Наш Современник, 2005 № 05 - Журнал «Наш современник»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спросил.
— И что же ответил Митрополит Сергий?
— А знаешь, Иоанн, что я думаю: кто добрый, у того в душе живёт Бог» (Митрополит Вениамин (Федченков). Записки епископа. «Воскресение». СПб, 2002, с. 236).
В послесловии к составленному мной сборнику документальных материалов «Сталин» известный священник Димитрий Дудко пишет: «Наши патриархи, особенно Сергий и Алексий, называли Сталина богоданным вождём… Да, Сталин сохранил Россию, показал, что она значит для всего мира… Поэтому я, как православный христианин и русский патриот, низко кланяюсь Сталину».
В канун 60-летия Победы начался новый накат на Сталина, без которого не было бы этой Победы. Показательно выступление диакона Кураева (радио «Радонеж», 28 марта 2005). В своё время в статье «Дети свободы» (журнал «Молодая гвардия», 1994, № 7, 8) я писал о таком «приёме» этого эрудита, когда рядом с отцами Церкви, православными святыми, у него — какофония из модных в «интеллектуальной среде» имён: М. Мамардашвили, С. Аверинцев, М. Цветаева, М. Гершензон, А. Мейер, А. Экзюпери, Р. Гароди и т. п. «Один голос сменяется другим, как в христиански двусмысленной, под античными масками, оперетке Оффенбаха». Теперь, в своём выступлении по названному радио, А. Кураев включился в хор таких одиозных хулителей Сталина, как солженицын-волкогонов-радзинский. Что это — историческое невежество или низкопробный нигилизм, когда под общую «зачистку» попадают поставленные в один ряд Ленин, Троцкий, Сталин, Хрущёв, без всякого учёта их подлинной роли в истории России? На вопрос радиослушателя о причине ненависти погромщика церквей Хрущёва к Сталину А. Кураев отчеканил: «И среди бандитов есть свои разборки». Вот она, лексика «Огонька» Коротича, в своё время вдоволь похулиганившего под эгидой «архитектора перестройки» А. Яковлева в «разоблачении Сталина». Наш эрудит не терпим к критике, называя, например, мерзостью напечатанный в газете «Русский вестник» отзыв на его статью «Война и сказки» в журнале «Благодатный огонь». «Мерзостью», видимо, сочтётся и несогласие с тем, что из всех книг о Великой Отечественной войне А. Кураев в своём выступлении назвал только «знаковый» по неправде роман В. Астафьева «Прокляты и убиты». Но больше всего, пожалуй, смущал несдержанный, возбуждённый тон разговора А. Кураева, особенно выделяясь этим на фоне спокойных, вежливых реплик радиослушателей. Один из них сказал, что он из сословия дворян, которые пострадали после революции, но он не осуждает Сталина, в действиях его была историческая необходимость, он был великий человек, как Пётр I. Другой радиослушатель заметил, что ведущий беседу тонко развенчивает Сталина, но Сталин был против либералов-предателей.
Когда я недавно (в октябре 2004 года) побывал в Сталинграде, то с особым чувством вспоминался мне знаменитый приказ № 227 И. В. Сталина, подписанный им в смертельно опасное для страны время, когда враг грозил прорывом в Сталинград и захватом его. Даже и теперь, по прошествии более шестидесяти лет после тех грозных дней, ледяным ветром эпохи веет от суровых слов приказа, беспощадного в требовании не отступать, стоять насмерть. Как актуален этот глубоко патриотический документ в наше время!
Кто-то из видных зарубежных политиков сказал, что надо сокрушить русский народ, чтобы он не мог породить нового Сталина. Увы, Сталин рождается, может быть, раз в тысячу лет и в особые исторические эпохи, но наш народ поистине стал почвой (не материалом, каким видели его для себя троцкисты), на которой только и могла взрасти такая колоссальная личность. И, конечно же, органична связь бывшего ученика Тифлисской духовной православной семинарии с Русской Православной верой. (Любопытно, что в первоначальный текст авторов его биографии, где сказано, что он учился в «тифлисской духовной семинарии», сам Сталин вписал слово «православной».)
Сокрушившая гитлеровскую Германию, претендовавший на мировое господство «Третий рейх» с его нацистским расизмом, одержавшая над врагом не только военную, но и духовно-нравственную победу, Россия ныне сама потерпела сокрушительное поражение. Не в прямом военном столкновении, а в духовной войне с мировым злом, концентрацией которого стало воинствующее антихристианство «Нового мирового порядка». На Западе всегда была непонятной и чуждой Православная Россия, как, впрочем, и Советский Союз, в котором, несмотря на государственный атеизм, во многом сохранилась система традиционных духовных ценностей русского народа. Особенно эта враждебность Запада к православию усилилась в последнее время. Такая вроде бы мелочь, но характерная, чтобы снискать благосклонность западных хозяев: нашим диссидентам уже мало быть антисоветчиками, русофобами, надо быть прежде всего врагами православия. И нет недостатка на этот счёт в охотниках не менее ретивых — пресловутого Бжезинского, изрёкшего, что после краха коммунизма главным врагом для Америки, для мира становится православие. Известный диссидент А. Синявский, оказавшись в эмиграции в Париже, пустился по «Свободе», другим радиоголосам клеймить «православный фашизм». Из православия хотят сделать пугало, страшилище для «демократии», «цивилизации», растворить его в «плюрализме». Государственный секретарь США Олбрайт, приехав в Москву, спешит прежде всего к Патриарху, чтобы защитить «права конфессиональных меньшинств», всякого рода ересей, сект. Продолжается мировая война, в которой видимое насилие, вроде бандитской расправы «цивилизованной» Америки над Сербией, Ираком, сообщается с войной невидимой сил сатанинских, пронизывающих нашу современную жизнь, с христианством, православием — верой, не извращённой тем материальным идолопоклонством, перед которым пал Запад в блеске своей духовной нищеты.
В русском народе, как народе глубоко православном, живёт ничем не вытравляемая — никакими «перестройками-революциями», никакими соблазнами безбожной цивилизации, — живёт эта жажда духовного идеала, справедливости, дающая ему с Божией помощью неодолимую силу сопротивления злу. И может ли быть уныние, страх, боязнь вступить в борьбу со злом там, где торжествует истина: «…мужайтесь: Я победил мир» (Иоанн, 16, 33).
Наталия Нарочницкая,
доктор исторических наук, депутат Государственной Думы
ТО, ЧТО НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ
Любовь к Отечеству
В последние годы, вспоминая о Великой Отечественной войне, модно стало говорить, будто бы в войне этой виноват СССР. Ведь Советский Союз — еще худший тоталитарный монстр, который сам якобы готовился напасть на Германию, и Гитлер просто опередил Сталина.
Больно видеть, как нация позволяет глумиться над своей историей. Наше время — это время смятения человеческого самосознания. Большинство людей, растеряв положительные идеалы, остались только со знанием того, чего они не хотят, во что не верят. И всю оставшуюся страстность они способны направить лишь на критику и борьбу против этого — единственно известного и ненавистного им.
Наш постсоветский либерал, который «нежно чуждые народы возлюбил и мудро свой возненавидел» (как писал Пушкин), уверен, что у плохого государства не могло быть ничего правильного и праведного.
Да вот только случилась беда не с государством, а с Отечеством (это в гражданской войне решается спор о государстве). Впрочем, в хрущевские времена мы сами способствовали разрушению национального сознания, когда говорили, что война была не с Германией, с «классовой системой фашизма», а защищали мы Отечество потому, что оно — социалистическое.
Однако любовь к Отечеству естественно заложена в сердце человека. Ведь мы любим именно свою мать, а не мать соседа, хотя та может быть моложе, красивее, образованнее и, как сейчас модно говорить, успешнее.
Об Отечестве и государстве
Безрелигиозное сознание порождает утилитарное, прагматическое отношение к государству. Утрачивается понятие Отечества, питавшее национальное сознание в предыдущие века, которые и явили миру великие державы и великую культуру.
Христианское, особенно православное, сознание рождает совсем иное — национально-государственное — мышление: ощущение принадлежности к священному Отечеству, которое не тождественно государству — политическому институту со всеми его несовершенствами и грехами. Но такое отношение возникает только у глубоко религиозного народа, ощутившего сакральность не только личного, но и национально-государственного бытия.
В национальном самосознании православного почвенного человека главным компонентом является чувство исторической преемственности, острое переживание принадлежности не только и не столько к конкретному этапу или режиму в жизни своего народа, но ко всей многовековой истории и его будущему за пределами собственного жизненного пути. В этом — преодоление гордыни, а значит смертности, конкретности личного бытия, когда индивидуальное восприятие истории выходит за рамки одной жизни, проявляя в национальном сознании бессмертную природу души.