Пещера мечты. Пещера судьбы - Владимир Мальцев

Основная мода заключалась в применении относительно дешевых и емких геофизических батарей 145У и 165Л. К тому же не нуждающихся в корпусе с контактами — они выпускаются исходно залитыми в толстый слой эластичной смолы и снабжены не прижимными контактами, а достаточно длинными проводами. Смотал три штуки изолентой, прикрутил провода, положил в карман и пошел. В Снежной — так. В Оптимистической — так. В сотне других больших пещер — тоже. В Кап-Кутане же изломанные узкие лазы их немедленно разбивают. Причем нет такого места на человеческом теле, чтобы прикрепленный к нему блок не бился бы об камни.

Именно тогда появилось определение «электробычок». Означающее фонарь, вроде бы и электрический, вроде бы и работающий, но дающий примерно столько же света, сколько сигаретный окурок (бычок). Последние дни любой экспедиции проходили исключительно при свете электробычков. Многие пытались брать до двух десятков полудохлых батарей, соединять их вместе и запитывать налобник не от компактного блока в кармане, а от несомой в руке авоськи с батарейками, но это не помогало. Бычок — он всегда бычок.

Все это характерно не только для геофизических батарей. Никакие сухие батареи долго не выживают при постоянном долбеже, и потребовались годы, чтобы прийти к пониманию того, какими батарейками лучше пользоваться и к какому органу их привязывать. Причем — главное понимание заключалось в том, что все это строго индивидуально. У кого-то наиболее болезненная часть тела — затылок, и для него оптимальны маленькие батарейки, висящие на эластичной ленте на затылке. Кто-то, пролезая через любой шкурник, оберегает правую подмышку — там и нужно устроить карман для блока. И так далее.

Проблемы со светом не ограничиваются стойкостью батарей. Контакты в фонарях от влажности и кислот в воздухе пещер быстро окисляются и начинают шалить, а с рефлекторов облезает амальгама. Многие фонари после первой недели пребывания под землей приходят в такое состояние, когда никакими заменами батарей и чистками контактов их нельзя заставить работать нормально. И зависит это даже скорее не от системы фонаря, а опять-таки от индивидуальных особенностей спелеолога. У некоторых ни один фонарь не работает из принципа. Так, Степа Оревков всегда издали определим по потрясающей тусклости электробычку. Хотя тратит чуть ли не больше всех времени на переборку и чистку света. А Вятчин даже ввел свои взаимоотношения с фонарями в систему — обвешивается пятью бычками с разных сторон и гордится тем, что хоть один из них всегда светит именно в ту сторону, в которую нужно, а если есть потребность посмотреть вдаль, так на то есть напарник с мощным светом. Стучание фонарем по ближайшей стене или по собственной голове в надежде сбить с контактов окислы и грязь — один из наиболее развитых инстинктов спелеолога. Равно как и переборка фонаря на каждом перекуре, когда зажигается свеча, имеющаяся в кармане у каждого. Некоторые связывают проблему с тем, что в нашей стране фонари бытовые, а вот западные невероятно дорогие фонари, выпускаемые специально для спелеологии, работают надежнее. Черта с два. Законы физики одинаковы, материалы тоже, а мелкие детали конструкции роли не играют. В любой пещере любой страны громкий стук фонарей об стены — непременный атрибут подземных экспедиций. Равно как и традиционные издевательства над «high technology», пускаемые в ход, когда оказывается, что прижимная пружина для батарейки поржавела и ослабла, и в роскошно изданный фонарь приходится вбивать подобранный с полу камень.

Примерно то же самое можно сказать и о карбидных лампах, вошедших в моду за последние годы. Пока можно идти пешком или лезть по веревке, они обычно работают, но когда приходится ложиться на пузо и ползти вниз головой — все становится еще хуже, чем в электрическом случае.

Большинство журналистов, повествующих о пещерах, в действительности никогда в них не были, а пишут с рассказов спелеологов, для которых борьба со светом настолько в крови, что является чем-то само собой разумеющимся и не заслуживающим никакого внимания. Наверное, именно поэтому у нас в свое время установилось длительное сотрудничество с Алексеем Сергеевым — единственным журналистом, начавшим разговор о пещерах с того, что перво-наперво нужно самому слазить посмотреть. И написавшим с первой же попытки единственную за последнее десятилетие статью, от которой спелеологов не тошнило. Начинающуюся живописанием того, как он по мокрой глине вниз головой проскользнул во вход, и на этом фонарь немедленно потух.

Вообще журналисты под землей заслуживают особого рассмотрения. Сами спелеологи, из-за природной лени и привычки жить в свое удовольствие, чрезвычайно редко пишут что-нибудь кроме научных статей. А без доступных широкой публике печатных изданий просто невозможно создать в обществе атмосферу понимания ценности и уязвимости мира пещер, без которой пещеры не сохранить. Для человека с улицы, пещера — нечто, находящееся вне его мира и никаких эмоций не вызывающее. Если он не читал про пещеры и не видел фотографий, ему глубоко плевать на их судьбу. А она зависит от каждого. Будет ли пацан, залезший в попавшуюся ему в лесу дыру, крушить сталактиты на сувениры или просто полюбуется, во-первых зависит от того, был ли хоть один разговор о пещерах в его доме, и во-вторых — в его школе. И именно поэтому спелеологам, если они действительно влюблены в подземный мир, без помощи журналистов не обойтись.

И главная проблема здесь возникает как раз в том, что для журналистов, людей в массе достаточно образованных и начитанных, пещеры априорно являются чрезвычайно привлекательным и благодарным объектом, к которому под маркой пресловутой таинственности подземного мира можно прицепить любое количество измышлений. А читатель проглотит и не поморщится. И весьма нелегко найти такого журналиста, который не будет гнаться за дешевыми сенсациями. Такого, который с немалыми трудами действительно войдет в тему. А таких на удивление мало. Зато если удастся найти — он сразу станет полноправным участником любой, в том числе самой сложной экспедиции, и по возвращении напишет действительно любопытный и серьезный материал.

К тому же популяризация пещер — палка, как и водится, о двух концах. С тем же Кугитангом высокий уровень популярности помог избавиться от самоцветчиков, но создал и не менее опасное явление. Бестолковость экспедиций начала восьмидесятых привела к тому, что многие группы, не удовлетворенные результатами, свернули любую поисковую и раскопочную активность в регионе. Зато стали пользоваться популярностью Кугитанга как приманкой для новичков. Начитавшиеся газетных материалов про сумасшедше красивые пещеры, туристы косяками бежали в те спелеосекции, которые поднимали Кугитанг в качестве флага, реально действуя при этом в совсем других районах. А те пытались привить этим толпам любовь к пещерам, вывозя их чуть ли не сотнями слоняться с фотоаппаратами по Кугитангу. Своеобразный вариант коммерческого туризма, в котором в качестве платы выступают укоренившиеся в спелеологии новички, а также дотации со стороны профсоюзов. А массовый коммерческий туризм в не оборудованных специально пещерах несет им такую же верную гибель, как и неприкрытая разделка на сувениры.