Колорады - Владимир Ераносян

— Он хороший человек, не трогай его, Партизан. Он свой. Не только потому, что он нас всех вытащил. Это он меня спас от Глеба Брусники, когда этот подлец напал на меня в чулане. Хотел изнасиловать. А я ведь беременная.

— Мм… — почесал подбородок смотрящий. — А, это тот опарыш, что на мужа твоего стуканул… Ясно. Что, совесть проснулась? — снова обратился он ко мне.

— Партизан, не терзай человека, он ничего плохого не сделал, — вступился за меня муж Марты.

— Не сделал?! — перекосило Партизана в порыве гнева. — А где мой близкий? Где Малевич? Почему я вместо Малевича вот это чмо вижу? Откуда ты взялся, такой герой с укропским шевроном? Братва, а ну выводи этих уродов из машины! Лоб зеленкой мазать. На прицел этого дезертира. Пусть делом доказывает, что не гондурас. Валить будет ублюдков у нас на глазах!

Братва вытащила из салона Моисея Урбана и Пола Уайта и поставила на колени. Мне всучили пистолет и взяли на мушку.

— Давай, стреляй. Прям в лоб обоим!

Я бросил оружие на зернистый песок, чтобы не провоцировать бандитов, и произнес речь, которая, как мне кажется, на тот момент была абсолютна неуместна и предельно глупа. Но именно она спасла мне жизнь на том роковом перепутье, способном завести по какой угодно траектории, включая не только стрелки компаса, но и направление вниз, в сырую землю.

— Граждане уголовники, — начал я. — То, что я собираюсь вам сказать, может вас удивить, так как у меня с собой не имеется удостоверения личности офицера Черноморского флота России. Но я есть действующий офицер Вооруженных сил РФ, попавший добровольно на эту войну. С ведома своего командования. Только сражаюсь я на стороне ополчения, а не «укропов», как вы ошибочно полагаете. Мой позывной Крым. Как бы странно это для вас ни прозвучало. И расстрелять этих кровопийц я вам не позволю, даже если это будет стоить мне жизни. В школе в вашем оккупированном городке каратели держат сорок наших, мучают их, истязают. Спросите у виолончелиста, если мне не верите. А за этих двух упырей «укропы» не только их отдадут, а еще трижды по столько же. Лишь бы не засветили амера в прессе. Если вы их сейчас завалите, а не передадите в штаб, в Донецк, то вы будете нести ответственность, будете считаться виновными в смерти сотен узников. Людей пытают в застенках хунты, и их можно оттуда вытащить. С изоляторов СБУ, из подвалов. Не дам я вам этого сделать…

— Не дашь?! — рассмешил я Партизана, хотя нет, смех этот был наигранным, нервическим, ненатуральным. — Офицер?! Разведчик, что ли?

— Считай, что разведчик, — солгал я, не моргнув глазом. — ГРУ. Причем в звании капитана 3-го ранга. Из Севастополя.

Мои слова вызвали нужный эффект. Это потом я узнал, что пахану не чужды политические амбиции и что он после известных по моему повествованию событий определился-таки, на чьей он стороне. Он уже решил для себя, что нужно заводить новые знакомства в Новороссии, а не в Киеве. Партизан отошел в сторонку, чтобы перекурить и поразмыслить. Меня все еще дежали под прицелом, но уже не так напряженно.

После перекура пахан вернулся и заявил:

— Покумекал я над словами твоими. Идея хорошая. Обменять этих упырят на сто пленных. Понял? На сто, не меньше! Только это была изначально моя идея! Ты согласен? — посмотрел на меня исподлобья уголовник.

— Я не против, — кивнул я.

— Есть контакт в Донецке, на самом верху? — недоверчиво посмотрел он на меня.

— Есть не только в Донецке, но и в Москве, — многозначительно сообщил я, уверенный, что проверить мои слова в такой глуши не представлялось возможным, даже если у кого-то был на руках сотовый.

— Ну, так устроим обмен. Дам тебе в помощь своих ребят. Для надежности конвоя. Им как раз в Донецк надо. К родственничкам и по бизнесу. Скажешь, что эти двое — наемник из Пиндостана и гнида из Днепра — посылочка лично от Партизана, хозяина знакомого тебе городка и окрестностей, и что Партизан желает всю нечисть эту со своей территории вымести поганой метлой и затем занять подобающее положение. Только теперь официальное. Типа мэра. Ну, или своего городского голову поставить, чтоб людей не пугать прошлым своим неоднозначным, но бесподобным. Как думаешь, послушают меня новороссийские твои шишканы? Подсобят мне изгнать с земли моей вурдалаков?

— Не сомневаюсь, что послушают и помогут, — уверенно произнес я, полагаясь больше на интуицию и логику, чем на блеф. Какой бы шлейф из грязных делишек ни тянулся за криминальным авторитетом, судьба и цепь случившихся событий привела его в стан яростных противников киевского режима. Так что врать не приходилось.

— Ок, скажешь в Донецке, что тут Партизан отныне рулит и его партизаны. Перехожу в новый для себя статус политического деятеля. Это по крайней мере интересно. И в какой-то степени смешно. Но надо попробовать. Говорят, это еще и прибыльно. Хотя денег у меня теперь вообще валом.

Авторитет отвел к обочине человек семь братков, экипированных под завязку, пошептался с ними о том о сем и приказал своим парням проводить пленников обратно в бус, дав при этом ключи от JMC именно мне. Значит, поверил. И хорошо.

Тут наши дорожки со смотрящим и разошлись. Трансфер у каждого нарисовался свой, неповторимый, как линии на ладонях. Отец Кристины и Митяя, Марта и ее муж пересели в бус, а Партизан перетащил трофейные деньги в свой красный «Феррари» и вместе с тремя подручными отчалил в неизвестном направлении. Это была его родина, знакомые края. Он никогда не мечтал оставить эти насиженные в буквальном смысле места, знал, где здесь можно залечь на дно, где перекантоваться и зализать раны и в каком месте появиться в нужное время.

А мне предстояло въехать в Донецк, вернее, до ближайшего блокпоста народного ополчения, чтобы ошарашить соратников, поставивших на мне крест и записавших в пропавшие без вести, своим триумфальным возвращением с высокопоставленными «языками». Я рассчитывал как минимум на крест, но не на кладбище, а на георгиевской планке, прикрепленной к груди. И еще. Хотел услышать «спасибо» от пригожей девушки по имени Кристина и ее веснушчатого братика Митяя за то, что я не человек-балалайка, не балабол, а самый что ни на есть герой, вызволивший их отца из неволи. Как у меня это получилось? Это уже другой вопрос. И к делу не относится. Главное — результат. Моей невесте повезет со мной именно потому, что я везунчик…

Глава 23. Солнце

Осень 2014 года выдалась на удивление жаркой. Бабье лето не унималось. Тучи расступались под мощью неутомимого солнца. Оно не делило людей по цвету кожи и принадлежности к какой-либо конфессии. И не подгоняло их жить, призывая к спокойному и сосредоточенному созерцанию красоты.

Небо по большей части было чистым. Лишь изредка благодатный вид засоряли беспилотные дроны, а тишину обезлюдевшего Донецка нарушали разрывы снарядов и мин. В период объявленного перемирия людей от минометных обстрелов гибло гораздо меньше, но смерть не стала обыденностью. Особенно убийство по ошибке. Это когда не сыскать виновного. Не наказать по всей справедливости. Когда убийцу прикроют, отмажут или, чего хуже, наградят и зачислят в пантеон героев…

Запад показательно оплакивал жертвы катастрофы малайзийского «боинга» в районе села Грабово, при этом замалчивая результаты расследования. Или сознательно уводя его в область огульных обвинений и предвзятых версий. Кто же его действительно сбил? Ходили противоречивые слухи. Многие считали, что самолет потерпел катастрофу вовсе не из-за ракеты зенитно-ракетного комплекса «Бук», а вследствие обстрела истебителем украинских ВВС, даже уверяли, что пилот этого истребителя до сих пор греет косточки в бессрочном отпуске в Эмиратах. Но главная цель — шельмование ополчения и поддерживающей его России — была достигнута. Изоляция набирала обороты. И почему их СМИ не замечали, как ежедневно оплакивали невинно убиенных на Донбассе? Все мы задавались этим вопросом и поэтому не собирались выпускать из рук оружия.

На похороны детей, погибших во время игры на футбольном поле, или младенца, сраженного осколком прямо в коляске, выходили тысячи. Пустоту заполняло негодование и слезы. Вы когда-нибудь видели обитый бархатом, с тесемочками, или покрытый акриловым лаком глянцевый детский гроб из сосны? Маленький гробик… Я видел очень аккуратный, мастерски выполненный ритуальным агентством заказ. Гробовщики отнеслись с пониманием. Сделали со скидкой, жить-то всем надо. Всем надо жить…

Откуда эти люди, сурово глядящие мужчины и постаревшие раньше времени женщины? Ведь СМИ говорили, что все разъехались кто куда. Кто в Россию, кто в Украину. Но траурные процессии растягивались на целые улицы. На угрюмых лицах застыла печаль. Безмолвие не есть безразличие. Их город в беде. Доселе аполитичные, они уже не могли быть в стороне. Им здесь стало плохо, невыносимо, но скитаться вечно в бедных родственниках не по нраву никому. И они возвращались домой. Чтобы возродить жизнь в своем городе. Но прежде похоронить своих детей…