Сжигая запреты - Елена Тодорова

Разрывающееся от натуги сердце неистово молотит окаменевшую и вместе с тем ставшую вдруг чрезвычайно чувствительной плоть. Это заставляет меня задыхаться. Машинально выдергиваю пуговицы из петель. Глотая глухими и замедленными рывками кислород, избавляюсь от мокрой рубашки.

«Не быть нам вместе… Никогда…»

Заторможенная мозговая активность дробится оголтелым пульсом. Каждая мало-мальски ясная мысль будто автоматной очередью им разбивается.

«Не быть нам вместе… Никогда…»

Момент полного осознания сказанного критически затягивается. Но, каким бы дебилом я периодически ни был, полным имбецилом обратиться все же не удается. В то самое мгновение прозрение наступает. И все выданное Чарушиной обрушивается на меня, будто сошедшая с горных склонов смертоносная снежная лавина.

Сначала она раздавливает мне мозги. Потом слетает ознобом по коже. Останавливаясь в пояснице, сворачивается там огненным кольцом. А уже после… По поверхности океана кругами от моего вспыхнувшего тела расплывается ударная взрывная волна.

«Не быть нам вместе… Никогда…»

Пульс из моего организма выносит. Вместо него рябью ползет по телу какой-то абсолютно неестественный, яростный мандраж.

Я пытаюсь взять себя в руки. Так делают все нормальные люди. Только я ведь не нормальный. Я совершаю вдох и запускаю, казалось бы, привычные физиологические процессы своего организма. Но чувствую себя совсем не так, как обычный здоровый человек. Эмоций и чувств на одного – дохрена.

До полуночи еще часа полтора, а Бог Похоти собирает компанию. Все семь ипостасей, с которыми я собирался знакомить Маринку постепенно, разом вырываются. Беспрецедентный резонансный случай.

Я мчусь за Чарушиной, слыша только грохот своего обезумевшего сердца. Но, мать вашу, ощущаю я при этом так много всего! В одиночку попросту не пережить.

Рассудок затягивает беспроглядной темнотой.

Паника. Атака. Захват.

Короткими инстинктивными решениями и молниеносными примитивными действиями оперирую. Сваливаю Маринку. Набрасываюсь на нее. На бессознательном уровне издаю какие-то звуки. Не только хрипы, выдохи и рыки выдаю. Определенно что-то говорю. Но вот что именно – сам не знаю. Происходит это так же бесконтрольно, отрывисто и настойчиво, как и то, что я исполняю физически.

– Пусти… Пусти, сказала… – выкрикивая эти требования, пытается от меня отползти.

Но я приваливаю ее своим телом. Выкручивая руки, вдавливаю в мокрый песок и упорно штурмую поцелуями.

Не могу утверждать, будто и в природе что-то меняется. Но в пылу борьбы кажется, что каждая новая волна, которую на наши переплетенные тела обрушивает океан, все быстрее и все агрессивнее. Бьет в затылок, заливает спину, пенится вокруг нас и все медленнее отливает обратно.

– Пусти… Пусти меня!

Шум, который Маринка выдает, и ее сопротивление лишь распаляют. Доведенный в своем адском отчаянии до состояния дикого животного, подавляю ее волю силой. Ласкаю одурело и крайне жадно. Срываю с нее купальник. Избавляюсь от своих брюк.

Распухший член раскачивается под весом собственной тяжести, зверски ноет и адски горит огнем.

Моя похоть достигает пика. Я, блядь, изнемогаю от желания.

Ощущений нереально много. Но по мощности с сексуальным желанием способна тягаться только моя черная любовь. Она вынуждает мое сердце корчиться в острых спазмах. Она его останавливает. Она его сжигает. И она же его запускает, разрывая мне грудь, а заодно и этот гребаный внешний мир.

Если не прорвусь в тело Чарушиной прямо сейчас… Если не возьму ее немедленно… Если не сделаю сию секунду своей… Я попросту сдохну.

Вдох-выдох. Все системы на паузу.

– Я тебя люблю…

Тишина после истины апокалиптическая.

В своих словах я уверен. Но это не значит, что они пугают меня. Всю свою жизнь я хотел Маринку Чарушину. Как только получилось признать, я начал ее добиваться. Но я все еще чувствую себя так, словно пытаюсь переплыть на плоту океан. По всем законам Вселенной это кажется мне нереальным.

Но сдаться без боя я не могу. Если не доберусь до цели, пойду ко дну. Мирно дрейфовать возможности нет.

Сердце крайние секунды тишины разрывает. Да таким грохотом, будто толпа аборигенов выскочила из джунглей и вдруг замолотила в свои барабаны. Или что там у них за хуйня? У меня любовь.

Я люблю. Я умею. Я справлюсь.

Смаргивая застывшую в воспаленных глазах влагу, снова на Маринкин рот набрасываюсь. Не в силах насытиться, кусаю сочные губы. Срываюсь в головокружительную бездну подсознания. Сладкий и затяжной полет. Пиздец, как страшно. И вместе с тем так кайфово, что умереть не жалко.

«Только бы успеть…» – все, что бьется в моей черепной коробке.

Плечи, шею, грудь, соски – обхаживаю языком и губами. Живот, бедра, писюху – ладонями.

Наконец, искры Маринкиной злости обращаются в страсть и растапливают последние ледяные крупинки, что было застряли в ее сердце, когда мы скандалили. Выплескиваясь из ее тела, они текут совсем уже не холодными потоками по ее припухшим складкам мне на пальцы. Чарушина выгибается, сама меня обнимает. А стоит лишь надавить на бедра, раскидывает их так широко, что коленями песка касается.

Похоть во мне, конечно, полыхает исступленно. Но я все же помню о своих размерах и, прежде чем затолкать внутрь Маринки член, растягиваю ее пальцами. Вероятно, чересчур старательно и спешно это делаю, она морщится и постанывает. Я больше не могу терпеть. Мне необходимо выиграть этот бой. Забрать любовь кобры хотя бы физически. Возможно, тогда, когда я вытрахаю всю ее дурь, она сможет признать, что там, кроме нее, только я и живу.

Вслушиваясь, как нарастает темп и громкость Маринкиного дыхания, тяну ее сильнее. Меня пиздец как прет ее волнение. Я ведь, черт меня дери, обожаю сводить ее с ума. Упиваюсь эластичностью нежной плоти. Предвкушаю, что почувствую, оказавшись внутри нее. Впервые я представляю, что испытает партнерша. Хочу, чтобы Маринка, несмотря на то, как тупо все сегодня завязалось, запомнила наш первый раз на всю жизнь.

Секрета становится много. Он хлюпает при каждом движении моих пальцев. Я ощущаю его густой запах. Жадно втягиваю его носом и вздрагиваю от очередной волны дрожи.

Присаживаясь у Маринкиных разведенных ног, действую наглее. Тяну ее в стороны еще сильнее. Она стонет, я – за ней. И вместе с этими хриплыми перепевками срывается мое терпение. Выдергивая пальцы, измазываю смазкой член. Остатки слизываю языком. На инстинктах, просто потому что хочу. Будто мало мне Маринкиного яда.

Пока пристраиваюсь к узкому входу, руку, которой держу свой прибор, разбивает нехарактерная колючая дрожь. Этому болезненному психическому состоянию я нахожу лишь одно оправдание: у меня никогда не было секса с человеком, которого я люблю.

Вдох-выдох. Рывок, и мой член оказывается в жарком тугом туннеле.

Пекло это или рай?