Моя крайность (СИ) - Чепурнова Тата

Вдох-выдох… без нервов, достаю смятую пачку. Вдох-выдох… сама прикуриваю сигарету, давлюсь кашлем, всё же вдохнув первый дымок.

— Максим, — обхватываю ладошками осунувшиеся вмиг щёки, попутно стирая с них красные метки, совершенного возмездия. Внутри всё как-то сжимается и начинает саднить от чувства вины, ведь он за меня заступился. — Макс, ты меня слышишь?

Покорно жду, когда же после очередной затяжки, он мне ответит, но сквозь пелену слез, замечаю лишь неуверенный кивок и то потому что руками синхронно дёргаюсь с наклоном его головы.

— Зачем, зачем ты сюда рванул? — бессовестно трогаю и разглядываю скулы, подбородок и, явно подбитый глаз. — У тебя что-то болит?

— Нет, — выдавив сипло, почти неслышно, отводит руки от своего лица.

— Пойдём, надо умыться.

— Я сам, а ты лучше тут разберись.

Кроме недовольства в голосе, я слышу и другую интонацию. Не могу толком разобрать, но это что-то подозрительно похожее на сожаление.

— Нужно вызвать скорую, — обращаюсь к маме, дождавшись когда за Максимом закроется дверь в ванную.

— И полицию.

Я не верю своим ушам, она собирается обрушить на Максима гнев Фемиды, покарать его за справедливый самосуд над тем, кто посмел меня обидеть.

— Мам, ты сломаешь ему жизнь, как Лешке.

Опускаюсь перед ней на колени, не заботясь ни об их чистоте, плюхаясь на грязный пол. Ни о своей опущенной гордости, прося за Макса, уповая на последние остатки маминой благоразумности.

— Детка, — как же приятно и тепло звучит это знакомое слово, покрывая кожу мурашками от нежности в мамином тембре голоса. — Я знаю, что в твоих глазах я давно опустилась, но неужели ты думаешь, что я позволю тебя насиловать?

Слёзы жгут глаза и в горле дерет, подкатывающая истерика, рвущаяся без спроса, выползающая на заботливые слова мамы, как на приманку.

— Я позвоню Рогозину, бытовая ссора, более чем удовлетворит участкового.

— Спасибо.

Срываюсь с места, бегом нагоняя Макса и поравнявшись с ним, со всей имеющейся силой дёргаю за широкую лямку спортивной сумки.

— Ты идиот, Макеев. Так нельзя рисковать, — встаю напротив него, чтобы видеть реакцию на свои слова. — Ни собой, ни другими людьми.

— А молча терпеть можно? Я не экстрасенс, блин, чтобы догадываться, какая хрень случается в твоей жизни, — кидает под ноги сумку с моими вещами, собранными ещё днем. — Ты мне даже не сказала, что этот мудак продал кота и поднял на тебя руку. А сегодня и хрен поднял. И если бы я знал это изначально, то давно забрал бы тебя отсюда.

— А зачем? — выуживаю признание, затаив дыхание, боясь лишним движением спугнуть чувства, которых мне так от него не хватает.

— Ты своим упрямством и способностью влипать в неприятности, напоминаешь мне Альку. И если я её не уберег, то…

— Вот только не надо проецировать свое прошлое на моё настоящее. Я не твоя сестра и не требую заглаживать передо мной вину, — в опустившихся уголках губ замечаю хорошо скрытую грусть, но проявлять чувство жалости к Максиму не хочу. Мне тоже больно и обидно, что он не замечает очевидных вещей, упорно продолжая ассоциировать меня со своей сестрой, упиваясь взваленным на себя чувством вины. — Ты ещё больший идиот, раз не видишь, что нравишься мне. Один брат у меня уже есть, другого мне не надо.

Глава 42 "Ты со мной спать будешь?"

Марго

Молча, в странном оцепенении наблюдаю за происходящим, больше пытаясь разобраться в себе, а не в отношениях между Максом и Леськой, куда я так не кстати умудрилась влезть. И сейчас испытывая жгучее чувство вины перед подругой, корю за опрометчивый поступок. Не лучшая идея на эмоциях признаться Макееву в своей симпатии в тот момент, когда он почти "не один".

— Я тебе сразу озвучил — никаких серьезностей. Да? Все без обмана.

— Да пошел ты, — не сдерживается она, поджимая обиженно губы. — Меня всегда укачивает. Я поеду спереди, — фыркает Леся, наклоняясь, чтобы поднять брошенную на асфальт сумку, так и не дождавшись помощи от Максима, который все же виновато пожимает плечами.

— Чую отдых будет жарким, — посмеивается Лешка, укладывая сумки в багажник. — Давайте, по коням. Море без меня волнуется.

Хорошая перспективка провести многочасовую поездку рядом с Макеевым, вальяжно развалившемся почти на большую часть заднего сидения. Наушники в уши, в телефоне открываю “читалку”, включаю максимальное безразличие к своему попутчику.

— Ты спать будешь?

Щёлкает меня по носу, чтобы привлечь к себе внимание, которое я совсем недавно смогла переключить на книгу, но до конца не сумев отключить периферическое зрение, то и дело поглядывая на длинные пальцы Максима, отбивающие нервный ритм.

— Прости, ты что-то сказал? — демонстративно вытаскиваю беспроводной наушник, в котором даже фоном ничего не играет и суть вопроса ясна без повтора.

— Ты со мной спать будешь?

Произносит с максимальным ехидством, нагнувшись ко мне, чтобы поймать в поле зрения мою растерянность, прячущуюся за растрепанными волосами. Касается их, медленно заправляет за ухо, намеренно дразнит, зарождая во мне желание принять правила его игры.

— Изначально вопрос звучал иначе, — больше не прячась, всматриваюсь в пляшущие на его лице блики от проносящихся за окном огней автострады.

— Это была проверка связи и ты ее не прошла, — он буквально выдыхает каждое слово в мои напряженные от наглой близости губы. — Ты врушка.

— У меня хорошие учителя.

— Да что ты? — заговорщически шепчет, переходя от слов к делу. Ведет чуть шершавыми сбитыми костяшками по предплечью все выше и выше, оставляя на коже ощутимую россыпь мурашек. — Не играй со мной, Крайнова, — проворными пальцами подбирается к шее, чтобы лечь на нее теплой ладонью, упрямо притягивающей нас друг к другу. — У нас разные весовые категории. Ты не вывезешь.

— Посмотрим.

Макс резко отдергивает руку, возвращая между нами приличное расстояние, но продолжая сверлить пытливым взглядом, видимо примеряя на меня роль этакого борца с его весовой категорией. А самое абсурдное не то что я флиртую за спиной Леськи с Макеевым, а то что мне чертовски это нравится. Я чувствую, как кровь закипает от адреналина, как крышу сносит и плывет реальность. Причем не у меня одной. Невооруженным глазом видно, Макса так же тянет и глупо ведет от всей атмосферы. Он больше не закрытая книга, он позволяет заглянуть в себя, пока еще не открываясь настежь, но это уже прогресс для нас обоих.

Максим загадочно скашивает глаза на миниатюрный наушник, зажатый в моей ладони, без спроса выхватывает, не упустив возможности подольше задержать руку на кончиках пальцев. И по восприятию, словно забирает часть энергии, или я сама готова щедро её раздаривать?!

— Включай колыбельную. Я спать.

Изворотливо ложится на сидении, скрещивает руки на груди для удобства и слегка поерзав затылком на моих коленях, находит таки комфортную позу. Но предаваться сну не спешить, нагло сканируя потемневшей синевой своих глаз, пуская любопытство из-под густых ресниц.

— Жалеешь? — прищурив один глаз, Макс продолжает изучать эмоции на моем ошарашенном лице.

Вопрос хоть и застает меня врасплох, но я прекрасно понимаю к чему он клонит. Если так задуматься, то в тот момент слова вылетели действительно на автомате, без особых долгих томлений. И сейчас в более спокойном состоянии я сумела бы прикусить язык, но не тогда. Слово не воробей, вылетело и пусть, зато теперь не лежит мёртвым грузом на душе.

— Нет, — поразительно, каким гулом в опустошенной душе прокатывается мой голос, словно это Макс меня опустошил, но заново так и не наполнил. — Я и сейчас могу повторить. Ты идиот, Макеев, — не хочу выглядеть жалкой и вестись на умелые подначки тоже не стану. Больше признаний, касающихся моих чувств он не услышит, а вот игривых ноток добавить в наши разговоры я не против.

— Согласен. Но меня радует другое.

Провокационно шепчет он, растягивая губы в ироничной ухмылке, возвращаясь в привычное амплуа. Удобнее устраивается головой на моих ногах, прикрывая веки, демонстративным жестом показывая, что дальше откровенничать не станет.