Кафетерий для спецназа - Яна Тарьянова

— Наверное… Да, я с вами.

— Выезд около одиннадцати утра. Йоша должен сделать часть уроков. Вас устраивает?

— Да.

— Если что-то изменится, мы сообщим.

С этими словами Шольт поднялся и ушел, забрав с собой стаканчик с кофе.

Снежка попыталась поговорить с ней об ассортименте выпечки — творожные ватрушки начали пользоваться популярностью, а с яблочным повидлом все до единой распродавались через окошко со скидкой — но Ханна отмахнулась и сказала, что подумает об этом позже.

— Не могу. Голова не варит. Пойду, отлежусь в ванне. Все вопросы будем решать с понедельника.

Она еле-еле заставила себя идти, расправив плечи, чтобы наблюдатели с КПП и с крыш не придумывали себе лишнего. Усталость была неправильной, как будто она перебрала успокоительного, поругалась с висицей, а потом каталась на машине по городу, с трудом избегая аварий. Даже руки тряслись. Что такое?

«Надо машину в гараж загнать. Но… надо открывать и закрывать ворота. А завтра снова открывать и закрывать — мы же поедем в лес. Бросить ее тут, на обочине? Можно чуть-чуть переставить, заехать на газон».

Взгляд зацепился за предмет под «дворником». Что это? Не записка, не квитанция… Ханна ускорила шаг, услышала попискивание висицы, и заулыбалась, теряя часть усталости. Кто-то подсунул под «дворник» одинокую розу. Темно-оранжевую, под цвет ее шерсти.

Ханна вытащила розу и унесла к себе, позабыв о неправильно припаркованной машине. Хризантемы она выбросила вчера вечером, пожалев, что они так быстро завяли.

«Это он», — сказала висица.

«А вдруг это дядя Казимир раскаялся?» — спросила Ханна.

Они дружно расхохотались.

«Завтра с ним побегаешь».

«А ты?»

«Я еще подумаю, — ответила Ханна. — Если просто согрешить, то тогда уже по традициям. Впереди Покров. Дам себе волю».

Утром Ханна выпила кофе в компании розы и достала из шкафчика пакет ароматизированных палочек для волков — прежде чем купить лакомство, она убедилась, что в составе нет злаковых. На всякий случай.

В десять часов сорок пять минут прилетела смс от Мохито.

«Выдвигаемся?»

«Да», — написала в ответ Ханна.

Они встретились на улице и двинулись по знакомому маршруту. Мохито предлагал ехать в одной машине — «зачем бензин зря жечь?» — но Ханна отказалась, опасаясь, что не сможет сбежать в случае конфликта. Будучи мобильной, она чувствовала себя увереннее. Махнула хвостом, хлопнула дверью и уехала. Не надо ждать или уходить пешком.

Дубы почти облетели, желудей прибавилось. Ханна подняла багажник, прячась за незамысловатой преградой — раздеваться на глазах двух альф и ребенка было неловко. Она, как и в первый раз, не смотрела в сторону внедорожника. Сами разберутся, сами превратятся.

Висица встала на лапы и вздрогнула от крика. Шольт заорал и тут же смолк, словно заткнул рот ладонью — доносилось только глухое мычание, полное боли и страха. Висица осторожно подошла к чужой машине, когда стон превратился в волчий скулеж. Медведь и волчонок неуклюже топтались вокруг превратившегося Шольта. Волк дрожал, стучал зубами и прижимался к колесу. Ханна отстранилась, не вмешиваясь, понимая — висица все сделает сама. Та не подвела — подошла, прижалась к волку, унимая дрожь телом. Вылизала длинный нос, отполировала волчьи усы, морщась от щекотки. Засвистела в ухо: «Хорошо. Все хорошо. Сейчас пойдем гулять. Там рыба и мыши». Волк успокоился. Не сразу, но перестал дрожать, заворошился, отодвинулся, неуклюже встал на лапы. Медведь облегченно выдохнул, подхватил волчонка и понес к мосткам.

День прошел в праздности и ленивой прогулке по приглянувшимся местам. Мыши куда-то переехали, поэтому волк с висицей пошли вокруг озера, вляпались в болото, долго отмывали лапы на отмели и вытирали о пожухлую, прихваченную утренним морозцем траву. Висица отговорила волка есть грибы: решительно загородила семейку телом, укусила за ухо, когда тот попытался ухватить опенок. Позже вытащила пакет с палочками из открытого багажника и предложила всем желающим. Медведь не остался в долгу, попытался угостить висицу сырой рыбой и, в очередной раз, получил отказ.

Безмятежность развеялась, когда дело дошло до обратного превращения. Ханна быстро перекинулась, начала одеваться, прислушиваясь к звукам от внедорожника. Тишину разорвал волчий вой, сменившийся криком. Шольт всхлипывал, давился слезами, и Ханна, почти не соображая, что делает, бросилась к нему на помощь — подбежала, села рядом, обняла дрожащие плечи, привлекла к себе, позволила уткнуться носом в шею, приглушая рыдания. Чужая беспомощность и страх ощущались руками, хотелось забрать часть боли, успокоить, пообещать, что теперь все будет хорошо. Слова застряли в горле. Шольт перестал всхлипывать, выстонал:

— Боюсь. Боюсь. Кажется, что это опять на сутки. Что я буду лежать и орать, срывая голос, а они будут стоять и смотреть.

— Нет, нет, — забормотала Ханна. — Это в прошлом. Теперь — быстро. Не думай об этом. Постарайся забыть.

Она гладила плечи — горячие, твердые — ерошила отросшие волосы на затылке. Шольт прижимался к ней все сильнее, терся носом о шею, подставлялся под ласку. Это соблазняло, подталкивало проверить изгиб поясницы, коснуться бедер, проверяя, подойдет ли ширина ее телу. Искушение исчезло после покашливания Мохито. Ханна провела ладонью по спине Шольта, с сожалением прерывая двусмысленную ситуацию. Поднялась и ушла к своей машине.

Глава 30. Следы на снегу

Домой возвращались под темными, серо-желтыми тучами.

— Неужели пойдет снег? — пробормотала Ханна, пытаясь сосредоточиться на дороге. — Рано еще, до Покрова две недели.

«Зачем тебе Покров? — зафырчала висица. — Пусть будет снег, у тебя в квартире тепло. Позови его».

— Нет, — твердо сказала Ханна. — Звать не буду. Пусть приходит сам.

«Он боится, — сказала висица. — Волк на него ругается».

— За что?

Висица замолчала, оставив Ханну теряться в догадках.

Она загнала машину во двор, помахала машине Мохито, скрывшейся на территории части. Поднялась к себе, приняла душ и уселась в кресле с чашкой горячего чая.

Роза пламенела. Мысли путались. Тело охватило томление. Хотелось только одного: вернуть Шольта, притянуть его поближе, влипнуть, слиться, проверить, горячи ли губы. Опьянят ли поцелуи — так, что Ханна забудет себя и позволит творить все, что заблагорассудится?

Она сидела, прислушиваясь, ожидая, что на лестнице раздадутся осторожные шаги, в дверь коротко стукнут, и сила притяжения заставит ее вскочить и щелкнуть замком. Шли минуты, она угрелась, подтянула под себя ноги и задремала. В полусне услышала ворчание висицы: «Он устал. Превращение забрало все силы». Ханна кивнула и провалилась в сновидение, где длинноносый волк бродил по ее квартире, принюхивался к