Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Дэвид Бэггет

В-третьих, есть аргумент Рона. Похоже, что домовые эльфы хотят быть в рабстве. Винки, к примеру, явно подкошена своей свободой, в конце концов, начинает пить и оказывается совершенно бесполезной вне рабской системы. Если домовые эльфы хотят быть в рабстве, то чего мы добьемся, освободив их? У них есть своя воля, и они могут пользоваться ею, чтобы жить иначе, если они это выбирают. Конечно же, они бы потребовали свободу, если бы хотели ее, но они ее не хотят. Мы знаем это, поскольку они никогда не требуют свободы. Поскольку у них есть собственная воля и они не хотят быть свободными, будет неправильным заставлять их быть свободными против воли. Только из того, что Добби, похоже, нравится его свобода, еще не следует, что другим эльфам тоже понравится, и будет просто неверно считать иначе, не важно, сколь благие у нас намерения. Мы обязаны уважать их независимость и не вмешиваться в их дела.

Теперь важно понять, что утверждает каждый из этих доводов. Первый утверждает, что, хоть мы и обязаны помочь домовым эльфам, эта обязанность слаба и перевешивается более насущными проблемами. Второй утверждает, что мы не обязаны помогать эльфам, и третий утверждает, что мы обязаны им не помогать. Любой из этих доводов в случае его успеха даст нам причину считать, что безразличие к участи домовых эльфов морально допустимо. Как мы, однако же, увидим, ни один из этих доводов не выдерживает критики. Мы начнем с последнего аргумента.

Рон утверждает, что домовые эльфы на сеймом деле хотят жить в рабстве. Но, учитывая, что они разумные существа, как такое может быть? Существует явление, которое может объяснить очевидное желание эльфов жить в рабстве, сообразуясь с их разумностью. Это явление наблюдалось в группах, которые подвергались предвзятости на протяжении долгого периода. Со временем представление этих групп о самих себе становится похожим на представление о них тех, кто держит их в неволе, и в результате недостаток самоуважения вносит больший вклад в сохранение их статуса, нежели любые цепи. Это явление замечалось среди афроамериканцев, по меньшей мере, со времен важнейшей работы У. И. Б. Дюбуа в 1903 году. Дюбуа говорит:

…подобие седьмого сына, рожденного за завесой и обладающего даром ясновидения в этом американском мире, — мире, который не дает ему истинного самосознания, а лишь позволяет видеть себя через откровение другого мира. Очень странное ощущение — это двойное сознание, это чувство, когда ты всегда смотришь на самого себя глазами других… Человек всегда продолжает чувствовать эту двойственность…[78]

Комментируя то, что он считает проявлением двойственности у афроамериканцев в их борьбе за избавление от наследия узаконенной предвзятости с ранних времен до середины двадцатого века, философ Корнел Вест вторит Дюбуа, когда наблюдает «слепое принятие унизительных для самих себя взглядов, подвергающих сомнению умственные способности, возможности и красоту черных, которые не только приводят к общественным бедствиям среди черных, но также парализуют их реформаторские усилия»[79]. Мысль Веста в том, что усилия черных американцев в улучшении своей участи затруднено необходимостью преодолеть стереотипы, не только насаждаемые расистами, но и усвоенные ими за многие десятилетия рабства и существования в качестве людей второго сорта.

Вест и Дюбуа помогают нам понять, почему, по наблюдениям Рона, кажется, что домовые эльфы не хотят быть свободными. Если судить только на основании внешней видимости, наблюдения Рона верны. Его ошибка — заключить из этого, что люди не обязаны освободить их, не говоря уж об обязанности их не освобождать. Напротив, их сопротивление своему освобождению является признаком не их глубинных желаний, а признаком их глубокой зависимости. Таким образом, первый довод оказывается несостоятельным.

Но может, второй довод устоит? Этот довод соглашается с тем, что рабство домовых эльфов — зло, но утверждает, что этого недостаточно, чтобы обязать нас что-либо по этому поводу предпринимать. В конце концов, происходит так много дурных вещей, что нельзя всерьез ожидать от нас, что мы будем со всеми ними бороться. Никакая здравая мораль не станет требовать так много. Я отвечу на этот довод в два приема[80].

Во-первых, нужно отметить, что, хотя этот довод может иметь смысл, когда речь идет о крупномасштабном зле, которое невозможно предотвратить, можно увидеть некоторое лицемерие, если речь идет о проблемах, за которые человек не только в ответе, но и которые поддаются исправлению. Домовые эльфы, если вы обратили внимание, не всегда были в рабстве. Скульптура в Министерстве магии свидетельствует о том, что, по крайней мере номинально, у домовых эльфов в прошлом был равный статус с людьми (ОФ). Так что миру волшебников не так-то легко умыть руки и отвернуться от этой проблемы. Во-вторых, нужно подчеркнуть, что требовать, чтобы что-то было сделано по поводу рабства домовых эльфов, это не то же самое, что требовать, чтобы каждый стал святым в моральном отношении. Требование того, чтобы домовым эльфам была дана свобода, не предполагает проявления совершенного альтруизма, оно просто подразумевает освобождение эльфов. И тут огромная разница. Несомненно, утверждение, что существует обязанность освободить эльфов, весьма убедительно. Внимательное отношение к требованию, сделанному от лица тех, кто страдает от предвзятости и рабства, разгромит этот довод.

Это подводит нас к последнему и, возможно, наиболее убедительному доводу из трех. Этот аргумент наиболее убедителен, поскольку он признаёт все важные черты притязаний эльфов на свободу от рабства. Он признаёт рабство как зло и что существует основополагающая обязанность покончить с рабством. Он утверждает, что конец рабству домовых эльфов не столь важен и не столь насущен, как те требования, что вытекают из необходимости бороться с Пожирателями смерти. На этой стадии нашего гипотетического спора мы встаем перед выбором: учитывая ограниченные общественные ресурсы, будем ли мы стремиться к социальной справедливости или займемся более насущными требованиями безопасности? Ответ на этот довод будет таким: в конечном счете социальная справедливость — основа безопасности. Последняя часть этой главы посвящена объяснению того, почему это так.

Равнодушие, безопасность и социальная справедливость

Третий довод в пользу того, чтобы оставаться равнодушными к участи домовых эльфов, — сильнейший из трех рассмотренных. По сути, этот довод ставит нас перед дилеммой. Следует ли тратить ценное время и ресурсы на борьбу с предвзятостью, тогда как в мире свирепствует гораздо большее зло, или лучше сфокусировать больше усилий на искоренении худшего зла, несущего бо́льшую угрозу? Переводя это в понятия нашего рабочего примера, сформулируем вышесказанное