Флоренс Аравийская - Кристофер Бакли

– Обещание? Кому?

– Моей лесбийской возлюбленной, Лейле.

– Флоренс, послушай…

– До свидания, Сэм.

Нажав кнопку отбоя, Флоренс испытала огромное облегчение. Она несколько секунд смотрела на этот мобильный телефон, который вручил ей Бобби и который был ее единственной связью с бывшим начальством, и он, разумеется, снова зазвонил. Она хотела нажать на кнопку приема, но потом передумала. Ей было известно о том, что на Ближнем Востоке сотовые телефоны часто использовались для устранения нежелательных лиц. Идея принадлежала израильтянам. Это они придумали закладывать несколько грамм пластида С4 в динамик.

Неужели они смогут так поступить?.. Флоренс отложила телефон в сторону и осторожно отступила от него на несколько шагов, прислушиваясь к звонкам.

– Ой! – вздрогнула она.

– Простите, Флоренс.

Она наткнулась спиной на своего ассистента.

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Да, все хорошо.

– Мы не можем найти Фатиму.

Телеведущая Фатима Шам этим утром не пришла на работу. Сотрудники канала звонили ей домой, на сотовый, ее бойфренду и матери. Она исчезла.

Флоренс позвонила Лейле.

– Я свяжусь с полковником Бутросом, – ответила та. – Когда ее видели в последний раз?

– Вчера вечером, когда она уходила из студии.

– Хорошо, я этим займусь. Кстати, Газзи разошелся не на шутку. Задал жару французскому послу из-за этого подкупа священнослужителей. На месье Вальмаре лица не было, когда он уходил. По-моему, Газзи не чувствовал себя таким могущественным с тех самых пор, как отправил в ссылку свою мать. Боюсь, как бы мы с тобой не создали нового Франкенштейна.

Пока полиция занималась поисками Фатимы, Флоренс пыталась сосредоточиться на работе. К этому моменту накопилось множество новостей, которые необходимо было давать в эфир.

Малик снова рвался в бой. Он призвал своих последователей собраться на гоночном треке для общей «молитвы». Эмир не дал разрешения на это сборище. Поэтому муллы обвиняли его теперь в том, что он «продает ислам неверным». Газзи в ответ на это засадил кое-кого из них в тюрьму и национализировал их «мерседесы». Вдобавок он сделал публичное заявление, в котором указал на закон, запрещающий собираться на митинги без соответствующего разрешения эмира. Этот закон был принят третьим эмиром (1627–1641). Современные ученые мужи склоняются к мнению, что он страдал от агорафобии – весьма необычного для обитателей пустынных пространств психического заболевания.

Французы тем временем отрицали свое участие в тайном переводе денег матарским священнослужителям. Возмущенно размахивая руками, они отрицали также самоё существование 11-го отдела, агенты которого между тем усердно размещали во всех арабских СМИ статьи о династии бен Хаз. Согласно этим статьям вся династия матарских эмиров являлась оплачиваемым филиалом правительства Соединенных Штатов.

Принцесса Хамзин все с тем же отсутствующим взглядом переместилась в сопровождении своего мужского эскорта из Парижа в Лондон, где ее усиленно снимали в универмагах «Хэрродс» и других роскошных заведениях. Компания «Америкэн экспресс» получала от этой гонки по магазинам огромные барыши. Васабия по-прежнему яростно требовала извинений от канала ТВМатар.

Были и другие новости с Ближнего Востока: в палестинских школах ввели новый Интернет-курс для начинающих террористов-смертников; в Израиле под Старым Городом американские археологи обнаружили свиток, датируемый первым столетием нашей эры и удостоверяющий брак между плотником из Назарета по имени Иешуа и бывшей проституткой Марией из города Магдала. Эта находка вызвала на несколько месяцев настоящую сенсацию, пока углеродный анализ и детективное расследование не привели сыщиков в рекламный отдел одного нью-йоркского издательства, где, собственно, и был создан этот замечательный документ.

Через три дня после исчезновения Фатимы у дверей канала ТВМатар была обнаружена небольшая коробка. В ней оказалась не бомба, как многие ожидали, а видеокассета, на которой было записано убийство Фатимы. Девушку закопали по горло в песок и забросали мелкими камнями. Запись длилась двадцать минут. Все, кто смотрел ее, не могли сдержать слез.

Флоренс отвезла кассету Лейле. Она не в силах была увидеть это еще раз и потому оставила Лейлу в одиночестве.

Флоренс ждала ее на террасе, глядя на лунную дорожку, пересекающую залив. Она прислушивалась к журчанию фонтанов и чувствовала, как мельчайшие соленые брызги оседают на ее коже. Наконец, к ней подошла Лейла. Она была бледна и подавлена. Ни та, ни другая не произнесли ни слова. Они стояли рядом, опираясь на балюстраду, и смотрели в сад, прислушиваясь к шелесту волн и шороху морского бриза в листьях прибрежных пальм.

Глава двадцатая

– Это ужасно, – сказал эмир. – У меня просто нет слов. И тем не менее у нас нет доказательств.

– Доказательств? – воскликнула Флоренс. – Да кто еще это мог быть, кроме них?

– Послушайте, чего вы добиваетесь? Хотите развязать войну? Да, это ужасно и отвратительно. И я сделаю все, чтобы узнать правду, однако ни при каких обстоятельствах вы не дадите в эфир эту запись. Подобный шаг лишь сыграет на руку тем, кто это совершил.

– Эмир, – сказала Флоренс, – эта девушка была гражданином вашей страны. Она жила под вашей защитой. Неужели ваш народ стал теперь обыкновенной дичью, на которую охотники из Васабии могут охотиться, как на газелей?

– Разумеется, нет. И я не уверен, что мне нравится ваш тон, мадам.

– Простите. Я забыла, что обращаюсь к новому Саладину.

– Ваше положение здесь и без того достаточно шаткое, чтобы еще осложнять его дерзостью. Я думаю, Лейла, тебе лучше проводить нашу гостью из дворца.

– Газзир, – сказала Лейла, – ты не можешь оставить это без ответа. Скорее всего, это действительно был акт возмездия, но также и вызов, проверка твоей решительности.

– А что бы ты сделала на моем месте?

– По меньшей мере, показала бы всему миру, что они сделали с этой женщиной.

– Но мы же не знаем, кто сделал.

– И все равно покажите, – сказала Флоренс. – Пусть мир сам делает выводы.

– Нет, вы явно хотите войны, мадам ЦРУ, – всплеснул руками эмир. – Но в этом деле я вам не помощник. Вы приехали сюда, чтобы все разрушить. Радуйтесь – вам это удалось. Не надо было вообще приезжать к нам. Ваше счастье, что не вы засняты на той пленке.

– Газзир! – возмущенно воскликнула Лейла.

– Нет-нет, – остановила ее Флоренс. – Он прав. Это меня должны были убить.

– Я не собираюсь начинать джихад лишь для того, чтобы удовлетворить ваше желание стать мученицей. А теперь – извините. У меня очень мало времени. Вы обе можете быть свободны.

Лейла проводила Флоренс до машины и в последнюю минуту шепнула ей на ухо, стараясь, чтобы не услышал охранник:

– Завтра в десять утра. У «Старбакса».

Приставленный с недавних пор к Флоренс «телохранитель», разумеется, не входил вместе с ней в туалетную комнату, расположенную за режиссерским помещением. На следующее утро в девять часов Флоренс взяла абайю, которую держала в ящике стола у себя в кабинете, и прошла в туалет, а затем выбралась на крышу. Оттуда она спустилась по пожарной лестнице и прошла пешком три квартала до небольшого гаража, где стоял автомобиль, именуемый Бобби безопасным. Теоретически.

Поворачивая ключ в замке зажигания, Флоренс на секунду перестала дышать. Машина не взорвалась. Через двадцать минут Флоренс добралась до кафе в торговом центре, рядом с которым под фикусом ее поджидала знакомая фигура в белом с двумя большими стаканами кофе в руках.

– Не представляю, как можно пить с этой дурацкой тряпкой на лице, – чертыхнулась Лейла.

– Попробуй через соломинку.

– Вчера, после того как мы ушли, ему позвонил… О боже, теперь я сама стала шпионкой. Ты точно больше не работаешь на них, Флоренс? Скажи мне правду.

– Нет. Теперь, кроме нас с тобой, в этом деле никого не осталось.

– Ладно. Ему звонил король Таллула. И я подслушала весь разговор.

– Каким образом?

– У меня есть специальное устройство. Поверь, я завела его не из праздного любопытства. Когда у тебя маленький сын, о котором надо заботиться, то… Сама понимаешь. Знание – сила.

– И что они обсуждали?

– Всеарабский саммит в Бахрейне. Таллула говорил, как ему не терпится повстречать там эмира. И как он весь испереживался. И какая это большая честь для Матара. И тэ дэ и тэ пэ. Я чуть не взвыла от злости.

– Они говорили про Фатиму?

– Обсудили это в своей обычной манере: «Какое неприятное обстоятельство». – «Да, такое несчастье». Понимаешь, они теперь квиты. Так что им не было уже никакого смысла друг на друга давить. А поэтому – пусть начнется веселье. Я как будто своими глазами увидела их в шатре с блестящими от бараньего жира подбородками. Это было ужасно, Фьоренца. Ведь я когда-то любила его. Даже несмотря на его гарем. Но после того, что я услышала вчера… Нет. Я не могу больше любить этого человека.