Главный детский доктор. Г. Н. Сперанскому посвящается… - Алексей Овчинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время нашего второго, а может быть третьего, визита в Прибалтику бабушка согласилась взять с собой наши велосипеды. Для них сколотили ящики и сдали в багажное отделение на Рижском вокзале. Прибыли они в Ригу с большим опозданием, но сколько было радости, когда в санаторий, наконец, приехал автобус, и шофер Саша достал из него наши велосипеды – Маринин, Сережин и мой. Жизнь сразу же окрасилась в новые цвета, а горизонт наших прогулок неимоверно расширился. Правда, в те годы местная милиция требовала получения на велотранспорт номеров и специальных документов. Деду пришлось съездить в Майори, в отделение милиции взморья, где он заплатил налог и ему выдали номера, но почему-то только два. То ли третьего номера не оказалось в наличии, то ли в те годы на одного человека полагалось не более двух велосипедов – не помню, но мой велосипед оказался без номера. Выручил меня вскоре приехавший к нам отец: не долго думая он под осуждающими взглядами деда и бабушки вырезал соответствующего размера картонку, покрасил её белой краской и кисточкой, очень аккуратно, как он умел, красной и черной краской написал цифры и соответствующие надписи на латышском языке. Номер получился – не отличить от настоящего, и я безбедно катался с ним целый месяц.
Ещё мы играли в «пихалку» – вариант бильярда, только не с шарами, а с круглыми плоскими деревянными колесиками, скользящими на боку по полированному фанерному столу с бортами и лузами. Как ни странно, чемпионом в этом развлечении оказался… дед. Он объяснил нам, что в молодости, приезжая в Узкое к Трубецким, он поигрывал в большой бильярд, и навыки игры сохранились у него до старости.
Однажды к нам в гости заехал молодой тогда ещё, но уже известный пианист Святослав Рихтер, гастролировавший в Риге. Я уже описывал историю его знакомства с нашей семьёй. Стасик, как звала его бабушка, пробыл с нами около часа, посидел на крылечке веранды с бабушкой и дедом, сходил с нами на пляж. Мой отец на фоне заходящего солнца сделал его фотографию в профиль с хорошо видными длинными пальцами пианиста.
Бабушка с нами на пляж не ходила, и лишь изредка, в хорошую погоду, она выходила под руку с дедом в дюны, где сидела под соснами и курила, укрываясь от ветра за спиной у деда. Иногда по вечерам в тихую, безоблачную погоду она выходила на берег с кем-нибудь из отдыхающих дам полюбоваться закатом и в надежде увидеть так называемый зелёный луч. Что это такое, я не знаю, сам не видел, но, по-моему, у Леонида Соболева что-то о нём читал [41]. У меня сохранилась фотография её единственного дневного выхода на пляж под руку с двумя девушками, моими приятельницами, которые её очень любили. Зато она ежедневно проводила часы на скамейке в парке недалеко от веранды дома. Иногда с ней рядом присаживался и дед. И рядом с ними, и вокруг всегда было несколько человек, с которыми бабушка оживленно разговаривала, а дед слушал и иногда вставлял отдельные реплики. К сожалению, не знаю, о чем они беседовали. Мне было тогда это совершенно все равно: мне важен был велосипед, теннис, море, приятели, кино и т. д. Дорого бы я дал сейчас, чтобы оказаться с ними рядом на той скамейке.
Дом отдыха Академии медицинских наук на Рижском взморье в Лиелупе
Елизавета Петровна и Георгий Несторович Сперанские на своей веранде
Георгий Несторович по дороге на пляж. Рижское взморье, Лиелупе
Георгий Несторович уходит с пляжа. Там же
Георгий Несторович на пляже перед купанием
Рижское взморье. Сверху: Георгий Несторович идёт в море с градусником. Снизу: Георгий Несторович после купания
Рижское взморье. Ежеутренний ритуал измерения температуры воды в заливе
Рижское взморье. Сверху: Георгий Несторович ищет в дюнах корешки для фигурок. Снизу: на утренней прогулке по пляжу
Рижское взморье. Георгий Несторович во время прогулки по берегу моря
Рижское взморье. Елизавета Петровна и Георгий Несторович в сосновом лесу на берегу Рижского залива
Елизавета Петровна закуривает, укрываясь от ветра за спиной у Георгия Несторовича
Рижское взморье. Георгий Нестрович и девочки вывели Елизавету Петровну на берег залива
На пляже. Георгий Несторович, Сережа Филатов («Ложкин») и мой отец Адриан Овчинников
Рижское взморье. Елизавета Петровна и Георгий Несторович на любимой скамейке
Рижское взморье. Посещение Сперанских нашими соседями по «Чкаловскому» дому Ириной Евгеньевной и Машенькой Страментовыми
Рихтер в гостях у Сперанских. Дом отдыха АМН СССР Рижское взморье Лиелупе. В первом ряду: Елизавета Петровна и Наля Сперанские, Святослав Рихтер. Во втором ряду: Георгий Несторович Сперанский и мой отец Адриан Овчинников
Закат на берегу Рижского залива. Святослав Рихтер. Июль 1950 г.
Рижское взморье. Дом отдыха АМ СССР. Отдыхающие собираются ехать на экскурсию в Сигулду. Среди них Елизавета Петровна Сперанская (в костюме шляпе и тапочках)
Рижское взморье. Георгий Несторович Сперанский и Юлия Фоминична Домбровская собираются ехать на «виллисе» на консультацию маленького пациента. Я смотрю на них с завистью
Рижское взморье. На скамейке под кустами сирени. Сидят: Елизавета Петровна с супругой профессора Карасика. Стоят: Георгий Несторович и мой отец Адриан Овчинников
На реке Лиелупе. Сверху: моя мать Наталья Георгиевна Сперанская. Снизу: перед посадкой в яхту. Стоят Марина Сперанская и Ира Анохина
Моя мать Наталья Георгиевна и Вера Евгеньевна Васильева на теннисных кортах в Лиелупе (1950–1951 гг.)
Рижское взморье. Георгий Несторович после утреннего купания у входа на веранду
Георгий Несторович отдыхает после завтрака
Георгий Несторович очень любил отдыхать на Рижском взморье и всегда бывал там в весёлом настроении и хорошем расположении духа
Рижское взморье. Георгий Несторович, Серёжа Филатов и Адриан на нашей веранде рассказывают анекдоты
Глава 19
Последние годы жизни Сперанского
Георгий Несторович тяжело пережил смерть Елизаветы Петровны. Он стал молчаливым, похудел и осунулся. Он продолжал работать, но теперь ему не с кем стало поделиться своими служебными новостями и переживаниями. Среди его друзей осталось лишь несколько человек, с которыми он охотно разговаривал и подолгу засиживался за вечерним чаем. Среди них я могу в первую очередь назвать нашего соседа по даче академика Н. В. Коновалова и ближайшую помощницу деда по кафедре педиатрии ЦИУ профессора С. Г. Звягинцеву.
Николай Васильевич Коновалов был умнейшим, но довольно суровым человеком. Дед относился к нему очень тепло и, как мне кажется, немного по-отцовски. Может быть, Николай Васильевич напоминал ему погибшего старшего сына, так как он был приблизительно того же возраста. Субботними вечерами, приехав на дачу, дед отправлялся к Коноваловым пить чай и нередко засиживался у них допоздна. И Николай Васильевич очень уважал деда, охотно делился с ним своими проблемами и в разговоре с дедом оттаивал, начинал шутить и улыбаться. Дед сильно переживал болезнь Николая Васильевича и его раннюю кончину.
С Софьей Георгиевной Звягинцевой и её мужем, детским хирургом Алексеем Евгеньевичем, у деда были особые отношения. Летом Звягинцевы часто жили у нас на даче в маленьком домике, построенном дедом для моей матери. Дед их очень любил и всегда находился в хорошем настроении в их присутствии. Когда они приезжали на воскресенье, дед водил их в экскурсию по саду, показывая плоды своего труда: свои любимые яблони, редкие деревья и кустарники, скульптуры, которые он делал в саду из коряг, корней и древесных наростов. После смерти бабушки он нередко заезжал к ним, возвращаясь с работы, и оставался пить чай с вареньем, обсуждая проблемы клиники и института. Думаю, что общение со Звягинцевыми и тепло их любви и дружбы помогли деду менее болезненно пережить смерть жены, с которой он прожил почти 60 лет и которая умерла на 11 лет раньше него.