Век чудес - Карен Томпсон Уокер

Со временем я начала верить в приметы. Интересно, смогла бы я развить в себе более строгое рациональное мышление, если бы повзрослела до замедления? Возможно, в некоторые эпохи суеверия успешно заменяют научный подход.

Родители выбежали во двор — мама в домашнем халате, папа без рубашки. Стояла черная беззвездная ночь. Повалившееся дерево забаррикадировало входную дверь Сильвии. Его корни торчали вверх, как у вырванного зуба. Часть крыши обвалилась.

В окнах по всей улице зажегся свет, двери распахнулись, с участков послышались голоса соседей. И только в доме Сильвии по-прежнему царили темнота и безмолвие. Несколько мужчин в пижамах бросилось туда, но мой папа оказался первым: он проскользнул в боковую калитку и скрылся из виду. Мама, скрестив руки, остановилась посреди мостовой. Я прижалась к ней, ежась в одной в ночной рубашке.

— Она должна была спилить это дерево, — сказала мама.

Два наших эвкалипта уже убрали. Вся округа украсилась пнями. Команды рабочих в светоотражающей спецодежде работали без устали: они валили деревья одно за другим и по частям вывозили стволы.

— Нам тоже надо срубить оставшиеся, — добавила мама и, сделав несколько шагов к дому Сильвии, привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее.

— Куда это он делся? — спросила она.

Мне уже давно казалось, что мама не хуже меня знает о Сильвии и папе, поэтому в каждом ее вопросе я искала зашифрованный подтекст. Хотя, возможно, она пока не шла дальше подозрений.

Мама и сама кое-что скрывала. В шкафу гостиной она прятала приличный запас продуктов первой необходимости. Втайне от отца мама накупила сотни банок с консервами. А еще, никому не сказав, заказала теплицу.

Наконец папа вышел из боковой калитки, поддерживая босую Сильвию в короткой белой сорочке.

Отец довел ее до нашего крыльца. Она рухнула на ступени и уронила голову на руки.

— С ней все в порядке, просто шок, — пояснил папа.

Мама принесла стакан воды и протянула ей, не подходя близко.

Ночная рубашка Сильвии обнажала ее спину, небольшая грудь просвечивала сквозь тонкую ткань. Сгорбившись, как маленькая девочка, Сильвия долго сидела на нашем пороге. Редко встретишь взрослого человека, который может так искренне, не стесняясь, по-детски рыдать, как рыдала она той ночью.

— Пианино пострадало, — прошептал отец.

— Это не несчастный случай, — сказала Сильвия, вытирая нос рукой.

Соседи постепенно разбрелись по домам, свет снова потух. Было пять утра — еще совсем темно.

— Дерево просто засохло, — возразил папа.

— Нет, — покачала головой Сильвия. Когда она повернула тончайшую лебединую шею, на спине у нее проступили позвонки. — Это кто-то сделал нарочно.

Сильвия оставалась последней сторонницей реального времени на нашей улице. Капланы съехали. Том с Карлоттой тоже — в их дом заселилась молодая семья, сразу начавшая перепланировку.

— Пойми, Джоэл, — сказала Сильвия, обращаясь к папе совсем не по-соседски. Мама тоже это заметила, взглянула на папу и плотнее закуталась в халат. — Пойми, они выживают меня отсюда.

Позже я тщетно пыталась уснуть хоть на часок, пока не зазвонил будильник. Родители ссорились у себя в спальне. Слов я разобрать не могла, но гнев, переполнявший их голоса, буквально просачивался под дверь.

В моей школе у девочек существовала традиция дарить друг другу на дни рождения воздушные шары. Все они покупались в одном и том же магазине товаров для праздников «Майлар». Весь день именинница носила подарок в руке или привязывала к рюкзаку, и он парил около хозяйки на математике, на английском языке, на естествознании, на физкультуре. Шарик висел над морем голов в коридорах, безошибочно указывая местоположение счастливицы. Замедление никак не сказалось на этом обычае.

В прошлом году такой шарик мне подарила Ханна, но теперь мне казалось, что это было в прошлой жизни или случилось ранней беззаботной весной вообще с кем-то другим.

Утром на автобусной остановке я старалась не встречаться глазами с Ханной. Она сидела, прислонившись к ограде и прижимая мобильник к уху. Она даже со мной не поздоровалась.

Я знала, что в этом году мой день рождения пройдет в школе незамеченным.

Я держалась в стороне от толпы и ждала, когда из темноты появится Сет. Я долго обдумывала, что надеть, и в итоге выбрала мохеровый кремовый свитер — тот самый, в котором когда-то фотографировалась — и джинсовую юбку до колен.

Мерцали звезды, горели фонари. Дети стекались к остановке с разных сторон. Некоторые, придерживая рюкзаки, вылезали с пассажирских сидений автомобилей. Сет не появлялся.

Шли минуты. Я замерзла.

Я потопталась на месте и, опустив глаза, с ужасом обнаружила, что на моих голых икрах поблескивают вставшие дыбом от холода волоски. Я почувствовала, что мне невыносимо стоять рядом с Микаэлой, которая, постукивая идеально выбритыми ногами в черных босоножках на каблуках, со смехом перешептывалась с каким-то восьмиклассником.

Наконец издалека послышались скрип пластиковых колес по асфальту и стук скейта, задевающего бортик тротуара. Мое сердце бешено застучало. Сет Морено приехал.

Он спрыгнул со скейта и взял его под мышку.

Я хотела сказать, что в нескольких километрах выше по течению на берег выбросилась еще одна стая китов. Но не знала, как начать. Я пока не умела общаться с мальчиками так, чтобы привлекать их к себе.

Автобус затормозил у обочины, и дети начали взбираться по ступенькам. Я медлила на мостовой, ожидая, пока Сет подаст мне какой-нибудь знак. Наши глаза встретились. Сет едва заметно кивнул мне.

Я так долго ждала этого момента, что успела продумать сотни вариантов развития событий. Однажды мистер Дженсен рассказывал, что параллельно нашему миру существуют и другие — недосягаемые, но реальные. Там все неосуществленные возможности сбываются: не случившееся здесь реализуется где-то в другом месте, и каждая альтернатива раскрывается в отдельной космос. Но в нашей Вселенной, по крайней мере в то утро, все шло по привычному сценарию.

Сет ненадолго задержался на остановке. Он не смотрел мне в глаза, не улыбался и не заговаривал со мной. Просто прошел мимо, словно мы были незнакомы. А потом поднялся в автобус, даже не оглянувшись.

Не могу сказать, сколько времени прошло после этого — полминуты или больше. Я очнулась от голоса водителя, который окликал меня со своего сиденья.

— Эй, ты едешь? — кричал он мне сквозь рев мотора.

Остальные школьники уже сидели в автобусе. Некоторые строили мне гримасы сквозь пыльные стекла. Я поняла, что они видят только девочку, которая в полном одиночестве стоит на грязной мостовой в кремовом мохеровом свитере и дурацкой джинсовой юбке. Мне стало трудно дышать.

Когда я забралась в автобус и уселась впереди, через пятнадцать рядов от Сета, мне вдруг пришло в голову, что я могла убежать в ущелье и никто бы этого даже не заметил.

Все перемены я провела в уборной, а во время обеденного перерыва сидела в библиотеке. Там, как всегда, торчала Диана. Золотой крестик у нее на шее блестел в свете флуоресцентных ламп. Тревор стучал по клавиатуре, увлеченный своей любимой игрой, где роль лидера всегда доставалась ему. Миссис Маршалл расставляла книги по полкам. Мы слышали, как скрипит, катясь по ковру, ее тележка, как шелестят глянцевые обложки возвращаемых на место книг. Каждый раз, когда открывалась дверь, я надеялась, что появится Сет с извинениями или объяснениями.

Меня посетила печальная мысль, что Сет просто не хочет общаться со мной при всех в школе.

Через окна доносились приглушенные крики ребят, бесившихся во дворе. Уж они-то никогда не оставались в одиночестве.

По коридору прошла Кристи Кастанеда. У нее тоже сегодня был день рождения. За ней, привязанные к тонкому запястью, летели целых два серебряных шарика. На каждом из них красовалась поздравительная надпись, выполненная затейливым почерком.

Я попыталась сосредоточиться на чтении. Тикали часы. Сет не появлялся.

В такие темные дни библиотечные окна напоминали стенки аквариума, все обитатели которого волей-неволей становились объектом для наблюдения. Здесь собирались самые немногочисленные рыбки: странные, одинокие, нелюбимые.

К вечеру эвкалипт Сильвии распилили на куски и, словно обглоданные кости, сложили на подъездной дорожке. Дыру в крыше закрыли листом белого пластика, который шелестел от каждого дуновения ветра. Солнце до сих пор не взошло.

Той ночью папа долго возился во дворе, осматривая наш последний эвкалипт. Одну его половину еще покрывали листья, а вторая уже умерла, и, похоже, смерть запускала свои щупальца все глубже. Пока мы не уехали на ужин, папа вызвал службу по уборке деревьев.

Мама пришла домой с подарком — парой золотистых балеток с рифлеными носами. Девчонки в школе носили похожие уже несколько месяцев. Я переобулась, и туфельки заскрипели по кафелю.