Освободитель - Александр Прозоров

Где-то через месяц при королевском дворе наконец-то разберутся в обстановке и успеют исполчить для войны преданных дворян. Армия получится небольшой — ведь сторонниками короля являются арманьяки. А графство Арманьяк находится здесь, на юге, и обложено, как медведь в берлоге. Ни людей, ни припасов, ни средств из главных своих владений сторонникам власти не получить.

Самое раннее в июле французы попытаются снять осаду с крупных городов, следуя обычной тактике: выступят в поход. Татары, пасущие коней на королевских полях и лугах, веселящиеся в разоренных усадьбах, войска, разумеется, пропустят — и сомкнутся за их спиной. Зачем им воевать с армией, если можно безопасно грабить обозы?

Побродив с месяц от города до города и изрядно изголодавшись, арманьяки поймут, что в этой странной войне невозможно кормиться с земли, на которой воюешь, и сражаться нужно не за города, а за безопасность своих обозов — линий снабжения. Это будет уже август. Восстановив силы и откормившись, арманьяки смогут ответить Империи разумно и болезненно — либо ударив по близким, богатым и почти неприкрытым Лотарингии, Люксембургу или Льежу, либо храбро и по-рыцарски начав наступление через горы на Лангедок. Но в любом случае это будет уже только в сентябре.

Между тем до сентября Франции еще нужно дожить. Английский король Генрих, уже собравший армию и жаждущий французской короны, вряд ли сможет спокойно смотреть, как она уплывает в чужие руки. Равно как и бургиньоны, во главе с герцогом Жаком Бесстрашным, не упустят возможности ударить в спину своим давним недругам, открыв против любимой Франции второй фронт[36]…

Итак, механизм собран, просчитан и сбалансирован, хорошо смазан всеобщей ненавистью и тамплиерским золотом и запущен громогласной папской буллой. Теперь осталось только ждать.

Не забывая, конечно же, и об исполнении своей роли.

21 мая, во исполнение воли Святого Престола, границу Священной Империи пересекли возле Арля тяжелые армейские обозы, сопровождаемые опытными русскими и булгарскими пушкарями, под охраной тяжелой кованой конницы. Тем же вечером войска добрались до могучего древнего Нима и стали неторопливо располагаться возле богатого города лагерем. На следующий день, в трехстах шагах от расшитого золотом, с яркими атласными пологами шатра императора, угличские и вологодские литейщики оборудовали позиции крупнокалиберных пушек. Самых последних, новеньких, с полированными каналами ствола под оперенные снаряды со свинцовыми поясками, улучшающими обтюрацию.

На третий день Вожников послал к воротам глашатая, который объявил волю императора. Егор и в этот раз использовал методику, столь удачно показавшую себя при походе на Польшу и Литву. Либо город, во исполнение папской буллы, сдается без боя и присягает на верность императору — тогда он платит небольшой откуп, сохраняет прежний образ жизни с прежним местным сеньором или бургомистром, либо сдается после начала обстрела — и тогда, помимо крупного выкупа, он принимает наместника, назначенного Империей. С имперским гарнизоном, разумеется.

Упрямство, проявленное после начала обстрела, означало штурм и разорение.

Разумеется, горожане подняли глашатая на смех и отогнали, забрасывая ночными горшками с их содержимым. Ничего другого Егор и не ожидал. В этом мире, привыкшем к требушетам и спорящем о преимуществах луков над арбалетами, еще не подозревали об истинных возможностях пушек, использовали их редко и без особого успеха. В то время как под рукой великого князя были лучшие пушкари мира[37], да и сами стволы он успел хорошо усовершенствовать, опережая открытия этого времени как минимум на три столетия. Здесь же главным способом покорения городов была осада, а штурмы являлись редкостью, причем тоже готовились месяцами.

— Ну что же, так тому и быть, — ничуть не огорчился Егор. — Все едино доходы Лангедока папа Мартин истребовал себе в качестве платы за буллу. Так что беречь его совершенно незачем. Это уже папина головная боль.

В качестве основной цели он выбрал угловую башню, стрелки которой прикрывали самый обширный участок города. После ее исчезновения оборонять изогнутый участок длиной в две сотни саженей будет некому. Вожников сам со всем тщанием навел стволы в основание сложенной из крупных известняковых кубов твердыни и дал отмашку.

Залп мощнейших крупнокалиберных пушек заставил содрогнуться, казалось, саму землю. Тяжелые чугунные «сардельки» мелькнули в воздухе и врезались в камни крепости, прошив стену насквозь, словно картонку. В местах их попаданий остались только аккуратные черные дырочки.

— Вот проклятие, кто так строит? — разочарованно сплюнул Егор. — Опять снаряды слишком мощные!

Пушкари засуетились, перезаряжая стволы, и вскоре жахнули еще раз, а затем еще. Пока что без видимого эффекта.

— Не огорчайся, княже, — попытался утешить его один из пушкарей. — По эту сторону, может статься, вреда причиненного и не видно, ан внутри города наверняка беда. Снаряды-то, они еще шагов на двести по ту сторону пролетают и все на своем пути крушат.

— Ты кто таков? Чего не при деле? — недовольно покосился на заметно скривившегося на бок тощего черноволосого мужичка.

— Новгородские мы, Амосом меня кличут, — моментально сдернул шапку смерд. — Пушки мы свои привезли числом в три десятка. Знамо дело, не таковые, как эти, по старинке делали. Но, мыслю, и для нас место ратное найдется.

— Коли умный такой, то давай, ищи свое место, — отмахнулся от него Вожников. — Скажешь, я разрешил.

— Ага! — Кривобокий Амос кивнул, насадил шапку обратно на макушку и убежал.

— Быдло невоспитанное, — буркнул ему вслед Егор и выбросил из головы. — Заряжай! Где барон фон Шельзе?

— Я здесь, мой император, — подскочил ближе одетый в латы рыцарь.

— Пускай вперед своих наемников, пора.

По улицам разоренной слободы побежали ко рву десятки наемников с наполненными землей мешками. Щитами немцы не пользовались, зато были в кирасах и шлемах, а потому посыпавшийся сверху град стрел особенного вреда не причинял. Сразу, конечно же, появились раненные в руки и ноги — но ничего смертельного. И домой воин живым вернется, и пару золотых отступного за увечье в кошельке принесет.

Вода заплескалась, пошла волнами, тут и там обнажая дно. Стало ясно, что ров уже давно не чистили. А может статься, и чистили — до только так, что выделенное казной золото ушло в карманы подрядчиков и наместника. Поди под мутной зеленой водой разбери, сколько земли вынуто, на какую глубину и где прокопано.

— К вечеру заполним, — вернувшись, отчитался барон. — Мешков с землей запасено с избытком.

— Коли с избытком, делайте дамбу шире, — приказал Вожников. — Потом самим удобнее будет на штурм идти.

— Слушаюсь, мой император!

Пушки жахнули снова, выплеснув белые густые облака дыма. Дождавшись, пока они развеются, Егор прищурился, вглядываясь в стену, и усмехнулся:

— Ничего, на хитрую дырку есть гвоздь с винтом. Дадим еще пять-шесть залпов в одно место, а когда камень разрыхлится, всадим туда бомбами. Они взорвутся за стеной и разнесут башню изнутри. Давайте, други, не ленись! Заряжай!

Однако к тому времени, когда внешний участок башни стал похож на изъеденное термитами бревно, к городу подкрался вечер. Чтобы штурм не утонул в ночной темноте, решительный удар Вожников отложил на утро.

С первыми солнечными лучами ко рву стали подтягиваться латники Савойского, Лотаргинского и Миланского полков. Вскоре на берегу перед засыпанным рвом не было видно земли из-за зловещего блеска железных кирас, шлемов и алебард. Великий князь самолично навел орудие, заряженное накануне разрывным снарядом: пудовой железной полой гранатой. Плотно набитая в сердцевину пороховая мякоть запаливалась специальной серной трубкой-замедлителем, вкрученной в хвостовик. При выстреле она загоралась от заряда в стволе, после чего огонь несколько мгновений добирался до содержимого. От фитилей в этом деле русские пушкари отказались — оказались слишком ненадежны.

— Пали, — скомандовал Егор, отходя на несколько шагов против ветра, подальше от будущего дымного облака.

Орудие жахнуло грохотом и пламенем, в изъеденной накануне ядрами стене появилась еще одна дырочка.

— Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, — по очереди загнул пальцы великий князь.

Оглушительный взрыв выбил дымом все окна башни снизу доверху, с верхней боевой площадки взметнулись, крутясь в воздухе с растопыренными руками и ногами, разбрасывая сапоги и шлемы, десятка полтора человеческих тел. Имперские латники встретили это зрелище восторженным ревом и, не дожидаясь команды, ринулись вперед…

Атака захлебнулась, не успев толком и начаться. Башня лишилась своих защитников, перекрытий, оружия, но устояла, по-прежнему охраняя безопасность города. А небольшая пробоина в полторы сажени диаметром, возникшая на месте разбитой ядрами кладки, после короткой схватки оказалась за горожанами. Те пиками отогнали нападающих от стены и быстро забросали отверстие мусором. После взрыва башни мусора в ней, естественно, имелось в достатке.