Брат мой Каин - Энн Перри

– Спасибо, но вам незачем меня провожать, – с улыбкой ответила девушка. – Я знаю, вы намерены продолжать поиски, пока не стемнеет.

– Нет, я обязательно должен вас отвезти, – настаивал Монк. – Здесь вам никак нельзя оставаться одной.

– Ерунда! – бросила в ответ Уайндхэм. – В этом смысле мы равны. Я понимаю приличия, но не люблю, когда меня считают недотепой. Остановите мне кеб, и через час я буду дома. Если станете намекать, что я вам в тягость, вы лишите меня того удовольствия, которое я сегодня получила. – Ослепительно улыбнувшись, она со смехом продолжила: – К тому же мне придется расстаться с чувством выполненного долга. Я прошу вас, Уильям. – Она впервые назвала его по имени, и Монку показалось весьма лестным услышать его из ее уст.

Этот довод оказался решающим. Уступив ее просьбам, детектив проводил Друзиллу до ближайшей оживленной улицы, где остановил кеб, помог ей подняться, заплатил извозчику и подождал, пока экипаж не исчез в призрачной дымке. Туман сгустился настолько, что даже огни отъехавшей повозки сделались невидимыми в течение нескольких минут. Затем Монк вернулся обратно и потратил на расспросы и поиски еще не менее часа. Однако ему ничего не удалось узнать, кроме исполненных страха слухов о Кейлебе Стоуне, изображавших его в далеко не лестном свете. Тот, похоже, вел весьма скрытную жизнь, появляясь и исчезая, когда сам того пожелает, и всегда оставаясь злобным и склонным к насилию.

Чем больше сведений накапливалось у Уильяма, тем больше он убеждался в том, что Энгус Стоунфилд действительно мертв и что он погиб от руки брата, когда копившиеся в Кейлебе долгие годы ненависть и ревность привели, наконец, к взрыву.

Но как доказать это перед судом присяжных? Как добиться того, чтобы его собственная уверенность получила вещественное подтверждение, а не осталась лишь сознанием вопиющей несправедливости, злодейства и неразрешимого вопроса? Детективу не удалось отыскать труп, и, возможно, его никогда не найдут. Все, что он знал теперь о Кейлебе, свидетельствовало о его жестокости и редкостном эгоизме, однако этот человек был в то же время достаточно хитер и имел немало друзей в прилегавших к реке кварталах, готовых его укрыть, которые наверняка уже прятали его раньше, когда ему угрожала опасность.

Однако Монк наверняка превосходил Стоуна в умственных способностях и воображении. Он шел медленным шагом, двигаясь почти на ощупь в сменившемся темнотой тумане.

До его слуха едва доносился приглушенный звук шагов других прохожих, возвращавшихся домой в этот вечер. Огни проезжавших мимо экипажей напоминали луну, плывущую в густой туманной дымке. Удары подков о заледеневшую мостовую тоже казались глухими.

Очень многое из собственной биографии оставалось для Уильяма неизвестным. Но он, по крайней мере, после того несчастного случая ни разу не потерпел поражения, раскрывая серьезные преступления, за исключением, может быть, нескольких мелких краж. Ни одно убийство, которое он расследовал, не осталось нераскрытым. О предшествующих несчастному случаю событиях сыщик мог судить лишь по записям о его работе, сохранившимся в полицейских архивах.

Каждая из этих записей свидетельствовала о нем самом как об исключительно упорном человеке, отличающемся хорошо развитым воображением и стремлением добраться до истины. Ему приходилось иметь дело с противниками не менее опасными и жестокими, чем Кейлеб Стоунфилд, и никто из них не сумел нанести ему поражения.

Монк прошел не меньше полутора миль по Вест-Индия-Док-роуд, прежде чем ему, наконец, удалось остановить кеб и приказать извозчику отвезти его на Фитцрой-стрит. Он ожидал визита Женевьевы Стоунфилд. Пообещав предоставить ей отчет о результатах расследования, сыщик должен был вернуться домой раньше ее прихода. Откинувшись на сиденье, Уильям закрыл глаза, приготовившись к долгой неторопливой езде. Даже из Блумсберри дорога на Фитцрой-стрит в такое время и при такой погоде займет никак не менее часа с лишним.

До того, как Женевьева появилась у него в комнатах, Монк успел переодеться и выпить чашку горячего чая. Теперь он собирался не отступать до тех пор, пока не только выяснит, что на самом деле произошло, но и сумеет доказать это с должной убедительностью.

– Заходите, миссис Стоунфилд. – Детектив закрыл за гостьей дверь и помог ей освободиться от намокшей пелерины и капора. Она выглядела крайне утомленной. На лице у нее появились тонкие морщины, которых Уильям не заметил несколько дней назад.

– Спасибо, – ответила женщина, нехотя присаживаясь на край стула, словно опасаясь, что, расслабившись, она сделается еще более уязвимой.

– Как чувствует себя леди Рэйвенсбрук? – поинтересовался сыщик.

– Плохо, – ответила миссис Стоунфилд с потемневшими от горя глазами. – Она очень больна. Мы даже не знаем, удастся ли ей выжить. Мисс Лэттерли делает все, чтобы ей помочь, но ее усилий может оказаться недостаточно. Мистер Монк, вы сумели что-нибудь выяснить о моем муже? Мое положение с каждым днем становится все отчаяннее.

– Мне очень жаль леди Рэйвенсбрук, – проговорил Уильям тихо и совершенно искренне. Эта дама понравилась ему, несмотря на то что их встреча была совсем недолгой. По выражению ее лица он тогда догадался, что перед ним мужественная и умная женщина, и мысль о том, что ее может настигнуть столь бессмысленная смерть, болью отозвалась у него в сердце.

Монк взглянул на Женевьеву. Насколько же сильным должно сделаться теперь ее беспомощное ощущение неотвратимой потери! Сидя на краю стула, она застыла в напряженной позе с посерьезневшим лицом в ожидании ответа на свой вопрос.

– Боюсь, но ваши опасения с каждым днем кажутся мне все более обоснованными, – мрачно проговорил детектив. – Мне бы очень хотелось, чтобы вы услышали от меня более обнадеживающий ответ, но я выяснил, в каких местах в Лаймхаусе ваш муж успел побывать в тот день, когда пропал, и у меня нет оснований сомневаться, что он, как и раньше, отправился туда, чтобы встретиться с Кейлебом.

Женевьева прикусила губу, а ее руки, лежащие на коленях, заметно напряглись, однако она не стала его перебивать.

– Я не прекращаю поиски, но мне пока не удалось встретиться с кем-нибудь, кто видел его после этого, – продолжал Уильям.

– Но, мистер Монк, мне нужны доказательства! – Женщина тяжело вздохнула. – Я сердцем чую, что с ним что-то случилось. Я поняла это, когда он не вернулся домой в то время, когда обещал. Я давно этого опасалась, но не могла его переубедить. Вот только властям это покажется недостаточным! – Охваченная отчаянием, она повысила голос, словно ей не удавалось заставить детектива понять смысл ее слов. – Пока у меня не будет доказательств, я останусь просто брошенной женой, которых в Лондоне и так бог знает сколько. – Она горестно покачала головой. – Я не вправе что-либо решать. Я не могу распорядиться имуществом, поскольку, пока Энгус по закону считается живым, оно принадлежит ему, а не мне или детям. Нам нельзя назначить нового управляющего. А мистер Арбатнот, несмотря на все его старания, не настолько посвящен в дела и не обладает необходимым опытом, чтобы взять руководство в свои руки. Мистер Монк, мне необходимо получить доказательства!

Посмотрев ей в лицо, сохранявшее искреннее выражение и носившее на себе печать страданий, Уильям заметил, что она напугана. Выражение обостренного назойливого страха в ее глазах сразу обращало на себя внимание. Может, оно скрывало под собой тоску, предаться которой миссис Стоунфилд не могла позволить себе сейчас, когда ей следовало сделать столько дел, и она к тому же находилась не одна, чтобы рыдать наедине с собой? Или под личиной ее страха скрывались куда менее привлекательные чувства, такие как доводящие до безумия переживания о деньгах, об имуществе, о процветающем деле, которое будет принадлежать ей одной, как только ее признают вдовой?

– Раньше вы говорили о своем намерении продать дело, пока оно приносит доход и пользуется отличной репутацией, – заметил Монк. Сейчас такое решение не имело значения, так как ей бы все равно не удалось этого сделать, однако сыщику захотелось узнать, почему она передумала. – Значит, теперь вы собираетесь нанять управляющего?

– Я не знаю. – Женевьева подалась вперед, так что ее пышные юбки коснулись каминной решетки, едва не закрывая ее целиком, хотя она, похоже, этого не замечала. – Возможно, это будет лучше, чем просто продать дело. Тогда все наши работники останутся на своих местах. Об этом тоже следует подумать. – Ей очень хотелось убедить детектива в собственной правоте. – К тому же у нас останется постоянный источник средств существования… Мне будет что передать по наследству моим сыновьям. Это гораздо лучше денежной суммы, которая может растаять с катастрофической быстротой. Какой-нибудь неверный совет – и всё. И потом, любой из моих сыновей может вырасти упрямым юношей, не желающим прислушиваться к словам старших, которые кажутся ему закосневшими и лишенными воображения… Мне приходилось слышать о подобных случаях.