Одна ночь соблазна - Гэлен Фоули

Алек считал, что, по всей вероятности, рано или поздно Курков тоже там объявится. Если сам Алек станет играть так, как он умеет, когда бывает в форме, если станет рассчитывать на свою дьявольски умную голову, а не беззаботно полагаться на богиню удачи, тогда, при небольшом везении, он хорошо подготовится к приезду князя.

Алек шел по улице и чувствовал, как воодушевляет его общая с Бекки задача. Он смотрел на мир твердым взглядом. В его походке ощущалась сила и цель. Чтобы уехать из города, требовалось добыть денег, но прежде всего он собирался навестить клубы и провести рекогносцировку.

Изучить врага.

Он намеревался послушать, что говорят в «Бруксе» и «Уайтсе», надеясь уловить какие-нибудь обрывки сплетен об одном русском князе, знаменитом герое войны.

Идти было недалеко. Найт-Хаус находился всего в одном квартале от того участка Сент-Джеймс-стрит, где располагались самые избранные клубы английских джентльменов. Вскоре он уже входил в «Уайте», где он был одним из признанных наследников места в эркере знаменитого Браммеля.

Он, словно хозяин, бродил из одной комнаты в другую, здоровался со знакомыми с привычным видом утомленного превосходства и беспокойного безразличия. Задал несколько вопросов, немного поболтал, просмотрел журнал «Пари». Здесь Куркову были посвящены две страницы. На одной принимались ставки насчет его женитьбы. Спорили, возьмет ли Курков английскую невесту или привезет из России. На другой спорили, к какой партии он присоединится — к вигам или к тори.

Интересно.

Алек уже собрался уходить и попытать счастья в «Бруксе», когда в большом клубном кресле заметил величественного русского посла. Граф Ливен держал в одной руке папку с документами, а в другой кофейную чашку.

Алек улыбнулся ленивой улыбкой и подошел к этому добродушному, проницательному дипломату. Они были немного знакомы, в основном через графиню Ливен, которая за время пребывания своего мужа в должности царского посла при королевском дворе сумела стать одной из самых заметных светских львиц лондонского большого света.

Алек всегда восхищался Ливеном за мягкую терпимость по отношению к этому дракону в юбке — своей жене.

Высокая, элегантная, чрезвычайно аристократичная, графиня была отпрыском одного из первых семейств России и, казалось, полагала, что способна править как Россией, так и Англией куда лучше, чем неуклюжий регент или же нервный, вечно сомневающийся император. Говорят, эту женщину боялся сам Веллингтон.

Если удавалось, то Алек ее избегал, а если нет, то обращался с ней как с хрустальной вазой и в глубине души испытывал тайное сострадание к этому толстяку — ее терпеливому мужу, особенно с тех пор, как в городе появился князь Курков. С момента, когда князь ступил на английскую землю, для графини Ливен стало делом чести обеспечить ему успех в свете. Алек опасался, что она слегка неравнодушна к своему земляку.

Ее собственный любимый брат стал героем войны, и если графиня вообще имела слабости, то это была любовь к мужчинам в военной форме. Сам граф Ливен имел чин генерала, хотя Алек с трудом представлял, как столь грузный ныне посол мог вести войска на штурм. У графа были стриженые редеющие волосы и утиная походка. Из-за округлой фигуры он с некоторым трудом втискивал тело в клубное кресло. Однако, несмотря на свои размеры, этот русский обладал жизнерадостным темпераментом, а его любезность могла соперничать лишь с тонкой остротой его шуток.

— Здра-зтву-тиа. — Алек с трудом выговорил русское слово, — господин посол. — И поклонился.

— А, лорд Алек, — с добродушной улыбкой воскликнул посол. — Рад вас видеть.

Алек ответил ему озорной усмешкой, благодарный брату Люсьену, полудипломату, полушпиону, за те немногие русские слова, которые почерпнул у него несколько лет назад, чтобы выманить у графини Ливен приглашение в «Олмак» для одного из своих не столь богатых друзей.

— Я вижу, вы заняты, сэр, но нельзя ли мне на минутку воспользоваться вашими познаниями для нужд одного пари.

— А, пари, Слышал, слышал. Говорят, вы ими увлекаетесь.

— Боюсь, слишком сильно. Они посмеялись.

— Вы лучше меня разбираетесь в таких вещах, лорд Алек, — признался посол. — Прошу вас, присаживайтесь. Так чем я могу вам помочь?

Алек принял приглашение, изящным жестом отбросил полы фрака и опустился в кресло рядом с графом.

— Известно ли вам, что в данное время у нас в журнале принимаются ставки на два пари относительно одного из ваших соотечественников? — спросил Алек с лукавой усмешкой в глазах.

— О да. Курков. — Улыбка графа стала несколько напряженной, в глазах появился холод. — Весь мир только и делает, что судачит о его подвигах.

— Я как раз обдумываю, на что поставить. Видите ли, я привык всегда наводить справки.

— Очень разумно.

— Так как, виги или тори? Что он предпочтет?

— Виги, — безапелляционно заявил посол.

— Графы Толботы всегда были тори. Ливен спокойно покачал головой.

— Возможно. Но верьте моим словам, Курков будет голосовать за вигов. Чтобы угодить императору, — понизив голос, добавил граф.

— Понимаю. Что ж, отлично. — Алек осторожно улыбнулся. — А как насчет выбора невесты? Русская или англичанка?

— Англичанка. Я бы поставил на англичанку.

— А почему?

Ливен посмотрел на Алека со странным выражением мягкого сожаления и придвинулся чуть ближе.

— Позвольте, лорд Алек, я кое-что расскажу вам о нашем князе Куркове. В данный момент в Лондоне он куда популярнее, чем в Санкт-Петербурге.

— Ах так? Я полагал, что он любимец двора. Друг детства царя и все такое.

— Был, лорд Алек, был, — негромко поправил Алека Ливен.

— Угу, — промычал тот, напряженно глядя на посла. — Расскажите же.

— Ну, это всего-навсего придворные сплетни, но… — Ливен улыбнулся, изящно кивнул проходящему мимо знакомому и продолжал разговор с Алеком, поглядывая по сторонам острым, проницательным взглядом. — Похоже, несколько месяцев назад Курков в своих отношениях с императором нссколько перешел границы. Сам я этого не слышал, но говорят, что на одном банкете, где присутствовала масса гостей, Курков — заметьте, он был не пьян — так вот, Курков абсолютно хладнокровно обвинил императора в неудачном ведении войны.

— Что?!

— Да-да. В частности, указал на его юношескую доверчивость, которая позволила Наполеону обмануть императора в краткий период после Тильзитского мира. Курков возложил вину за вторжение французов и пожар Москвы непосредственно на его императорское величество.

Алек присвистнул.

— Дьявол побери!

— Самодержцу Всея Руси не принято напоминать: «Я же вам говорил…».