Полундра - Сергей Зверев

Витька-прапор снова попытался нанести своему противнику удар ножом в горло. Но, вовремя оттолкнувшись от пола, Полундра подставил под удар нагрудник — нож скользнул по нему, не причинив вреда. Теперь пришел черед Полундры нанести своему противнику удар в живот. Скрючившись, Витька-прапор, однако, подставил под нож противника колени. Попробовав отвести свою руку в сторону и нанести удар в незащищенное место противника, Полундра вдруг почувствовал, что тот схватил его запястье мертвой хваткой. Правая рука Витьки с ножом оказалась слишком близко к нему, и Полундре удалось ее вовремя перехватить, однако острое лезвие распороло ему ладонь. Кровь из ран мутным облачком растекалась в толще воды по замкнутому пространству артпогреба.

Противники теперь оказались сцепленными друг с другом в мертвой хватке, как борцы на ковре. Вот только кататься по нему они не могли. Вместо этого кружились на одном месте, подвешенные в толще воды в узком пространстве артпогреба затонувшего эсминца

Витька, ухитрившись перехватить руки Полундры, старался головой наносить ему удары сверху по лицу, стремясь разбить стеклянную часть маски акваланга. Если бы это ему удалось, Полундре пришел бы конец. Поэтому он подставлял под удары верхнюю часть головы. Глубоководный шлем не спасал от ударов его виски. Он попытался было ударить ногой в живот, но встретил крепкое, как сталь, колено Витьки, ткнувшее его в свою очередь ниже пояса. Скрючившись, Полундра попытался нанести удар головой, но наткнулся на жесткий подбородок своего противника, а боль в ушибленной голове стала еще мучительней. В голове у Полундры мутилось, он чувствовал железистый привкус крови во рту. Что-то теплое текло у него по затылку, шее, за шиворот, пробираясь в глубь гидрокостюма, Полундра не мог понять, был ли это пот или кровь.

Теперь, чувствуя, что Полундра изнемогает под его ударами, Витька попытался захватить обе руки противника своей одной — в этом случае он мог бы, действуя освободившейся рукой, нанести Полундре смертельные раны. Но, как оказалось, в этом была его ошибка. Старлей высвободил обе руки, ими ударил по голове Витьки, выронив при этом нож, но высвободился, отлетев к противоположной стене. Наклонившись, Витька подобрал оба ножа. Теперь у него было по ножу в каждой руке, сквозь маску акваланга было видно, как он торжествующе ухмыляется.

С силой оттолкнувшись от стены, Витька-прапор снова атаковал Полундру. Он взмахнул ножом. Сергей попытался блокировать удар левой рукой, но лезвие вспороло ткань гидрокостюма, полоснуло по коже. Несмотря на это, Полундре удалось перехватить правую руку с ножом и поймать левую, прежде чем Витька успел нанести ею удар.

Полундра решился на крайний шаг: он отпустил руки противника и нанес ему сильнейший удар обеими руками по голове, при этом уворачиваясь от ножевых ударов. Витька-прапор лишь на мгновение потерял ориентацию, но Полундра, оттолкнувшись ластами, оказался над своим противником, завел руку ему за спину и сорвал шланг, соединяющий маску акваланга с кислородными баллонами.

Мириады кислородных пузырьков тут же ринулись из поврежденного акваланга, вода под большим давлением хлынула в ничем не защищенные легкие аквалангиста. Витька-прапор задергался, затрепыхался, но через мгновение затих, вытянув в струнку свои ноги и руки. По инерции тело мертвого аквалангиста разворачивало в воде. И когда тот повернулся к своему победителю лицом, Полундра увидел сквозь стеклянную маску, что на лице его мертвого противника застыла беспечная нахальная усмешка.

Подобрав свой нож, Полундра укрепил его на поясе. Затем поплыл к открытому настежь цинковому ящику, стоящему на полу, и подобрал выроненный неизвестным аквалангистом слиток. Сомнений не оставалось — это было золото. Полундра вспомнил, чему его обучали в курсе истории флота в Балаклавской школе боевых пловцов: во время Второй мировой войны американские поставки по ленд-лизу оплачивались разными ценностями, драгоценным антиквариатом из Эрмитажа и Гохрана, но большей частью присылали золото. Одна из таких партий затонула вместе с крейсером «Эдинбург» и впоследствии была поднята на поверхность. Здесь тоже, был какой-то очень похожий случай. Немного подумав, Полундра засунул золотой слиток себе под баллоны. После этого он, оставив тело погибшего аквалангиста плавать в артпогребе, осторожно выбрался из корпуса затонувшего судна и, работая ластами, принялся выгребать на поверхность, останавливаясь в своем подъеме на положенное время, чтобы адаптироваться к переменам давления и избежать кессонной болезни.

Оказавшись на поверхности, Полундра как ни в чем не бывало поднялся на родное судно. Он безразлично глядел, как испуганно вытянулись лица его товарищей при виде его разорванного в нескольких местах гидрокостюма.

— В чем дело, старлей? — гневно вращая глазами, подскочил к нему кавторанг Мартьянов. — Кто тебе разрешал отправляться в это погружение посреди ночи?

Полундра с досадой поморщился: из глотки кавторанга ощутимо несло перегаром.

— Разрешите доложить, командир? — не особенно бойко сказал он. — По вашему приказанию в артпогреб проник, цинковые ящики там обнаружил…

Лицо кавторанга тут же озарилось торжествующей ухмылкой.

— Ну, что я тебе говорил, старлей? — весело крикнул он, хлопая Полундру по мокрому от забортной воды плечу. — Раз они там, эти ящики, значит, мы будем с деньгами! Понял ты?

Полундра только вяло и без всякого энтузиазма кивнул в ответ. Усталость внезапно навалилась на него, больше всего на свете Сергею теперь хотелось уйти в свою каюту и в изнеможении повалиться там на койку.

— Ого! Вот это да! — Казалось, Мартьянов только теперь заметил многочисленные повреждения и прорезы на гидрокостюме. — Ты что, дрался на ножах там с кем-нибудь? А, Полундра?

— Зацепился за обшивку эсминца, — хладнокровно ответил старлей. — Там, внизу, видимость очень плохая — буи когда ставили, много мути со дна подняли…

И, оставив всех стоять посреди палубы, Полундра повернулся и пошел в свою каюту стягивать гидрокостюм. Ему казалось, что еще немного, и он упадет в обморок от усталости и сильной боли в израненном теле.

ГЛАВА 28

— Ну и где, черт возьми, этот твой хренов Витька-прапор?

Баташев расхаживал по узкому пространству мостика возле штурманской рубки. Его «старпом» с рассеченной бровью стоял в стороне и не без опаски наблюдал за тем, как беснуется его «адмирал».

— Ну, молчишь какого хрена? — накинулся на него Баташев. — Я с тобой разговариваю или вот с этой стенкой? — Со злости Баташев с такой силой долбанул кулаком в дощатую стену штурманской рубки, что та зашаталась, как от сильного шторма.

— Случилось, наверное, что-нибудь…

— Да я и сам не глупее тебя! — заорал в ответ Баташев. — Понимаю, что если его до сих пор нет, значит, что-то случилось! — «Старпом» испуганно попятился. — Я спрашиваю, что может с ним случиться?

— Ну, откуда ж я знаю? — неуверенно пробормотал «старпом». — В принципе, все, что угодно.

Баташев вполголоса выругался и снова принялся расхаживать вдоль капитанского мостика

— На какое время у него там запас кислорода? — внезапно остановившись, спросил Баташев.

— На два часа.

— Ну? — рявкнул он — А его уже скоро четыре как нет! Куда ж он, придурок, делся?

— Может, на гидрографическом судне прячется? — предположил «старпом»

— А какого хрена ему там делать? — возразил Баташев. — Почему сюда не плывет?

Собеседник его вздохнул и покачал головой.

— Не знаю, адмирал, — сказал он. — Под водой он все это время точно не может находиться, это ясно. Воздух для дыхания у него уже давно кончился.

— Слушай, — Баташев остановился посреди мостика. — Может быть, он все-таки подорвался вместе со всем этим эсминцем, а? Там ведь артпогреб все-таки, который шестьдесят лет под водой пролежал. Одно неосторожное движение, и каюк! Можешь свечку ставить за упокой души новопреставленного раба божьего…

— Если бы был взрыв, мы бы его услышали, адмирал, — уверенно сказал «старпом». — Мы держимся от эсминца очень близко, на таком расстоянии подводные взрывы хорошо слышны.

— Да, верно. — Баташев, соглашаясь, кивнул. — Если бы был взрыв, не только вон тех, но и нас тряхнуло бы, волна пошла… Но если взрыва не было, где же тогда он? Может быть, эти придурки на гидрографическом судне его поймали? А эта сволочь Мартьянов понял, что пахнет жареным, и решил мне ничего не говорить.

«Старпом» помолчал немного, откашлялся, потом сказал: — Не знаю, адмирал. В море может быть всякое…

Баташев принялся расхаживать по мостику, сжимая кулаки и скрежеща зубами. Вдруг он остановился и повернулся к «старпому».

— Слышь, каплей? Иди-ка позаботься, приготовь мне гидрокостюм, акваланг, ласты. Давай, что бы все было как полагается.