Острова, не тронутые временем - Лоуренс Грин

На самом верху лестницы Иакова — старая служба связи. Теперь там живет гостеприимный полковник в отставке. Он превратил бывшую станцию в уютный домик, из окон которого открывается перед вами замечательный вид.

Я никогда не забуду одного из прекрасных вечеров. Полковник стоял у окна с бокалом рубинового джина в руке. Утесы на острове вписывались в длинную оконную раму. В тот вечер отсюда отплывала в Антарктику флотилия китобоев. Казалось, что за горизонт уходит целая армада. Гости полковника пристально вглядывались в отходившие суда. Опускалось солнце. И вдруг оно подарило нам всем редкое зрелище: «выстрелило» зеленым лучом... Этот эффект «зеленого свечения» я наблюдал впервые.

Интересна еще одна деталь: свою кровать полковник соорудил на уровне перил, ограничивающих площадку от скал со стороны моря. Человек, который спит неспокойно, несомненно, упал бы через перила и скатился вниз до самых западных скал. Но полковника высота нисколько не смущала. «Правда, говорил он, — я иногда роняю чашку с чаем, но за свою жизнь спокоен».

На Лестничном Холме имеются и другие достопримечательности. К вершине ведет, например, дорога, которой теперь уже никто не пользуется. На ней имеются зарубки, выбитые губернатором Пайком в 1717 году. Теперь дорога ограждена каменной стеной, и это вполне оправданно; здесь есть место, названное по фамилии сержанта Эмери — Скачком Эмери, которого испуганная лошадь сбросила на скалы. Далее — Французский Прыжок, напоминающий об автомобильной катастрофе. Французский вице-консул потерял тут управление своей машиной, пробил стену и приземлился без единой царапины в долине двумястами футами ниже. Все-таки машины со стальной крышей — замечательная вещь!

В Джемстаун возвращаются по шоссе, двигаясь медленно и осторожно. У Мэйн-стрит начинается общественный парк — здесь некогда в заключении содержались буры. Огромные деревья — пипулы, или индийские баньяны[89], более двухсот лет назад были посажены вдоль дороги в долине губернатором Данбаром. Над парком по склонам холмов вьется крутая зигзагообразная дорога, которую называют Тропинкой Сестер. В начале прошлого века губернатор Петтен проложил ее для двух своих дочерей. Именно эта картина предстала перед глазами Наполеона, когда он сошел на берег острова Святой Елены[90]. Было уже темно, и ему пришлось провести первую ночь в пансионе, принадлежащем ботанику мистеру Порто, находящемуся на государственной службе. Как ни печально, но этот странный очаровательный домик в 1937 году был продан за двести фунтов. Затем его снесли и построили здесь гараж. Почти невероятно, но это так: комнату, которую выбрали для Наполеона, с окнами, выходящими в парк, за десять лет до этого занимал сэр Артур Уэлсли, впоследствии герцог Веллингтон[91].

Далеко не каждый памятник Святой Елены достоин восхищения, но в этой части Джемстауна есть несколько монументов, заслуживающих самого пристального внимания. Один из них стоит в парке, построен он на деньги моряков с корабля «Вотервич» в память о друзьях, погибших в сражениях с работорговцами.

Часто обретают громкую славу медики не только за свое искусство врачевания, но и за большую гуманность. Человеком с такой славой оказался доктор В. Дж. Дж. Арнольд, памятник которому воздвигнут посреди площади. Надпись на нем гласит:

«Лучшему другу Святой Елены»

Арнольд, ирландец по происхождению, приехал на остров в качестве военного врача, а когда ушел со службы, то стал заниматься частной практикой. Потом его назначили колониальным врачом. А в 1925 году, незадолго до смерти, он стал губернатором острова. Доктор Арнольд посвятил Святой Елене не только свое искусство, но и каждый пенни своего заработка. Бедные боготворили его. Он сам приезжал к ним и не только не брал с них деньги, но и оплачивал из своего кармана лекарства, если у больного не на что было их купить.

Наиболее знаменитая семья на Святой Елене — династия Соломонов. В церкви Св. Джемса, что стоит в начале Мэйн-стрит, я нашел мемориальную табличку Солу Соломону (1817 — 1892). Первого человека из этой семьи, который случайно оказался на острове, тоже звали Сол. Он остался на Святой Елене в 1790 году, потому что заболел на корабле, который держал курс в Индию. Вскоре Сол Соломон выздоровел и стал известен как «король торговцев Святой Елены». Он уговорил своих братьев Бенджамена и Джозефа оставить Лондон и переселиться к нему. В то же время здесь появляется и Чарльз Соломон — вероятно его третий брат. (Церковные хроники регистрируют браки и крещение членов семьи начиная с 1789 года.) Интересно отметить, что Соломоны еще в начале XIX века издавали на острове газету.

Сол Соломон Первый был поклонником Наполеона. И конечно же, Соломоны снабжали Лонгвуд провизией. Когда я был на острове, в Лонгвуде откопали монеты достоинством в полпенни, на которых выбиты имена Соломона и его партнеров — Диксона и Тейлора. К моменту, когда тело Наполеона увозили с острова, Сол Соломон был на Святой Елене французским консулом. Именно он организовал все необходимое для эксгумации и получил за это медаль. Его родственница, мисс Гидеон, изготовила необходимые для процедуры французские флаги, за что принц де Жонвиль подарил ей золотой браслет с рубинами, жемчугами и изумрудом[92].

Последним в династии был достопочтенный Г. У. Соломон, кавалер ордена Британской империи. Детей у него не было, и большинство своих предприятий на острове он продал одной лондонской фирме. Так спустя полтора века династии Соломонов пришел конец.

На острове осталось совсем немного евреев, так как та маленькая колония, которая первой образовалась вокруг Сола Соломона, фактически вымерла. Исчезли, например, Гидеоны.

Первым Гидеоном на острове был Льюис Гидеон Соломон, брат Сола, который стал опускать имя Соломон, чтобы его не путали с остальными членами семьи. Льюис Гидеон был партнером фирмы «Соломон, Гидеон и Мосс», а также часовщиком и ювелиром; Наполеон доверил ему уход за часами в Лонгвуде. Гидеон дружил с врачом Наполеона О'Меаром и снабжал его свежими газетами. Теперь в результате крещений и смешанных браков никого из этих евреев уже нет — ни в религиозном, ни в расовом смысле. Изучение истории островов учит многому, в частности тому, что небольшие национальные общины на отдаленных участках суши быстро растворяются среди местного населения.

Мэйн-стрит изобилует воспоминаниями об известных личностях. Рядом с домом Порто стоял любопытный двухэтажный старый домик, в котором находилось американское консульство. На каждом этаже — по одной комнате. Дома больше нет, но не забыто имя последнего консула, капитана Коффина. Кроме этих двух домов, на Мэйн-стрит, кажется, все осталось по-старому. Почти каждый дом, даже самый большой — жилой, и в каждом имеется большой подвал с запорами, где прежде жили рабы. Лестницы и веранды перед некоторыми домами напоминают об архитектурных вкусах, господствовавших в старом Кейптауне.