!

Мой взгляд прикован к Эшли, когда она встает во весь рост и поднимает руки над головой, делая свою рубашку еще короче, чтобы перестроить массу волос, собранных на голове.

— Ты победила, коротышка.

Она направляется ко мне, все еще тяжело дыша, губы приоткрыты. Я должен избегать смотреть на нее из-за страха перед зловещими фантазиями, которые сопровождают подобные визуальные эффекты.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты рано вернулся домой. — Она поднимается на крыльцо, в то время как Эллиот галопом носится по двору. — Либо это, либо я полностью потеряла счет времени.

Ее цветочный аромат усиливается жаром ее кожи и потом. Разве люди не должны пахнуть хуже, когда потеют? Какое бы средство для умывания или лосьон для тела ни использовала Эшли, кажется, оно активируется движением. Интересно, какие другие действия усилили бы этот восхитительный аромат?

«Нет. Прекрати это дерьмо прямо сейчас».

Я прочищаю горло.

— Я… — Мой голос срывается. Делаю еще одну попытку, прочистив горло. — Я пришел раньше.

— Круто. — Она так близко, что когда смотрит на меня, я вынужден смотреть на нее сверху вниз. Ее голубые глаза практически сияют в лучах послеполуденного солнца. — Как прошел твой день?

— Довольно хорошо. — Теперь лучше. — А твой?

Она стряхивает сухую траву со своей рубашки.

— Мы были заняты. — Девушка протягивает руку мимо меня, чтобы схватить свой телефон со столика во внутреннем дворике, и я наклоняюсь, чтобы уловить сладкий аромат ее разгоряченной кожи. — Я должна идти, чтобы собираться на работу. — Она теребит вырез своей майки, открывая мне щедрый вид на мягкое, загорелое декольте. — Ничего, если я запрыгну к тебе в душ?

«Да. Пожалуйста».

— Конечно, — говорю я как можно небрежнее и безразличнее. — Чувствуй себя как дома.

— Спасибо, Бен. — Она сжимает мой бицепс, проходя мимо меня в дом.

Только когда я слышу, как за мной закрывается раздвижная стеклянная дверь, я наваливаюсь всем весом на перила, опускаю голову и дышу сквозь волну… чего… что, черт возьми, это за чувство?

Моя кожа кажется слишком натянутой, внутри слишком тепло, а между ног неприятная тяжесть, которая на самом деле не раздражает, кроме того факта, что я не могу с этим справиться.

Название того, что я чувствую, бьет меня, как удар по яйцам.

Вожделение.

Нефильтрованная, нежеланная, неудовлетворенная похоть.

О, и у этого удара по яйцам тоже есть имя.

У меня не было синих яиц с тех пор, как… с тех пор…

Мэгги.

Примечание для себя: самая эффективная форма облегчения нежелательной похоти — это новая волна стыда и вины.

— Папа, можно Эшли остаться на ночь?

Мои веки распахиваются, и Эллиот смотрит на меня умоляющими глазами.

— Пожалуйста?

— Эшли уже взрослая, дорогая. У нее не бывает ночевок.

Ее брови сводятся вместе, и Эллиот хмурится.

— Она сказала, что устраивает вечеринки с ночевкой, но только с людьми, которые ей действительно нравятся.

Я чувствую, как мои брови медленно поднимаются на лоб.

— Она так сказала?

— Да. — Моя маленькая девочка старше на десять лет, уперев руки в бедра. — Так она может остаться?

Бросив быстрый взгляд назад, чтобы убедиться, что дверь все еще закрыта, я наклоняюсь вперед.

— Она сказала тебе, когда была ее