Вне закона - Дональд Уэйстлейк

Ближайшие соседи Леа выразили сочувствие и озабоченность, но помочь ничем не могли. Нет, они не видели Марису, и, разумеется, она не заходила к ним в гости. Обещали, мол, если что заметят, так сразу, и советовали позвонить по телефону 911.

Леа продолжала стучаться в двери. Словно в мозгу включился какой-то механизм. Она не могла остановиться, пока не обойдет каждую квартиру. Чем дальше отходила Леа от своего дома, тем меньше симпатии видела в глазах здешних обитателей. Один из жильцов даже двери не открыл, лишь спросил, что ей надо. Другой, средних лет мужчина с красной и раздраженной физиономией закоренелого пьяницы, не дал ей даже закончить фразы, заявил с порога, что никаких детей не видел, знать не желает про детей, у него нет времени следить за чужими детьми.

Леа вернулась домой без сил. Со страхом вдруг заметила, что оставила входную дверь незапертой. И еще — во всех комнатах свет, может, это Мариса вернулась?..

Она вбежала в прихожую.

— Мариса?..

И услышала собственный голос, тревожный, жалостный…

Нет, разумеется, на кухне никого. В комнатах — тоже.

И тут ее пронзила новая, совершенно дикая, несуразная мысль. Леа выбежала на улицу на автостоянку. Проверить свою машину, припаркованную довольно далеко от дома. Щурясь, всматривалась она в салон, зная, что машина заперта, что в ней никого. Долго смотрела на заднее сиденье.

«Я, наверное, с ума сошла. Что ж это со мной происходит?..»

И все равно проверить надо. Она с трудом подавила порыв сесть за руль и проехать по Пятнадцатой улице до школы Скэтскил-Дей. Ясно, что там давно все закрыто. Потом еще объехать стоянку, что позади школы…

Нет, она проедет по Ван-Бюрен. Потом — по Саммит. Объедет весь небольшой центр города с бутиками, новомодными ресторанами, дорогими антикварными лавками и салонами стильной одежды. Затем на автомагистраль, мимо заправочной станции, заведений «фаст фуд», мимо маленькой ярмарки.

Для чего, спрашивается? Что она там увидит? Разгуливающую под дождем дочь?

Леа вернулась домой. Ворвалась в квартиру, показалось, что звонит телефон. Но телефон молчал. И снова, не в силах остановиться, она принялась осматривать комнаты. На этот раз более тщательно, не поленилась даже заглянуть в шкаф Марисы, отодвинула в сторону висящие на вешалках и аккуратно отглаженные платья дочери. (Мариса всегда была аккуратисткой, а Леа никогда не задавалась вопросом, откуда это у нее.) Она стояла и разглядывала туфли дочери. Господи, какие маленькие… Пыталась вспомнить, в чем Мариса пошла сегодня утром в школу… Как же давно это было!

А волосы в косички она ей сегодня заплетала? Нет, наверное, просто времени не было. Просто расчесала их тщательно, с любовью. Возможно, она слишком гордилась своей красавицей дочкой, и вот теперь наказана за этот грех… Что за ерунда лезет в голову! Разве это грех, любить свою дочь? Она подолгу расчесывала светлые волосы Марисы, до тех пор, пока не засияют, а потом закрепляла пряди заколками в виде бабочек с маленькими жемчужинами.

— До чего ж хорошенькая у меня дочурка! Мамочкин ангелок!

— Ой, мама, ну что ты. Никакой я не ангелок…

Сердце у Леа болезненно заныло. Она так и не смогла понять, за что их бросил отец Марисы. Ее затошнило от чувства вины. Наверное, это она виновата, как женщина и как мать.

Часто Леа подавляла желание крепко стиснуть Марису в объятиях. Одиннадцать лет — уже не тот возраст, не стоит смущать девочку спонтанными проявлениями страстной материнской любви.

Подобные эмоции могут расстроить психику ребенка, Леа об этом не раз предупреждали. Но она и так все прекрасно понимала, и ни к чему всякие предостережения.

Леа вернулась в кухню, достала еще одну банку пива. Всего несколько глотков, прежде чем набрать 911. Она не будет допивать всю банку.

Ничего крепче пива дома не было. Такое уж она установила себе правило. Никаких крепких спиртных напитков. Никаких мужчин, заскакивающих на ночь «на огонек». Никаких демонстраций чувств и эмоций перед дочерью. Она и так знала: во всем будут винить только ее. Это она всегда и во всем виновата.

Беспризорница дочка. Работающая мать-одиночка…

Не следовало скупиться, надо было нанять какую-нибудь женщину, чтобы приглядывала за девочкой. Но Леа работает в клинике старшей медсестрой, и что у нее оставалось после уплаты налогов? Она просто не могла себе этого позволить. Не могла, и все тут.

Да, конечно, Мариса в отличие от других учеников соображала не слишком быстро, но тупицей ее никак нельзя было назвать. Она училась уже в шестом классе и не принадлежала к числу отстающих. И учительница сама говорила, что девочка постепенно «подтягивается». И вообще очень хвалила Марису: «Ваша дочь так старается, миссис Бэнтри! Такая милая, послушная, терпеливая девочка!»

В отличие от мамочки, подумала Леа. Совсем не милая и уже давным-давно потеряла всякое терпение.

— Хочу сообщить о пропаже ребенка…

Она репетировала эти слова в надежде, что голос не подведет, не дрогнет, что язык не будет заплетаться.

Где же все-таки Мариса? Сама мысль о том, что ее нет поблизости, в квартире, казалась невыносимой, абсурдной. Может, стоит проверить еще раз и…

Мариса знала: придя домой, необходимо запереть за собой входную дверь не только на ключ, на и на задвижку. Это когда она оставалась в доме одна. (Мама с Марисой много раз репетировали эту процедуру.) Мариса знала: если мамочки нет дома и кто-то стучит в дверь, к двери не подходить, никому не открывать. И к телефону подходить не сразу, а только после того, как включится автоответчик и она поймет, что это звонит мамуля.

Мариса знала — нельзя подпускать к себе незнакомцев. Нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Ни в коем случае нельзя садиться к незнакомому человеку в машину, даже со знакомыми людьми. Ну разве что если это женщины, мамины знакомые или мамы школьных подруг.

И главное правило, которое твердо усвоила Мариса, — после школы следует идти прямо домой.

Никогда никуда не заходить, ни в какие дома и здания, за исключением разве что дома, где живет школьная подружка… Но о том, что собираешься к ней в гости, следует заранее предупредить маму.

(Помнит ли все это Мариса? Способен ли вообще одиннадцати летний ребенок запомнить и усвоить так много правил?)

Леа спохватилась. Она совсем забыла, что собиралась позвонить учительнице Марисы. Собиралась узнать у мисс Флетчер имена и телефоны подруг дочери. Ведь в полиции обязательно об этом спросят. Но она в нерешительности застыла перед телефоном, прикидывая, удобно ли сейчас звонить этой женщине. И потом, если позвонит, мисс Флетчер сразу поймет — что-то не так.

Боль в переносице становилась все острее, голова просто раскалывалась…

Четырехлетняя Мариса карабкалась на диван, садилась рядом с Леа и начинала гладить ей лоб. Хотела разгладить «тревожные морщинки». А потом покрывала влажными поцелуями мамочкин «лобик». «Чмок-чмок — все беды долой!»

Порой это задевало мамочкино тщеславие. Что хорошего, если ребенок видит «тревожные морщинки». Но она смеялась и напрашивалась на новые поцелуи. «Да, милая, да, моя хорошая. Чмок-чмок — все беды долой».

Это стало их ритуалом. Насупленный взгляд, гримаса недовольства — или мамочка, или сама Мариса тут же начинали игру в «Чмок-чмок — все беды долой».

Леа листала телефонный справочник. Флетчер… Да здесь больше дюжины Флетчеров. И ни один из инициалов не совпадает. Как же звать учительницу Марисы? Ив, Эва?..

Леа набрала один из номеров. Щелчок, соединение, ответил мужской голос.

Другой номер, и снова мужчина. Вежливо сказал: «Нет, по этому номеру никакой Ив или Эвы не имеется».

Безнадежное занятие, подумала Леа. Надо позвонить в приемную «Скорой», проверить, вдруг привозили к ним девочку, сбитую машиной во время перехода оживленной улицы…

Она нащупала на столе банку пива. Пила торопливо, большими жадными глотками. Успеть, пока не прибудет полиция.

Домашняя самотерапия — так бы назвал это врач. А началось все еще в колледже. От семьи своей она хранила это в тайне, никто не должен знать. Хотя сестра Эврил, похоже, догадывалась. Сначала Леа попивала с друзьями, потом компания стала ей не нужна. И пила она вовсе не для того, чтоб напиться, словить кайф, нет. Просто для успокоения нервов. Чтобы не слишком переживать. Леа вдруг стала противна сама себе.

«Я хочу быть красивой. Еще красивее, чем теперь…»

Он много разделал ей этот комплимент. Говорил, что она красавица. Мужчина, который затем стал отцом Марисы. Леа у него красавица, он ее просто обожает.

Они собирались поселиться где-нибудь в приморском городке на севере Калифорнии. Мечтали об этом. Он был студентом-медиком и терпеть не мог, когда на него давили. Она избрала более легкий путь — стала учиться на медсестру. Но когда забеременела, пришлось бросить.