Приспособленцы - Артур Гаскаров

‒ Ну, проходи, коль готов ;)

Это были нормальные девушки. Не воткнухи на вписке, и не клубные сасандры, а нормальные девушки. Просто они решили, что могут себе позволить потрахаться в конце тяжёлой рабочей недели. Отвести душу. Вместе выпить и вместе потрахаться. А почему нет? Если природа требует, и днём и ночью шепчет тебя на ухо «брось этот ёбаный калькулятор, сходи потрахайся».

Одна из них представлялась мне томиком Булгакова. Такая же сильная и со вкусом. Она явно читала, и читала литературу достойную, не гомосека-Эдичку Лимонова. Это проявлялось в гордом стане и хорошо построенных предложениях. Ебать писателя? Ну такое себе… Интересно, романтично, как чтение стихов проститутке, но орального удовольствия не доставит. И всё же при ней я держал осанку, манеры, стараясь выказать себя достойным ебать леди. Достойней чем я есть.

Вторая была бухгалтерша до кончиков волос, корни которых были не прокрашены и сигнализировали о том, что «сучка крашена». Собственно, причёска была вся бухгалтерская, взрыв на макаронной фабрике. Это и есть её изюминка. Девушки уже давно так не ходят, не запариваются над ежедневной химкой и т.д.

Изо рта третий вылетал звонкий смех, в моменты, когда в этот рот не влетала водка. Он была бесхитростная как сатиновые трусы, и этим подкупала. Пила водку, потому что хотела, и не выёбывалась своей причастностью к нежному полу. Она молодая, симпатичная секретарша в хорошей фирме, и у неё есть возможность полировать позолоченные жезлы. Но ей ничего не нужно от богатых хуёв и себе на пропитание она заработает руками, а сосать будет по любви.

Четвёртая со мной в туалете преисподней не стояла. Она подруга Айвенго и у неё огромные соски. Я запомнил их с фото в телефоне Круглого. И теперь, когда я смотрю на неё, я вижу только огромные соски, и то, что теперь они торчат. Она смотрит на меня, и её огромные соски на огромных сиськах набухают, и мне даже кажется, что из них потёк сок. Я осознаю, что это возможно моя очередная фантазия, глюк, и поэтому не обращаю внимания на вымокшую от сосков до самой пизды блузку.

Часам к пяти утра я с Толстым форсировали события, и все четверо девушек лежали голые на одной большой кровати. Они были морально готовы к групповушке, которую сами же спонтанно и организовали, но они небыли такими, они не были блядьми. И поэтому лежали там вчетвером, голые, потому что дать заднюю неудобно, и стеснялись, потому что они из другого теста. Так что про так себе групповушку я рассказывать не стану. Была и была. Была для галочки, причём не нашей…

Да шучу я, шучу…

Конечно же расскажу ;)

Все четверо девушек лежат на кровати в штабель, в ровный ряд. Айвенго подходит справа. С того края как раз его подруга. Он склоняется над ней и целует её в грудь. Томик Булгакова лежит с левого края, как самая воспитанная застенчивая. Держится особнячком, но голая, как и все и имеет привлекательную ёлочку на интимном месте. Все четверо готовы присоединиться, я вижу это по их дыханию, но все четверо пока безучастны. Я встаю на кровать на колени между бухгалтершей и секретаршей. На мой взгляд эти, самый удачный вариант для старта. Я встаю между ними на колени и кладу свои ладони на их приподнятые бёдра; ведь они приподняли колени от моего присутствия. По бедру, на котором моя левая рука, пробежала дрожь. Бедро, на котором моя правая рука, пылает. Температура явно завышена, мой клиент. Я переваливаюсь к ней между ног и склоняюсь на грудь. Поцелуи в губы лишь для влюблённых, они неуместны сейчас и я не стал тыкать ими в ещё неуверенное лицо. Я упёрся своим инструментом в её лобок, но входить не спешу. Вместо этого я оттянул набухший сосок зубами на пару сантиметров, от чего секретарша зажмурилась, запрокинула голову, схватилась за свою вторую грудь и сладко и громко застонала. Теперь я опускаюсь ниже и вхожу в неё языком. Там было ещё жарче, чем снаружи. Я начал вращать языком по часовой стрелке, а она ответно схватила меня за волосы и подмахивала тазом, бёдрами, всем телом. Пора. Я привстал, схватил её за шею и не сильно, но хлёстко ударил по щеке тыльной стороной ладони. Все четверо девушек всхлипнули и непроизвольно полезли в собственные пилотки. Девушки начали поедать меня своим умоляющим, масляным взглядом. Я же всё ещё держал секретаршу за шею и рывком склонил её голову к свежевыбритому миниатюрному бугорку бухгалтерши, который так желанно слегка приоткрылся и манил, пьянил и шептал «прикоснись ко мне», бубнил своими половыми губками «я готова и согласна». И секретарша дала волю своему языку, и соседка её дрыгнула пышной причёской и застонала. Я уже начал иметь секретаршу, когда плюнул ей на анал, и дополнительно вошёл в него пальцем, а томик Булгакова подошла ко мне сзади, схватилась за мой зад и страстно и нежно пускала слюну по моей шее. Она помогала мне, толкала мой зад, что бы я входил глубже в её подругу, и летала по моей спине поцелуями. Как падает первый снег, её белоснежное тело трепетало и пылало первозданной чистотой. Я трахал их всех по очереди, и вместе они ублажали друг друга пальцами и языками, но тем не менее они оставались чисты и непорочны. Беспринципное сношение? Нет. В нашем акте была и любовь и принципы. Мы целовались потом в губы по любви, и уважали друг друга и принципиально следили за тем, чтобы каждому было в достаток и хорошо. Из этой постели позже все шестеро участников выйдут удовлетворёнными, и именно удовлетворёнными поровну. Это принципиально.

Я открываю глаза и вижу свою комнату, чувствую, что я в одежде и даже в ботинках. Я накрыл их одеялом и ноги спрели. Через щель в надломленной створке жалюзи пробился солнечный луч. Он казался чем-то чистым и невинным как слеза младенца. Это явление, пробившегося сквозь человеческое бытие луча света напоминало ошибку, и должен быть он вовсе не здесь, не в этом грязном мире, а в другом, где чистоту не измеряют слезами, и уж тем более, младенцев. Но я ошибался. Я подошёл ближе и увидел что луч полон пыли. Пыль вращалась в нём будто луч на самом деле пыльная воронка; и казалось, именно через него грязь и попадает