Освобожденный бессмертный - Линси Сэндс

— Время ужина, — пробормотала Сарита.

Домициан нахмурился. Они шли всего около часа, но, несмотря на то, что шли быстро, Сарита начала немного отставать после первого получаса. Это удивило его. Она была в хорошей форме. Но потом она несла этот смехотворно тяжелый мешок Санты. И чтобы тащиться по песку, требовалось больше энергии, чем для ходьбы по утрамбованной земле джунглей.

Домициан изначально хотел идти по джунглям, но быстро передумал. Это было не из-за довода Сариты, что они могут слишком легко заблудиться в джунглях, где они не смогут увидеть положение солнца, чтобы убедиться, что движутся по прямой, или что, там, вероятно, полно ядовитых змей и других опасных животных. Это было больше потому, что у нее не было подходящей одежды или обуви.

Домициан был немного ошеломлен, когда предложил ей одеться, прежде чем они уйдут, и она объявила, что одета. А потом она указала, что под полотенцем на ней бикини и к нему приколото полотенце, и что оно прикрывает больше, чем любая из ночных рубашек в гардеробной. Он предположил, что это так. Хотя подозревал, что одно из длинных пеньюаров, пусть и прозрачное, по крайней мере, защитило бы ее от укусов насекомых. И это была единственная причина, по которой он подумал, что, возможно, ей следовало надеть его. Это не имело абсолютно никакого отношения к тому факту, что он вспомнил ее груди, живот и бедера, не говоря уже о сексуальных маленьких стрингах, которые были на ней под прозрачной белой ночной рубашкой, в которой он видел ее в первый раз. По крайней мере, так он убеждал себя.

Что касается туфель, то даже без каблуков, ей было неудобно ходить. Кожа, возможно, казалась более мягкой, чем у других каблуков, из которых ей приходилось выбирать, но подошва не была плоской. Туфли сохранили свою форму, только теперь без каблука. В тот момент, когда она надела их и пошла на кухню, Домициан принял решение. Она не сможет идти в них по джунглям. Они должны выбрать пляж. По крайней мере, в начале. Он планировал замочить туфли в море при первой же остановке, чтобы посмотреть, не сможет ли он расправить их для нее. Тем временем он не хотел рисковать джунглями, когда она босиком. Поэтому они отправились вдоль берега, решив внимательно следить за приближающимися лодками на случай, если Дресслер пошлет за ними людей.

Однако теперь ее замечание о том, что пора обедать, заставило Домициана с тревогой взглянуть на Сариту и спросить: «Когда ты в последний раз ела?»

Сарита помолчала минуту, а потом неохотно призналась: — Ужинала прошлой ночью. Если это была прошлая ночь, когда Дресслер накачал меня наркотиками.

Выругавшись, Домициан повернулся к деревьям, окаймлявшим пляж.

— Что ты… Эй! Сарита запротестовала, когда он схватил ее «мешок Санты» и повесил себе через плечо вместе со своей импровизированной сумкой.

О многом говорило то, что Сарита больше не протестовала, а поплелась за ним. Уже одно это говорило ему, что она должна быть на последнем издыхании.

Как бессмертному, Домициану не нужно было есть, пока он пил кровь. Сарите, однако, нужно было есть для получения энергии, и хотя в тот день он кормился бесчисленное количество, раз и даже взял дополнительную кровь перед их уходом, Сарита вообще не ела.

Он и сегодня не видел, чтобы она что-нибудь ела, нахмурившись, подумал Домициан. Она позаботилась о нем, принесла ему крови и сунула ее ему в рот, когда проснулась на террасе, а он все еще спал, и даже не удосужился спросить, ела ли она. А он был поваром!

Раздосадованный своим невниманием, Домициан посмотрел на Сариту, когда она с усталым вздохом опустилась на песок.

— Глупо было с твоей стороны обходиться без еды, — проворчал он, злясь на себя больше, чем на нее.

— Я часто делаю глупости, — сообщила ему Сарита, не выглядя заинтересованной. «Это часть моего обаяния. Так говорил мой отец, — добавила она и снова плюхнулась на песок.

— Он правда так говорил? — спросил Домициан, неохотная улыбка растянула его губы и сдержала гнев. Поставив сумки и усевшись рядом с ней, он начал рыться в их содержимом в поисках чего-нибудь полезного для нее.

— Да, — заверила его Сарита и внезапно перегнулась через него и выхватила банку из кучи предметов в ближайшей сумке. Помахав ей перед его лицом, она добавила: «Кроме того, ты тоже ничего не ел».

— Нет, не ел, — согласился Домициан. Разница была в том, что ему не нужна была еда, если была доступна кровь. Однако прямо сейчас у него не было доступной крови, а еда уменьшит количество крови, которое ему понадобится. Не то чтобы сильно, но каждая мелочь помогала, когда кровь была недоступна. Кроме того, их мешки облегчились бы, если бы они съели немного, но Домициан нахмурился, прочитав этикетку на банке, которой она помахала ему. «Консервированные фрукты?»

— Питание и жидкость в одном флаконе, — просто сказала она и бросила банку ему на колени, прежде чем потянуться за другой, а также за консервным ножом. Сарита быстро открыла свою собственную банку, а затем вручила ему открывашку и начать вынимать фрукты из металлической банки и класть их себе в рот.

Домициан мельком посмотрел на нее, но затем открыл свою банку и начал есть фрукты. На самом деле это было неплохо.

«Значит, ты шеф-повар», — прокомментировала Сарита после того, как они поели в тишине несколько минут.

Уловив задумчивый тон в ее голосе, Домициан обернулся и увидел, что она недовольно разглядывает этикетку на своей банке. Похоже, она не была полностью довольна своей едой. Он не может ее винить, решил Домициан, жуя кусок, который, как ему казалось, мог быть персиком. На этикетке банки было написано «фруктовый микс», но хотя кусочки внутри были разной формы и цвета, все они казались одинаковыми на вкус. Ему следовало приготовить ей еду до того, как они ушли из дома, подумал он. Что-то сытное и такое же вкусное, какой находил он ее. Он хотел бы готовить для Сариты, подумал Домициан. Он хотел удовлетворить все ее аппетиты. К сожалению, на данный момент у них не было времени, чтобы удовлетворить хотя бы один.

Решив отвлечь их обоих, Домициан взял из банки еще один фрукт и лениво прокомментировал: Дресслер — работодатель вашей бабушки?

«Ага. Она работала на него. Боже, я даже не знаю, сколько времени, —