Формула ЧЧ - Эмиль Офин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федя привстал несмело.
— Можно, я починю?
— А ты разве понимаешь? Федя оживился.
— Он так просто испортиться не может! Видите? Вот здесь пломбочка и здесь. Они на заводе поставлены, чтобы никто зря не ковырялся. Да и лампочка не горит. Скорее всего в проводе получилось… Можно, теть Вера?
— Гляди не доломай.
Вера Васильевна сняла с плиты чайник, достала из шкафчика сахар, принялась нарезать батон, колбасу. А Федя начал ощупывать электрошнур, идущий от штепселя к холодильнику.
Клим вертелся тут же — чем бы помочь?
— Федя, может, нам сфотографировать холодильник?
— Это ещё зачем?
— Ну… Крупно увеличим, найдем повреждение.
— Да я и так нашел. Гляди, оплетка цела, а провод в серединке лопнул. Давай ножницы!
Клим метнулся в комнату, принес ножницы. Федя быстро и ловко сделал все, что полагалось.
— Можно, теперь я включу, Федя?
— Давай.
Клим с опаской сунул вилку в штепсельную розетку. Лампочка в холодильнике зажглась.
— Вот здорово, мама!
Вера Васильевна взъерошила Федины светлые волосы, подтолкнула его к столу.
— А ты, однако, мастер. Спасибо. Теперь монтера вызывать не надо.
— Теть Вера, может, ещё чего починить? Может, пробки барахлят или радио?
— Полно тебе. Садись чай пить, бери хлеб, колбасу. Да не стесняйся, ты сейчас это честно заработал.
Федя вздрогнул, а Вера Васильевна прикусила свою яркую губу. «Дура безмозглая!» — обругала она мысленно себя. Разливая по стаканам чай, быстро заговорила, стараясь рассеять неловкость.
— Да… Так на чем мы остановились? Про кого я вам начала, рассказывать?
— Про шофера, мама. Как его в прошлом году привезли к вам в больницу, на нервной почве. Он испугался, да?
— Нет, Климочка, не испугался. Он был очень смелый человек. С ним произошло нервное потрясение. Этого шофера вызвали с его пожарной лестницей на одно строительство. Там у сварщика лопнуло предохранительное приспособление на поясе, но он зацепился курткой за какой-то выступ и повис. Понимаете, ребята, высоко над землей!.. Ну вот, пожарные примчались, подняли свою лестницу — и, оказывается, она не достает, метра, что ли, не хватало. Тогда шофер взял деревянную лесенку — рабочие дали её, — полез наверх, приспособил как-то эту лесенку к пожарной и держал руками, пока пожарник снимал сварщика. Этот шофер не был верхолазом, его дело — управлять машиной. А тут он стоял на большой высоте на конце лестницы, она ещё раскачивается, — представляете? — и знал, что от него зависит жизнь двух людей. Какие нервы иметь надо!
Мальчики слушали с горящими глазами, напряженно; чай в стаканах остывал.
Федя вдруг спросил:
— А этот шофер, тетя Вера, такой худой, в синей фуражке, да?
— Ну, уж этого я не знаю.
В коридоре звякнул два раза колокольчик. Клим побежал открывать. Из прихожей донесся его четкий голос:
— Разрешите доложить, товарищ начальник форпоста, Федя находится под моей охраной. Происшествий никаких нет, только холодильник забарахлил, да мы его починили… Игорь, я на пустыре за лесным складом высмотрел одно место. Там крышки должны быть!
— Молодец! — сказал Игорь, входя в кухню. — Здравствуйте, Вера Васильевна. Здорово, Федя!
— Здравствуй, Игорек. Садись с нами чай пить.
— Спасибо, не могу. Я только на минутку — вот за ним.
Федя с готовностью встал, подтянул свой солдатский ремень, преданными глазами посмотрел на Игоря. Даже не спросил, куда и зачем идти.
Глава двенадцатая
ПАРАДОКС
— Что же мне — теперь совсем не сочинять стихи, что ли?
— Ну уж это твое дело, смотри сам.
— Послушай, Славка, будь я проклят! Вовсе не такое плохое это стихотворение: «Нас трое, но грудью одною мы дышим…» Помоги его поправить, а?
Славка сделал скучное лицо, зевнул. В помещение форпоста вошли девочки.
— А где Игорь? — спросила Лера.
Она уже успела переодеться; на ней были красные туфли, синее платье и шерстяная кофточка. Славка даже старался не смотреть в сторону Леры, такой она показалась ему красивой.
Нинка тоже разрядилась: надела плиссированную юбку, прицепила на косу бант. Под мышкой она держала какой-то пакет. Оттянув двумя пальцами кончик юбки, Нинка так и завертелась, чтобы показать, сколько на ней складок. Но Симка не обратил на это никакого внимания: у него было совсем другое в голове.
— Послушайте, девчата, воздействуйте на него! Пусть он поправит мое стихотворенье. Что тут такого? Каждый поэт имел своего редактора. Даже А. С. Пушкина редактировал В. А. Жуковский.
— Никогда он его не редактировал. Просто они соревновались. И, между прочим, В. А. восхищался стихами А. С., а я твоими при всем желании восхищаться не могу.
— Неправда! — вступилась Нинка. — Нечего тебе задаваться, профессор. У Симы есть абсолютно хорошие стихи.
— Какие же хорошие? Может, эти, например? Славка встал в позу и продекламировал, подвывая в конце каждой строки:
Там, где набережных грани-итПоступь пушкинскую храни-ит,Хорошо с тобой, Нина, гуля-ать:И стихи его повторя-ать…
Симка шагнул к Славке, сжал кулаки, но Нинка взглядом усмирила его. Сама она нисколько не смутилась. Наоборот, ещё тряхнула бантом.
— Да, эти. А что же в них плохого?
— Действительно, почему бы тебе не помочь Симке? — спросила Лера. — Ведь ты же редактор школьной стенгазеты, Славик.
Славка сразу сдался.
— Хорошо, давайте попробуем. Только предупреждаю: это Симкино «одногрудое» стихотворение… — Он сосредоточенно погрыз ноготь большого пальца. — Ну, оно что-то вроде необратимого процесса: можно подправить, подчистить, заменить строчку, наконец, но сделать так, чтобы оно чувства добрые лирой пробуждало, — это невозможно. Это…
— Ладно, ближе к делу, — прервала Нинка. Славка пожал плечами.
— Пожалуйста. Берем первую строчку: «Нас трое, но грудью одною мы дышим». Почему трое? Нас же, много.
— Ну, значит, так и надо написать, — снова вмешалась Нинка: «Нас много, но грудью одною мы дышим». Очень хорошо получается! Давай вторую строчку: «Не легок наш путь и не прост».
— Пожалуйста. Но здесь я не знаю, что и делать. «Не прост» взято явно для рифмы, вопреки смыслу. Ведь нам никто не мешает. Наоборот, все помогают: Инна Андреевна, Петров и даже Климкина мама. Выходит, что наш путь очень ясен и прост…
— Ну, значит, так и надо написать! — с торжеством воскликнула Нинка. — И опять хорошо получается:
Нас много, но грудью одною мы дышим,Наш путь очень ясен и прост…
— Постойте, у меня идея! — вмешалась Лера. — Ведь наступает знаменательная дата. Давайте все вместе напишем стихи к двадцать девятому сентября.
— Правильно!
— Молодец, Лера!
— Давайте бумагу, карандаш! Ребята сразу воодушевились, сблизили головы над тетрадкой.
Дверь раскрылась. Вошел Игорь и с ним Федя. Федя задержался на пороге, несмело оглядел ребят. Но Игорь легонько подтолкнул его вперед.
— Знакомься, Федя. Это — Лера Дружинина, а это — Нина Логинова. Остальных ты знаешь. Кстати, Нинка, ты выполнила задание?
— Ещё бы! Целый вечер вчера возилась. Даже запасные сделала.
Нинка развернула пакет. В нем оказались голубые повязки с нашитыми из белых тесемок буквами ПФ, что означало «пионерский форпост».
Повязки мгновенно расхватали, обернули их вокруг правой руки. Все, кроме Феди.
Наступило неловкое молчание.
— Бери и ты, Федя, — неуверенно сказала Нинка. Но Лера одернула её.
— Погоди! А понимает ли Федя, что значит стать членом пионерского форпоста?
Федя ответил негромко, но твердо:
— Я больше не буду. Никогда не буду… воровать.
— Пусть он кровью поклянется! Будь я…
— Отстань ты, Симка, со своей кровью, — сердито перебил Игорь. — Здесь не до глупостей. Надо говорить по-серьёзному. Кто хочет, ребята?
Лера посмотрела на Славку, но тот пробормотал насмешливо:
— Оказывается, не так уж ясен и прост наш путь, — и отвернулся к окну, задумчиво грызя ноготь.
Симка и Нина усиленно зашептались. Игорь ждал. Тогда Лера сказала:
— Я буду говорить прямо. Не обижайся, Федя. Или обижайся, как хочешь. Но твои поступки… Ну, ты сам понимаешь! В общем, ребята, нельзя. Мы пока ещё не имеем права принять его!
Федя стоял отдельно от всех и, опустив голову, теребил конец солдатского ремня.
Славка резко повернулся.
— Интересное дело, Лера… Ведь ты же сама боролась за Федю, правда? И вдруг — не принимать. Значит, пусть опять болтается в одиночку, начинает все сначала? — Славка развел руками. — Парадокс какой-то получается!