Горошина для принцессы - Олег Шушаков

А сталинские соколы продолжали штурмовать небо…

В самом конце июня Владимир Коккинаки и Александр Бряндинский совершили беспосадочный перелет по маршруту Москва - Хабаровск - Спасск-Дальний, за сутки одолев на самолете ЦКБ-30 «Москва», модифицированном дальнем бомбардировщике ДБ-3, более семи с половиной тысяч километров.

От Байкала до Хабаровска они летели в непосредственной близости от границы, на которой как обычно было неспокойно. Самураи вовсю бряцали оружием. И этот, казалось бы, вполне мирный перелет, преследовал совершенно определенные цели.

Серийный ДБ-З нес до тонны бомб на внутренней подвеске. И не мешало напомнить кое-кому о том, что рекордные перелеты советских летчиков могли иметь и имели сугубо практическое значение…

Не отставали от мужчин и женщины.

Буквально через несколько дней после перелета Коккинаки и Бряндинского женский экипаж в составе Полины Осипенко, Веры Ломако и Марины Расковой установил сразу три мировых авиационных рекорда, совершив на модифицированном морском ближнем разведчике МП-1бис беспосадочный перелет по маршруту Севастополь - Киев - Новгород - Архангельск. Десять с половиной часов отважные девушки шли над сушей на летающей лодке…

Страна дышала полной грудью, а Владимир жил в каком-то ином измерении.

Он читал газеты. Он, как и все вокруг, радовался успехам социалистического строительства, новым рекордам и достижениям. Он подписывал бумаги, отдавал приказы и руководил полетами. И сам много летал, оттачивая свой, и без того филигранный, пилотаж…

Но вся эта жизнь казалась ему какой-то ненастоящей.

Она была, как декорация… Пейзаж нарисован на заднике сцены, фасад сделан из холста и фанеры, рассветы и закаты льются из-под цветной заслонки прожектора… А люди - всего лишь персонажи. И произносят слова, придуманные за них известным драматургом.

Он выходил из дому и окунался в эту жизнь. Чувствуя себя, как зритель, внезапно очутившийся на сцене прямо посреди спектакля. Шекспировские страсти ошеломляли, но где-то в глубине души сидела непонятная уверенность, что все это просто пьеса. Что вечером, переодевшись и смыв грим, герой со злодеем раскупорят бутылочку красного винца и разопьют ее прямо в гримуборной, выбросив из головы заученные фразы.

Лишь рядом со Снежкой Владимир ощущал жизнь во всей полноте. Только ее глаза, только ее губы, только ее руки наполняли этот мир смыслом…

К этому времени у них уже выработался свой особый язык отношений. И он без всяких слов и пояснений точно знал, в каком настроении любимая…

Если на ней было ее старенькое ситцевое платьице, это означало, что она или недовольна поведением Владимира, или просто чем-то расстроена, и надо быть очень осторожным, чтобы не навлечь на себя грозу, сверкающие молнии льдисто-серых глаз, неожиданные упреки, а иногда и поток, совершенно необъяснимых с точки зрения мужской логики, слез…

Если Снежка была довольна жизнью, то одевала одно из платьев, которые он ей подарил. Она порхала по квартире, напевая что-нибудь веселое, и освещала ее своей улыбкой. А Владимир просто сидел и смотрел на нее, и его душа наполнялась нежностью и теплом…

Если она надевала его любимое бело-синее платье в полоску с широким поясом, это означало, что Владимиру удалось ей чем-то угодить, хотя он часто и сам не знал, чем именно. Тем не менее, пользуясь выпавшей удачей, он мог добиться от нее всего, чего бы ему ни захотелось. Непокорная и поперечливая Снежка, словно по волшебству превращалась в образцово-показательную и послушную командирскую жену. Такое случалось не часто, и Владимир высоко ценил эти мгновения…

Если же в коридоре его встречала прекрасная нимфа, на которой была лишь полупрозрачная шелковая рубашка (наиболее употребительная фраза их необычного языка), он без предисловий подхватывал ее на руки и уносил в дальнюю комнату.

Если у него хватало терпения, конечно…

Если его не хватало, то он успевал добежать только до тахты. Ясное дело, на то, чтобы снять одежду времени уже не оставалось совсем, и они яростно любили друг друга в том, в чем были…

Но, если Владимир все-таки находил в себе силы донести ее до кровати, то все было иначе…

Им нравилось ласкаться на этой старой армейской койке. Которая так звонко подпевала им, поскрипывая своими пружинами во время их нежных любовных игр!

Владимир приносил Снежку в комнату и укладывал на кровать. Она сквозь густые длинные ресницы наблюдала, как он неторопливо снимает с форму и нижнее белье. А он любовался ее красотой, лаская взглядом чудесные изгибы и округлости ее тела, прикрытые нежным белым шелком. А потом опускался перед ней на колени, и начиналось священнодействие.

Верхнюю пуговку Снежка никогда не застегивала, поэтому сначала он расстегивал нижнюю. И распахивал полы ее рубашки. И Снежка, замирая от сладкого томительного ожидания, закрывала глаза… А его ладони, медленно скользя по гладкой ткани, двигались вверх и расстегивали, наконец, вторую пуговку.

После такого трудового подвига, им, конечно, требовался отдых. И они находили успокоение, лаская еще укрытые прохладным шелком груди…

Немного отдохнув и собравшись с мужеством, его руки расстегивали следующую пуговку и распахивали отвороты рубашки.

А мужество требовалось немалое! Потому что перед его глазами появлялось ослепительно прекрасное зрелище… Удержаться от того, чтобы поцеловать это сокровище, было совершенно невозможно!

Снежка трепетала от острых и сладких ощущений. Ее руки недвижно лежали вдоль тела, хотя она едва справлялась с желанием схватить и прижать его голову к своей груди…

После того, как была расстегнута последняя пуговка, Владимир, уже совершенно изнемогая, ложился рядом…

Они наслаждались близостью то медленно, то страстно… Он, то безжалостно мял губами ее рот, то покрывал нежными поцелуями лоб и щеки, брови и глаза…

Снежка сладко стонала, отзываясь на каждое его движение. А он из последних сил сдерживался в ожидании прекрасного мгновения, когда она взлетит до самого неба и закричит, содрогаясь и теряя сознание. И только тогда позволял себе взорваться и, уткнувшись лицом в подушку, накричаться досыта…

И ничто не могло омрачить их счастья!

Точнее, почти ничто…

Владимир не сразу решился сказать Снежке о предстоящем переезде. А вдруг она воспротивится? И не захочет уезжать так далеко от отца, надеясь, что его вот-вот освободят. Владимир не мог, не имел права лишать ее этой призрачной надежды!

С другой стороны, когда придет приказ, так или иначе придется ей все рассказать!

Но должна же она его понять, в конце концов! Ведь, оставаться здесь слишком опасно! И не только для нее! Теперь это опасно и для него тоже!..

Нет, он не жалел о том, что женился! И боялся не за себя! Но, может быть, именно, этот аргумент перевесит в ее глазах все остальные?

- Скоро нам придется отсюда уехать, - сказал Владимир.

- Почему? - удивилась она.

- Вот-вот поступит приказ о моем новом назначении…

- Откуда ты знаешь?

- Я подал рапорт о переводе на Дальний Восток. В Отдельную Краснознаменную Дальневосточную армию. Из-за этого мне и пришлось задержаться в Москве… - Владимир повернулся к Снежке и, обняв, подтянул к себе. - Мы сядем в поезд, запремся в купе, и будем ехать долго-долго… Целых две недели!

- Ты подал рапорт? Но, почему? - недоуменно приподняла она шелковистые брови.

- Что-то очень неправильное было во всей этой истории с арестом твоего отца! - тихо сказал он. - Что-то нехорошее…

- Конечно, неправильное! Конечно, нехорошее! - горячо согласилась Снежка.

- Нет, ты меня не поняла! - Владимир погладил ее по щеке и тихонько поцеловал. - Само собой, в аресте ничего хорошего быть не может! Но я чувствую, что за этим кроется что-то еще!.. Почему об этом так быстро сообщили в твой институт? Обычно проходит какое-то время, прежде чем… Ну, в общем, если членов семьи арестованного не забрали одновременно с ним, обычно проходит сколько-то времени, пока о происшедшем становится известно посторонним. А тут, кто-то едва утра дождался!.. Неспроста все это!.. И я не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что кто-то спит и видит, как бы до тебя добраться!

Снежка нахмурилась, и маленькая морщинка пересекла ее лоб. Владимир тут же разгладил ее губами.

- Не беспокойся! Никто тебя здесь не отыщет! Никто даже и представить себе не сможет, что ты вышла замуж и сменила фамилию! - шепнул он ей на ухо.

- Да, уж! - тихо сказала Снежка с неподдельной горечью. - Это точно никому не придет в голову… Что кто-то осмелится взять меня в жены после всего, что случилось!

Владимир принялся целовать ее в шею, чтобы отвлечь от невеселых мыслей. А потом стал водить губами по линии скулы, играя с ней языком.

- Володя, перестань! Щекотно же! - засмеялась Снежка.