Норвежская новелла XIX–XX веков - Бьёрнстьерне Бьёрнсон

— И не чаял я, когда нанимал ее в девки, что я еще молодой да дурной.

— Слава тебе господи! Есть еще люди на свете почище всяких там пасторят! — ответил Ула Равалссон.

И уж так его проняло, что он прослезился. А Вальборга получила свое по всей совести.

А потом люди говорили, что свадьбу они отгрохали дай господи и поженились что надо. Говорили еще, что у девки, видать, свой норов, ежели она зацепила такого стойкого мужика, как Севал Странн. То же самое говорила и сестра ее Берита. А потом судачили и позлее: либо она дала себя провести, либо его провела, потому что не слыхать было про детей в Оммюнстранне.

— Вот уж не чаяла такого от Вальборги! — сказала Берита.

А Вальборга всему тому только посмеивалась, но как услыхала про сестрины слова, так сразу же побледнела и губы скривила. Сказывали потом, что она сказала:

— Ничего путного не ожидала от меня Берита. Так ведь и я от нее вовсе ничего не ждала. Ну да притихнет, когда ей малость туго придется.

Так она, Вальборга-то, и сказала.

А ленсман ничего не слыхал и ничего не говорил.

Молодой был да такой довольный, что сиял от радости. В жене души не чаял. А по малом времени потребовал долг с Халла Бьерланна. Он, Халл Бьерланн-то, незадолго до того откупил хутор у братьев и сестер за немалую цену и влез в долги. А больше всех задолжал ленсману. И не думал он, что ленсман его со двора сгонит. Были они с ним шурья и жили в мире. И поехал он в Оммюнстранну, да пришлось ему сперва говорить с Вальборгой, а та прикинулась, будто знать ничего не знает. Съездил он еще раз, застал ленсманы и слезно молил его, но в ответ не было ему ни отказа, ни согласия. С тем и уехал. Тогда взялась за дело Берита и поехала туда. Поговорила с сестрою, но вскорости смекнула, что все это сестриных рук дело, как она того и боялась. Подбоченилась Вальборга и молвила:

— Почто ты попусту прибедняешься, Берита? Занеслась бы, как прежде, да сверху бы на меня и поглядывала.

Еще горше плакалась Берита, но Вальборга тут же прочь от нее, а с ленсманом и вовсе разговору не вышло. И уехала Берита ни с чем.

А в ту пору Ула Равалссон уже помер, и двор перешел к сыну. На других по многу шиллингов не пришлось, и Берите с Халлом проку от наследства было мало. Родственники и добрые люди помогли им обзавестись новым двором — купили они Гренсетвику. С год прошло, с два ли, а вышло, что опять их с ленсманом черт веревочкой связал. Выкупил ленсман долговую бумагу и прогнал их с хутора. На этот раз они за себя уж и не просили.

Но одна хуторянка сказала Вальборге, что если так и дальше пойдет, так все село станет за Бериту.

— За дрянь тебя считать будут! — сказала она, потому как баба была не из пужливых.

А Вальборга засмеялась и ответила, что она наперед знала.

— Коли вы не пужливые, так я и подавно нет, — сказала она и прибавила: — Горько любить того, кто тебя ненавидит. Тогда уж на многое пойдешь.

И пришлось Халлу с Беритой взять в кортому хуторок под Финнстадом. Не знали они, что хозяином-то и тут был ленсман. И до той поры не знали, покуда он не свел Финнстад и Оммюнстранну в один двор.

А Вальборга кому-то и скажи:

— Ничего мне так не хотелось, как чтобы Берита переехала сюда. Прямо-таки сам господь мне пособил. И буду я моим издольщикам справедливой хозяйкой. Не бог весть какие деньги с них возьму, бедствовать в Брекке не станут.

Бреккой тот самый хуторок звали.

Ребятишек у Бериты была куча, теснота в доме страшная, и они чуть не с голоду помирали. Не стала Берита просить у хозяев подмоги, охотнее у чужих одолжалась, а люди от всего сердца жалели ее и помогали, хотя время трудное и для самостоятельных хозяев и для всех. Прослышала о том Вальборга, но не смягчилась, а сказала:

— Знает, кому досаждает!

Случалось в те времена, что бедняки пробирались на хутор и крали еду. Один раз ночью обворовали клеть у самого ленсмана. И немало украли. Почти все мужики были на рыбалке. Думали-гадали, кто же это, и на того думали и на другого, но по всему видать было, что вор морем приплыл. Рассудили, что не рослый был, видно, мужик-то, потому как пролез с узенькой галерейки в клеть, а такое мог сделать разве что щуплый парнишка, да и то насилу. Странное было воровство.

Однажды в заливе у Крепки опрокинулась лодка ленсмана. Халл был на тоне, а Берита сидела с ребятишками. Села она в четверку и погребла в непогодь прямо против сиверка. Гребет, воду вычерпывает, из сил выбивается. Не успела она подъехать, как подплыла лодка с другого берегу и подобрала ленсмана и остальных с днища опрокинувшейся лодки. Взяли и Бериту, потому как она чуть было не потонула.

А как услышала про то Вальборга, так и сказала:

— Станут теперь люди говорить, что Берита жизнь за недруга была положить готова. Знает, как верх взять. А коли придет к нам другим человеком, так опять дружить будем. За мной дело не станет.

Но Берита не пришла.

Летом в сенокос были Халл с Беритой в Оммюнстранне и отрабатывали долг за издольщину. Работали два дня и детей с собой взяли. Косили они пополудни на дальнем лугу. Вальборга с кухонной девкой понесли им полдник, некогда работнику на обед отлучаться. Как пришла Вальборга, так Берита и в сторону — не захотелось с сестрой встречаться. Поглядела Вальборга туда, где сестра стояла, и давай с младенцем нянчиться. Видать было, как она побледнела. Тут и говорит какой-то издольщик:

— Вон оно как! Есть еще, знать, харчи и у ленсмана.

Поглядела Вальборга на сестру еще раз и говорит:

— А то как же! Ворье могло бы и поболе промыслить, раз уж охулки на руку не кладут! Будь это та, на кого думаю, так и на здоровье ей. Но мне лучше уж добром отдать, чем быть обворованной. Кто у меня и так может попросить еды, тому незачем от меня бегать.

Людям стало не по себе. Переглядывались меж собой и смотрели то на Вальборгу, то на Бериту. А у Бериты лицо аж серое сделалось, и говорили, что она еле на ногах устояла. Вальборга оставила плошки и пошла домой. А Халл встал и подошел к Берите. Обратился к другим и сказал:

— Кто из вас считает Бериту за воровку?

Нет, такой срамоты еще не слыхано было, отвечали ему, но просили попридержать язык, они не хотят, дескать, ссориться с ленсманом, да и не думают, что Вальборга это от души сказала. Все они были издольщики.

А Берита забрала меньшого и заковыляла домой в Брекку. Долго она была не в себе.

— Да неужто бывает этакая злоба на белом свете? — говорила она всем, кто с ней разговаривал. И люди видели, что это ей поперек горла.

После кражи ленсман завел себе пса по кличке Космач. Такого поганого псиного отродья свет не видывал, ни дать ни взять нечистая сила. Шерсть на нем была буро-рыжая, щетинилась во все стороны, и морда была в шерсти и лапы. А в щетине видать было горящие глаза такого красного, что не дай господи, цвету. Пес был умнее любого мужика, да к тому же силен, чертяка! Злой он не был, ни разу даже на кота не кинулся. Ходит себе знай потихоньку круг дома или лежит где-нибудь настороже… Народ его по ночам страсть как боялся. А если придет кто к избе, когда хозяева уже спать легли, так он подберется, бывало, к окну в горнице и завоет, чтобы ленсман выглянул.

В темную осеннюю ночку проснулся ленсман от собачьего воя и встал с постели крадучись — жену боялся разбудить. Но та услышала, как он встает, и сказала ему, чтобы он опять лег.

— Брось об том и думать! — сказала она. — Космач шатунов во двор не пустит.

Ленсман и лег снова спать.

Но спали они плохо — то одно им слышалось, то другое. А как только в окне забрезжило, так они и встали. Ленсман поднялся первый и вышел во двор, а Вальборга за ним. Пса нигде не было видно. Нашли они его за гумном. Он лежал, подмяв под себя какую-то бабу. А это была Берита. Они не поверили глазам своим. Берита была без памяти. Они было подумали, что она померла, потому как пес покалечил ей шею и руки. Рядом с ней валялся топор. Она, видно, стукнула им собаку и раскровенила ей морду. А в руке у ней был совок с углями, и выходило, что она принесла горячих угольков, думала убить собаку и пустить красного петуха. Ленсман и полслова не промолвил. Так он делал, когда его разбирала злость. Подняли они вдвоем Бериту и внесли в дом.

— Сюда вот! — сказала Вальборга. И они внесли Бериту в горницу и положили к себе на кровать.

— Экая зверюга! — сказал ленсман.

— Да уж, собака у нас сущий зверь, — сказала Вальборга.

Стряпка уже встала и слышала это. Ленсман ничего больше не сказал, а Вальборга и подавно. Но потом они рассказали девке, что пес набросился на Бериту в стороне от избы, на дороге, и чуть было не прикончил ее, — ведь это не пес, а зверь.

Когда Берита опамятовалась, Вальборга сидела в изголовье, плакала и держала ее за руки. Берита пролежала весь день, а Вальборга почти все время просидела рядом с ней. Об чем у них речь была, того никто не знает. Ленсман то и дело заходил в комнату, но и двух слов не сказал. Каждый раз взглядывал на жену. А к полудню пришел на хутор Халл. Он повсюду разыскивал Бериту. Тут ленсмана и прорвало. Это слышали все в доме.