Анж Питу - Александр Дюма

— Подождите немножко, дорогой господин Бийо. Если я вас потеряю, мне некуда будет податься. Я ведь не знаю Париж так, как вы: я здесь в первый раз.

— Пошли, пошли, — сказал Бийо и двинулся вперед по той террасе, что ближе к воде. Когда они с Питу миновали пехотинцев, спешивших по набережной на выручку к драгунам принца де Ламбеска, и достигли края террасы, фермер сел на парапет и спрыгнул на набережную.

Питу последовал его примеру.

XII

ЧТО ПРОИСХОДИЛО В НОЧЬ С 12 НА 13 ИЮЛЯ 1789 ГОДА

Очутившись на набережной, оба провинциала увидели, как сверкают на мосту Тюильри ружья нового отряда, судя по всему, отряда противника; тогда наши герои спустились к самой воде и пошли дальше берегом Сены.

Часы на дворце Тюильри пробили одиннадцать.

Как только фермер и Питу оказались под растущими над рекой прекрасными осинами и высокими тополями, уходящими корнями под воду, как только густая листва укрыла обоих, они улеглись на траву и стали держать совет.

Вопрос был в том, оставаться им на месте, то есть в относительной безопасности, или же вернуться на улицу и принять участие в той борьбе, которая наверняка продлится еще добрую половину ночи?

Вопрос этот задал Бийо; ответа он ждал от Питу.

Питу за последние два дня сильно вырос в глазах фермера. Причиной тому была, во-первых, ученость, выказанная им накануне, а затем отвага, проявленная сейчас. Питу инстинктивно ощущал эту перемену, однако не только не возгордился, но, напротив, преисполнился еще большей благодарности к фермеру: юноша был от природы скромен.

— Господин Бийо, — сказал он, — вы, безусловно, более отважны, а я менее труслив, чем я думал. Гораций, который, между прочим, не нам чета, во всяком случае в том, что касается поэзии, в первой же схватке бросил оружие и бежал, а я сберег свой мушкетон, сумку с патронами и саблю, — это доказывает, что я храбрее Горация.

— Ну, и что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, дорогой мой господин Бийо, что даже самый храбрый человек может погибнуть от пули.

— Дальше?

— Дальше, дорогой господин Бийо, следует вот что: вы говорили, что вас влечет в Париж важная цель…

— Тысяча чертей! Меня влечет ларец.

— Значит, вы приехали сюда из-за ларца? Да или нет?

— Я приехал из-за ларца, черт подери, и не из-за чего другого!

— Но если вы погибнете от пули, дело, из-за которого вы приехали, не будет сделано.

— Честно говоря, Питу, ты тысячу раз прав!

— Слышите грохот и крики? — продолжал Питу. — Там дерево рвется, как бумага, железо скручивается, как пенька.

— Потому что народ разъярен, Питу.

— Но, — осмелел Питу, — мне кажется, что и король разъярен не меньше.

— При чем тут король?

— При том, что австрийцы, немцы, вся эта кайзерня, как вы их называете, — солдаты короля. И если они стреляют в народ, значит, им приказал король. А коли он отдает такие приказы, значит, он тоже в ярости, разве не так?

— И так, Питу, и не так.

— Этого не может быть, дорогой господин Бийо, и я осмелюсь заметить, что, если бы вы изучали логику, то не отважились бы высказать такую парадоксальную мысль.

— Это так и не совсем так, Питу; ты сейчас поймешь отчего.

— Буду очень рад, но сильно сомневаюсь, что вам удастся мне это доказать.

— Видишь ли, Питу, при дворе есть две партии: партия короля, который любит народ, и партия королевы, которая любит австрийцев.

— Это оттого, что король француз, а королева — австриячка, — философически заметил Питу.

— Постой! На стороне короля господин Тюрго и господин Неккер; на стороне королевы — господин де Бретейль и Полиньяки. Король не хозяин в королевстве, раз ему пришлось отставить Тюрго и Неккера. Значит, хозяйка — королева, иначе говоря, Бретейли и Полиньяки. Вот отчего все идет так скверно. Видишь ли, Питу, все зло от госпожи Дефицит. Госпожа Дефицит гневается, и войска стреляют ей на радость; австрийцы защищают Австриячку — это же проще простого.

— Простите, господин Бийо, — осведомился Питу, — «дефицит» — слово латинское и означает, что чего-то не хватает. Чего же не хватает здесь?

— Денег, тысяча чертей! И именно оттого, что денег не хватает, а не хватает их оттого, что их прикарманивают любимцы королевы, ее зовут госпожа Дефицит. Значит, гневается не король, а королева. А король просто сердится — сердится, что все идет так скверно.

— Я понял, — сказал Питу. — Но как быть с ларцом?

— Твоя правда, Питу, твоя правда; эта чертова политика всегда увлекает меня в такие дебри, в какие я и не думал залезать. Да, ларец прежде всего. Ты прав, Питу, сначала надо повидать доктора Жильбера — это мой священный долг — а там уж, так и быть, вернусь к политике.

— Нет ничего более священного, чем священный долг, — промолвил Питу.

— Тогда вперед в коллеж Людовика Великого, где учится Себастьен Жильбер, — сказал Бийо.

— Вперед, — согласился Питу со вздохом, ибо ему не хотелось подниматься с мягкой травы.

За прошедший день на долю Питу выпало столько приключений, что он с трудом мог успокоиться; однако в конце концов сон, усердный гость людей с чистой совестью и усталым телом, уже спускался с охапкой маков на добродетельного и обессилевшего бойца.

Бийо уже поднялся, а Питу собирался последовать его примеру, когда пробило полдвенадцатого.

— Однако, — сказал Бийо, — сдается мне, что в полдвенадцатого ночи коллеж Людовика Великого закрыт.

— О, разумеется, — сказал Питу.

— К тому же ночью можно налететь на какой-нибудь вражеский патруль; думается мне, что солдаты разожгли костры возле Дворца правосудия; меня могут схватить или убить, а мой долг в том, чтобы меня не схватили и не убили, — тут ты, Питу, совершенно прав.

В третий раз за день Питу слышал эти столь лестные для человеческой гордыни слова: «Ты прав».

Он счел, что ему ничего не остается, кроме как повторить сказанное Бийо.

— И вы правы, — произнес он, укладываясь на траву. — Ваш долг в том, чтобы вас не убили, дорогой господин Бийо.

Конец этой фразы застрял в горле Питу. Vox faucibus haesit[24], — сказал бы он, если бы бодрствовал, но он уже спал.

Бийо этого не заметил.

— Вот о чем я подумал, — обратился он к своему спутнику.

Питу в ответ тихонько похрапывал.

— Вот о чем я подумал: как бы я ни был осторожен, меня могут убить, меня могут зарезать или застрелить; если это случится, ты должен знать, что передать от меня доктору Жильберу, но держи язык за зубами, Питу.

Поскольку Питу ничего не слышал, он, естественно промолчал.