Дай мне любить тебя - Виолетта Роман

В ответ он останавливается. Резко дернув на себя, буквально вбивает меня в свою грудь.

— Заткнись. Я устал от твоих игр! — рычит у самого лица.

— Если будешь орать, сделаю больно. Поверь мне, я в таком состоянии…

В его глазах не остается и капли разумного. Там полная тьма, поглощающая, пугающая меня. Его губы сжаты в тонкую линию, а скулы напряжены. И я понимаю, что сейчас он способен на любое сумасшествие. Я молчу. Позволяю ему утянуть себя дальше, потому что больше всего боюсь скандала.

Замечаю Андрея. Он встречается со мной взглядом, вижу, как по его лицу пробегает тень ужаса. Друг срывается в нашу сторону, но Илья в этот момент открывает дверцу кросовера, и, буквально запихнув меня внутрь на заднее, усаживается следом и блокирует двери.

Верх поворачивается, а меня изнутри дрожью прошибает. Руки трясутся, я обнимаю себя, лишь бы не показывать ему своей боли.

— Ну и? Долго этот цирк будет продолжаться?! — рычит, а сам на губы мои смотрит. И взгляд такой, пугающий, прожигающий кожу.

— Илья, не делай этого. Пожалуйста.

В этот момент к машине подбегает Андрей. Он пытается открыть дверцу, но она не поддается. Тогда он начинает бить ладонью по стеклу, сыпля угрозами в адрес Ильи.

— Из-за ублюдка этого? Да? Ты из-за него ведешь себя как сука?

Илья хватает меня за шею, заставляя посмотреть на него. Его пальцы сначала жесткие, но уже спустя секунду, он ослабляет хватку. Верх ведет пальцами вниз. Спускается к ключицам, касается подушечками каждой выемки, каждого миллиметра тела. А у меня голова кругом. Закрываю глаза, чувствуя, как низ живота опаляет диким желанием.

Я горю. Изнутри. И его близость убивает меня. Он убивает меня. Снова.

— Пожалуйста, не надо… Не вороши это…

— Почему?! — его голос у самого уха. Дрожит, так же как и я.

— Почему ты это сделала с нами, Вика-а-а-а, — его пальцы спускаются к моей груди. Он так нагло, так жадно обхватывает ладонью одно из полушарий, буквально вынуждая меня податься к нему ближе.

Я хочу его. Всегда хотела! Ни секунды не переставала любить! Даже когда поняла, что нет надежды, я все равно хранила в сердце это чувство. А сейчас поздно. Ничего не вернуть. И Верховский только портит все. Только продлевает никому не нужные мучения.

Я должна оттолкнуть его. Я должна убежать и первым же рейсом улететь в Москву. Но я сижу, в плену его рук, утыкаюсь носом в основание его шеи, и хватаюсь за лацканы его пиджака так, будто оторвать их хочу.

— Нет. Не надо, пожалуйста, — мой голос предательски тих, в нем слышны слезы. Он видит мою боль… он чувствует ее. И теперь он понимает, что это взаимно. Господи, какая я дура!

Илья резко отстраняет меня. Схватив за подбородок, всматривается с ненавистью, с какой-то одержимостью в мое лицо. В каждую черточку, в каждую линию. Больше нет масок. Две истерзанные души. Я то знаю правду, а он? Чем он живет все эти дни?

— Зачем, скажи? Я ведь видел все… Но даже после того видео, я искал тебя, Вика. Ты сбежала, ты не оставила мне даже шанса хотя бы понять…

Сглатываю желчь. Все-таки показала ему… Что ж так будет легче.

Посмотрела в его глаза. Внимательно, стараясь запомнить их, впитать в себя. Знала уже, что больше никогда не увижу. Что завтра же трусливо сбегу. Нам нельзя быть рядом. Когда рядом только хуже. И не только нам, всем близким. Я покосилась на Андрея. Он все еще стучал по стеклу и кричал что-то о полиции. Я вспомнила о Маше. Об улыбчивой, сияющей от счастья жене Ильи. Разве я могу сделать им больно? Да и ради чего? У нас нет будущего. Ничего больше нет.

Поднимаю к нему глаза. Я чувствую, как буквально по сантиметру мое тело сковывает болючим холодом.

— Ну ты же все видел, Илья, — улыбаюсь лениво. — Все своими глазами видел. Ну чего ты как маленький? Почему да как? Неужели тебе станет легче, после того как ты услышишь от меня все то, что и так знаешь?

Я видела как по капле из его глаз дурман растворялся. А вместо него появлялась жгучая, черная ненависть.

— Мне пох*й, слышишь? — обхватил мои скулу, в глаза мне, с презрением.

— Мне пох*й какая ты, и со сколькими еб*лась. Скажи, Вика… тебе только сказать надо… — упирается лбом в мой. — Скажи, что со мной хочешь быть… я ж бл*ть весь мир к твоим ногам брошу, слышишь?! Я все брошу!

Схватилась за его ладонь, скулой в нее вдавилась, впитывая последние капли нашей близости. Запоминаю его, высекаю в памяти, чтобы потом, одинокими вечерами и ночами не сойти с ума.

— У тебя жена. Тебе нужно возвращаться к ней.

Злится.

— Я же сказал тебе, все, Вика… все брошу.

— Только мне это не нужно, Верховский, — смеюсь, а он кривится, и в следующую минуту его губы буквально впиваются в мои. Его язык проникает мне в рот, и это долбаный взрыв, это чертово землетрясение, от которого и ад раскрыл свои ворота. Мне больно — настолько я люблю его, настолько много сейчас внутри меня. Я стою на руинах, на чертовом пепелище, а он мне солнце показал… И ведь понимаю, что оно уйдет через секунду, скроется за многолетними тучами. Вместе с ним. А я так и останусь в непроглядной серой дымке.

Забраться бы на него, с ногами забраться. Сорвать с него шмотки, и ощутить, каждый сантиметр его кожи впитать. Почувствовать его внутри себя, наслаждаться и принимать как лучшие в мире коплименты его обвинения. Его «бл*дь» звучит в моих ушах так сексуально…. но я даже этого слова не достойна. Уродливая, исковерканная, испорченная. Я не имею на него право…

Я знаю, что буду ненавидеть себя за это… но так будет правильно. Так будет честно. Упираюсь ладонями в его грудь, и отталкиваю его резко. И когда наши губы разъединяются, я понимаю, какой ужас только что едва не сотворила!

— Не трогай меня! Никогда! — резкий взмах руки, но пощечины нет. Он ловит мое запястье.

— Не подходи, и не лезь ко мне! Это я ушла от тебя! Это я была беременна от другого! Я потеряла ребенка, — цежу сквозь стиснутые зубы, всю боль внутри, трансформируя в злость.

— Это моя уплата за все, что я сделала плохого. И мне с этим жить. Ты мне тогда