Франция. История вражды, соперничества и любви - Александр Широкорад

Я не видел больших сил, сосредоточенных против меня, но только некоторые легкие войска и стрелков, которые могли беспокоить мой правый фланг. Я отделил против них 8-й Егерский полк, приказал его 3-му батальону рассыпаться в цепь на моем правом фланге и поддержать егерей гренадерским батальоном Выборгского полка.

Неприятельские стрелки были отброшены. Показалась голова колонны Прибышевского (она была задержана тою же кавалериею, которая помешала и мне), и я приказал 8-му Егерскому полку и Выборгскому батальону снова стать в голове колонны. Было около девяти часов утра. Между моей колонной и колоннами Дохтурова и Прибышевского были интервалы не более версты...

Следуя диспозиции, я шел между Тельницем и Сокольницем. 8-й Егерский полк перешел ручей у конца этой последней деревни, которая очень длинна. За ним следовала голова моей колонны, и в то же время генерал Миллер с двумя батальонами 7-го Егерского полка, образуя голову колонны Прибышевского, атаковал Сокольниц и проник туда.

Легкость, с которою мы заняли деревни Тельниц и Сокольниц, мне показала (и это мнение потом было вполне подтверждено французскими реляциями), что французские войска, расположенные в начале сражения от Тельница до Кобельница, не были значительны и не составляли даже шестой части 63 батальонов (более 35 тысяч человек), их атаковавших: я видел мало орудий, мало линейных войск и мало кавалерии.

Наполеон, всецело поглощенный прорывом нашего центра, направил в 8 часов утра большую часть своих сил к Пунтовицу и Працену и атаковать на марше 4-ю колонну, под начальством генералов графа Коловрата и Милорадовича, и только более трех часов спустя после начала сражения французские войска, опрокинувшие эту колонну и их резервы, расположенные у Тураса, Кобельница и пр., подкрепили правый фланг.

Сначала мы имели против себя на нашем левом фланге только слабый отряд в 6—8 батальонов, численностью от 4000 до 5000 человек. Но около девяти часов утра маршал Даву, находившийся в монастыре Райерн, в 4—5 верстах от Тельница, прибыл на подкрепление этих восьми баталионов с 4000 человек, назначенными, чтобы атаковать нас или по крайней мере тревожить нас с тыла после того, как мы проникли бы в Турасский лес. Так как нам это не удалось, Даву присоединился к войскам, оборонявшим Тельниц и Сокольниц.

Около 10 часов утра один офицер Санкт-Петербургского драгунского полка прибыл доложить, что подполковник Балк с двумя эскадронами этого полка и сотнею казаков полка Исаева прислан генералом Кутузовым в мое распоряжение и спросил о приказаниях. Я приказал ему передать своему начальнику, чтобы тот оставался до получения нового приказания на Праценских высотах и наблюдал за неприятелем, посылая мне донесения (с этих высот можно было видеть большую часть французской армии). Тот же офицер явился через полчаса мне доложить, что видны французские колонны, дебуширующие из Працена и направляющиеся на хвосты наших колонн.

Это донесение мне показалось невероятным. Видя вправо от себя колонну Прибышевского, прошедшую через Працен, зная, что колонна Коловрата и Милорадовича была правее Прибышевского и тоже должна была пройти через Працен, чтобы идти на Кобельниц, мне показалось неправдоподобным, чтобы французы были уже в лагере, из которого мы только что ушли, и я думал, что или подполковник Балк принял австрийцев за французов, или последние направили между нашими колоннами несколько охотников, чтобы произвести тревогу в тылу армии (средство, которое Наполеон часто употреблял), и я думал, что в этом случае драгун и казаков подполковника Балка будет достаточно, чтобы прогнать их. Я отправил к нему присланного им офицера с приказанием вернуться с более обстоятельным донесением и поручить подполковнику Балку точнее удостовериться в доносимом. Тогда мне казалось более важным, следуя диспозиции, развивать успех в Сокольнице и поддерживать Дохтурова и Прибышевского.

Минуту спустя граф Каменский прислал мне донесение, что французы решительно занимали Праценские высоты, и просил приказаний.

В это время я находился в деревне Сокольниц, которую моя колонна прошла, выбив оборонявшие ее войска. Второе донесение, вполне согласное с первым, мне показалось чрезвычайно важным, и я, ни минуты не колеблясь, поехал к графу Каменскому Праценские высоты были настолько интересны в этот момент, что я решил, что если нам не удастся прогнать оттуда французов, то не только сражение будет проиграно, но и три левофланговые колонны будут совершенно окружены и уничтожены. Кроме того, я не мог сообразить, каким образом французы могли очутиться в тылу у нас, не зная еще о несчастии с колонной Милорадовича и не имея возможности получать ни приказания, ни донесения (будучи отрезан от нее); генералу Олсуфьеву я поручил продолжать атаку впереди Сокольница.

Это было ошибочно; я это признаю; я должен бы был тотчас остановить атаку этой деревни, оставить егерей и три баталиона с этой стороны ручья и с остальными шестью баталионами возвратиться на Праценские высоты, предупредив графа Буксгевдена (от которого я не получил ни одного приказания, не видал ни одного адъютанта с самого начала сражения и которого я предполагал в Тельнице), так как времени было слишком недостаточно, чтобы ехать объясняться с ним лично; но этот маневр, совершенно противный диспозиции, останавливал ее действие; правый фланг Дохтурова и левый Прибышевского сделались бы открытыми, и, кроме того, мое подчиненное положение не позволяло мне принять столь крутое решение. Наконец, я все убеждал себя и должен был убеждать, что французы не могли быть сильны близ Працена, и я полагал остаться только минуту у графа Каменского.

Я скоро нашел его, но прежде чем дошел до него, этот генерал, видя неминуемую гибель и понимая так же, как я, важность Праценских высот, приказал, не ожидая моих указаний, своей бригаде, быстро снова взобравшейся на высоты, переменить фронт, занять гребень и этим остановить французов; маневр смелый и решительный.

Я ему выразил свое удовольствие и приказал удерживаться на высотах во что бы то ни стало, принимать все время понемногу вправо, чтобы прикрыть Аугест и ожидать подкреплений.

Вдали, близ Остиераде и Шбечау, на правом фланге графа Каменского, я видел несколько баталионов, которые рассеивались и, казалось, отступали. Я послал собрать сведения, и мне донесли, что это часть австрийцев четвертой колонны, отступавших и преследуемых французами. Я не мог понять, каким образом эти австрийцы находились так далеко от назначенного им пункта атаки. Но вскоре я узнал, что центр был прорван в начале сражения, четвертая колонна отрезана, рассеяна, отчасти отброшена к Аустерлицу и сообщения ее с нами до сего момента прерваны.

Несколько русских и австрийских адъютантов, между ними, я думаю, граф Шатек, адъютант князя Шварценберга, передали мне подробности нашего несчастия и отправились предупредить об этом графа Буксгевдена, по крайней мере я об этом их просил, и я видел их едущими к нему (было 11 часов)...

Граф Буксгевден в это время должен был знать, что мы были отрезаны и окружены; впрочем, он легко мог это видеть, так как находился всего в полутора верстах от графа Каменского и видел передвижения и огонь последнего; кроме того, он мог заключить, что французы предупредили нашу атаку, что, следовательно, отданная диспозиция не может более быть исполнена и что успех перед Тельницем не приводил ни к чему другому, кроме риска подвергнуть весь левый фланг опасности быть еще более окруженным и раздавленным... Если бы этот генерал подумал об этом и принял в этот момент энергическое решение, требовавшееся обстановкой, если бы приказал генералам Дохтурову и Олсуфьеву отступить из деревень Тельниц и Сокольниц, а авангарду Кинмайера, пяти баталионам егерей и шести линейным, представлявшим более почтенную массу, чем бывшая перед ним, занять берег труднопроходимого оврага-ручья, если бы он приказал сломать мосты у Сокольниц и быстро двинулся с 15 баталионами своей колонны, 9 — моей и 12 — колонны Прибышевского на Праценские высоты, то, без всякого сомнения, он прогнал бы оттуда французов, отбросил бы их в Пунтовиц и если бы не одержал победы, то по меньшей мере удержал бы позицию, занимаемую нами накануне сражения или обеспечил бы отступление.

Никогда обстановка не указывала более необходимого и более простого решения, чем то, что должен был сделать граф Буксгевден; никогда ни одному генералу не представлялось более удобного случая поправить катастрофу, уже совершившуюся, и покрыть себя славою, выигрывая, быть может, потерянное сражение; его непонятное бездействие является одною из главных причин потери сражения.

Французские колонны, остановленные бригадою графа Каменского, развернулись в 300 шагах от нее под картечным огнем и построились на два фаса: один — против этой бригады, а другой — против австрийцев; последние собрались и устроились позади графа Каменского и стреляли снизу вверх и с малою действительностью. Французы находились значительно выше них и немного выше русских; как только последние развернулись, французы открыли огонь.