Тонкая нить (сборник) - Наталья Арбузова

У меня перед глазами зеленые горы. В Москве выхожу из дома уже в сумерках. На звонки по мобильному отвечаю только в людных местах. Так мне кажется безопасней.

Напрасно кажется. Ты на мушке, можно кокнуть в безлюдном месте. Дать команду на взрыв твоей ноши. Счастлив твой мусульманский бог – за тобой слежу я, а не они.

Они за мной пока еще не следят. Видел врага в лицо и узнаю затылком.

Много на себя берешь, абрек. Да, у тебя чутье зверя. Ты живешь поддержкой тесных ущелий, откуда вас не выкуришь. Но случилось непредвиденное. На твой след вышел человек не из ихней банды. Враг и им, и тебе. Всеобщий враг. Оттого и не срабатывает твоя интуиция. В подсознанье не заложена такая модель.

Живу поддержкой тесных ущелий. Скала глядит на скалу. Стоит недвижно горный баран, никто в него не стреляет. Он выбрал место, где можно стоять целый день. Упасть можно только в поток, и тот унесет добычу. Воркуют улары, в них тоже стрелять бесполезно. Стрелять здесь можно врагов, и то из надежной засады.

Абрек в Москве двадцать лет, говорит без акцента и видом почти незаметен. Но ненависть, ненависть! вот у кого поучиться. Его причина проста, моя гораздо сложнее. Двадцать восьмое окно. Оно интересное – там беспрестанно пишет несчастный затворник.

Я пишу без перерыва. Набираю почти отделанный текст даже когда говорю по телефону. Втискиваю ухом трубку в плечо, чтоб нажать Shift одновременно с чем-то еще. Если только можно – нажму вместо этого два раза Caps Lock. Перед сном кладу на табурет у изголовья лист бумаги и карандаш. В темноте пишу крест накрест пришедшее в голову – ведь поутру все сотрется. Посреди чистки картошки записываю фразу мокрыми грязными руками. Повсюду листочки – дерево графомана. Хорошо еще, моего тихого помешательства никто не наблюдает в полном объеме. Засвечены лишь те часы, когда я работаю на балконе в пальто, перчатках и валенках. У меня с некоторых пор своя фабрика грез. То, что предлагают с экрана, меня редко устраивает. Того, что в книгах, мне тоже не стало хватать.

Я, я тебя наблюдаю в полном объеме, аутсайдер несчастный. На тебе моя программа научилась дуриком считывать из чужого компьютера. У тебя вообще никакой защиты. За несколько секунд все воруется. Пишешь чушь, Георгий Еремеев, скажу я тебе. Плетешь вздор, никогда не выйдешь к читателю. Ни в жисть не пробьешься. Смотри на стену моего дома. Вот такая стена перед тобой. Напрасно положил годы жизни. Это все псу под хвост.

Это все псу под хвост. Моей жизни уж не вытащишь, сам загубил. Женя говорит – я пишу для того, чтоб соотечественники меня приняли хотя бы после смерти. Нет, просто жаден до влиянья на людские сердца.

Это какая такая Женя? Живо просмотреть записи двадцать восьмого и пятьдесят второго окон. Ага, незапрограммированное перемещенье. В эту самую минуту на глазах осуществляется. Сейчас мы их выведем из жизни друг друга. Не выводятся. Сбой. Выкидывается крест и предупрежденье: программа сделала недозволенную операцию и будет закрыта. Компьютер выказывает своеволье. А мне без разницы. Евгения с некоторых пор тормозит. Стала равнодушна к деньгам, застолбила себе в фирме свободный weekend. Работает с десяти до семи пять дней в неделю. Бродит по просыпающимся паркам, улыбается ожившим церквям. По вечерам сидит за пультом. Лазит в интернет, еще с чем-то копошится. Пробовал считать начинку ее компьютера. Интернет у обоих, и то не вышло. Выскакивает странная блокировка. Это от меня к ней, наоборот, что-то утекло. В редкий солнечный декабрьский день, когда я ее невольно предупредил о попытке терракта. Она стала для меня малоуязвима. Сам виноват. Не давай слабинки, не отступай от своей линии. Война всем без исключенья.

Артем Балабанов! ну мне, автору скажи – почему? why? Не то я тебе такие выкину кресты, что будут тебе кранты. Не ведет ни ухом ни рылом. Гнет свою линию.

Февраль. Брожу по просыпающимся паркам, улыбаюсь ожившим церквям. Четыре года я была этого лишена, пока с трудом налаживала самостоятельную жизнь. По вечерам блуждаю в интернете, посылаю приветы всему свету. Месяц назад обнаружила – выскочила непонятная программа. На мониторе увидала квартиру печального кавказца, которого встречаю вечерами. У него цивильная непримечательная внешность. Но всякий раз будто кольнет, лишь встречу его страдальческий взгляд. Так вот, во весь дисплей веселая картинка – возится со взрывным устройством. Щелкнула мышкой, чтоб не подглядывать. Что же мне делать с моей программой и его тайной?

Что же делать с моей тайной? Пока на мне лежит груз мести, я не имею права приближаться к женщинам. Эта подошла сама и сказала: «Мы с тобой одной крови – ты и я». Задержался у подъезда, выслушал. Ее прадед был офицер, служил на Кавказе. Влюбился, для него выкрали черкешенку. Правнучка пленницы обещала показать фотографию. Не нужно. Я не черкес, Кавказ велик и многоязычен. Мне нельзя переступать порог женщин и принимать их у себя. Буду исполнять клятву, пока Аллах не освободит. Через несколько дней она насильно показала фотографию во дворе при свете фонаря. У прабабки тоже были прекрасные глаза – в них зияло горе. Я стал выходить из дома в другое время.

Не вижу ето – стал выходить в другое время. Странная программа, невесть откуда индуцировавшаяся в компьютере, пошла настраиваться семимильными шагами. Сейчас уже знаю – таинственного абрека звать Руслан Золоев. Связан обетом мести за смерть отца и двоих братьев, действует в одиночку, но какие-то национальные связи сохраняет. Будет вести подсчет жертв и ждать знамения, чтоб прекратить убийства. Иногда у меня в мобильнике прослушивается его разговор или вдруг на дисплее высвечиваются обрывки мыслей. Он и обо мне подумал – на своем языке. Но программа перевела. Вышло очень поэтично: ее печаль из наших мест. И все. Остальное – о мести. Пару недель спустя у меня на мониторе появилась еще квартира. Сидит пожилой небритый человек. Одет во все шерстяное, странное и рваное. Похож на французского виллана рыцарских времен. Графоман по жизни. Не покладает пера. Пишет, пишет король прусский государыне французской мекленбургское письмо. Но уж когда он в пальто и валенках полез на балкон, я поняла, чья это квартирка. Его торшер горит вечерами под тихо падающим снегом на втором этаже, по правую руку. Бессовестная программа, отметивши мой к нему интерес, немедля скачала все из его компьютера. Георгий Алексеич Еремеев. Прозаик страшно даже сказать какого масштаба. Волосы на голове шевелятся. Послала ему сообщенье, что думаю об этом обо всем. Прочел и очень удивился.

На той неделе сижу, работаю. Вдруг на дисплее высветилась рецензия на мою писанину. Чудеса. Прочел и очень удивился. Компьютер дело мистическое. Скоро будет печатать с устной речи, потом с мысли. Нахожусь в состоянье непрестанного восторга. О содержанье отзыва задумался во вторую очередь. Он тоже восторженный. Ну что ж. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Подписано: Женя Щебетова. Да, это она мне сказала в своем посланье, что ищу посмертно стяжать людское признанье. Нет, нет и нет. Это все игра в одни ворота. Система без обратной связи. Только излучаю. Обогреваю за свой счет мировое пространство.

Весна 2004

Я ему много чего наговорила в том единственном посланье. Почти месяц спустя нанесла визит. Сначала рассчитала номер квартиры по расположенью балкона. Потом услужливая программа сама начертила фасад дома с балконами, отметила его огонек на втором этаже, подписала номер подъезда и квартиры. Открыл обросший неандерталец в рваной дубленке, а уж шел март месяц. Правда, холодный. Балконная дверь нараспашку. Листы бумаги шевелятся повсюду. И опять у меня волосы зашевелились от дуновенья гения. Закрыл двери, входную и балконную. Снял дубленку, постелил на диван, мехом наружу. Золотое руно. Предложил сесть. И тут началась какая-то магнитная буря. Окна-двери распахивались, лампы гасли, компьютер сам собой включался и выключался. У меня заломило руки-ноги, зазвенело в ушах. Мы переглядывались, качали головами. Заговорить смогли через четверть часа, когда улеглось. Не столько о литературе, сколько о черных дырах и белых пятнах нашего сознанья. Нет, скорее Божьего мирозданья. Одна такая дыра перед нами только что разверзлась. Расстались большими друзьями.

Расстались большими друзьями. Проводил ее до дверей. Окинул придирчивым взором свое неряшливое жилище и задумался. О том, что ветер в поле и на дворе весна.

Проклятье! бунт на корабле! Программа дурит, подопечные проявляют наказуемую инициативу. Тут меня еще услали в длительную командировку. Куда? военная тайна. Уезжал – начинали рыть котлован почти что между нашими домами. Земля здесь очень и очень ценится. Из осторожности поставил запрет на свой двор. Обвел его вручную на мониторе и записал на пароль «vamp». Вернулся в апреле. Элитная башня уж пошла расти. Сейчас это быстро делается. Будет развернута единственным подъездом к моему заговоренному, застолбленному пространству. На высоком цоколе – холст с телефоном: продажа квартир в строящемся доме. Вето нарушено. Чтоб пораньше привлечь инвесторов, расстарались вовсю. На заповедной территории появились и скамейки с гнутыми спинками, и чугунные решетки, и дизайнистые фонари. Сердце, мой пламенный мотор – оно дрогнуло. Послал на сайт Жени Щебетовой свою заявку и стал ждать приглашенья.