Обагрённые (СИ) - Дмитрюк Сергей Борисович

— Почему не спросили у него? Вдруг он оказался бы шпионом или провокатором? — удивился Роберт, в котором неожиданно заговорил незнакомый ему Чад.

— Нет. Тут нас не проведёшь! — погрозил пальцем Мун. — Сам же знаешь, есть у нас такие замечательные штуки, ДПР называются. Они остались нам в наследство ещё от «хикари-тенши», как и оружие, и много чего ещё.

Мун широко улыбнулся, достал из кармана плоский золотистый предмет, похожий на старинные карманные часы, на крышке которого уместились три округлых глазка. Протянул его на ладони, показывая Роберту. Один из глазков сейчас горел зелёным.

— Что это? — удивился Роберт.

— Детектор психологического распознания. Зелёный это твой, — радостно сообщил Мун. — Значит, всё в порядке. Если загорится оранжевый, получается, что человек этот сомневающийся. С таким лучше не связываться. Ну а если уж горит красный — гнида продажная, доносчик или шпион перед тобой. Такого бей сразу! Так вот. Теперь мы чужаков и тех, что с гнильцой внутри сразу примечаем. Нам бы такую штуку пораньше, скольких наших товарищей удалось бы спасти от тюрем, да от смерти. Кстати, схороненные «Солнечными Ангелами» запасы нашёл именно Вир. С этим пришёл к нам. Есть в том схроне и плазменные бомбы, и ингибиторы короткой памяти, и парализаторы с инфразвуком, и гипнотические очки. В общем, всякое такое оружие индивидуальной защиты от карателей. ИКП и гипнотические очки, между прочим, вещь незаменимая, чтобы от слежки уходить и оставаться нераскрытыми ищейками Мурамасы Зойто — главного начальника карателей.

Металлическая дверь на входе лязгнула, противно заскрипела и открываясь. В помещение уверенно вошёл коренастый человек в неприметных тёмных одеждах, как и у Муна, и стремительно приблизился к койке, на которой лежал Роберт, склонился над ним.

— Жив? Очнулся?.. Наконец-то! — В голосе вошедшего прозвучало волнение, сменившееся нескрываемой радостью.

У незнакомца было прямоугольное, слегка вытянутое лицо, широкий волевой подбородок, крупный нос, высокий лоб в обрамлении слегка вьющихся, зачёсанных назад волос. В глубоких чёрных глазах под низкими бровями застыло напряжённое ожидание.

— Чад, дружище! Ты что не узнаёшь меня? Я — Вир!

— Он немного не в себе, — шепнул ему на ухо Мун и покосился на Роберта, на лице которого застыло лёгкое недоумение. — Болтает о Земле и называет себя другим именем… Какое-то странное имя, скажу тебе.

— Что? — Вир резко повернулся к врачу, буравя того взглядом. — Ты ничего не путаешь?

— Точно говорю, — заверил Мун. — Я уж решил, что он немного того после случившегося…

Врач слегка покрутил пальцем у виска.

Вир не стал больше расспрашивать его, быстро склонился к больному на койке, заглядывая ему в глаза. Тихо произнёс над самым его ухом:

— Ты помнишь своё прошлое? Верно? Я тоже помню.

Зрачки у Роберта расширились от этих его слов.

— Да, брат. Такие вот дела, — слегка склонил голову Вир, прикрывая веки, и положил руку на плечо Роберта. Пальцы его осторожно сжались. — Давай, поправляйся скорее! У нас с тобой много дел на этой планете.

* * *

Они уселись на каменном остове широкого колодца, из которого только что вылезли — Чад и Вир. Несколько раз Чад пробовал выходить наружу днём, но слепящее красное солнце, заливавшее всё вокруг густым багрянцем, больно резало ему глаза. Окружающее казалось нереальной фантазией, кошмарным сном, каких он не видел, даже находясь на грани между жизнью и смертью. В нём всё ещё жил Роберт — его мироощущение, его чувства, его мысли и воспоминания. Правда последние с каждым днём выздоровления становились всё более размытыми и ускользающими. Его нынешняя жизнь и та прежняя не были продолжением одна другой и не дополняли друг друга. Они разнились, как белое и чёрное, как пламень и лёд. И самым ужасным для Роберта-Чада оказалось принятие случившегося как данности. Произошедшее с ним просто выходило за рамки его понимания, не вязалось со всем, что он знал до этого о мире, окружавшем его.

Чад обернулся. Проржавевшая крышка люка, повисшая на толстых петлях, выглядела густой чёрной кляксой на фоне серебристой травы, которой заросла безлюдная степь. Степной простор где-то совсем далеко от них упирался в тёмный горизонт, над которым вздымался ввысь сверкающий звёздный купол.

Давным-давно, как рассказывал Вир, в этой степи находилась военная база с подземными укреплениями на случай большой войны. Правда, с кем тогда собирались воевать, Вир не знал, но подобные колодцы можно было отыскать в степях вокруг северной столицы повсюду. Между собой их соединяли длинные бетонированные коридоры, протянувшиеся на многие километры до самого Шаолинсеу, где они вливались в городскую сеть таких же подземных убежишь. А ещё от этой древней военной базы остались покосившиеся бетонные столбы ограждения. Они торчали то тут, то там, напоминая изнурённых сгорбленных путников, однажды забывших о цели своего долгого пути.

Чад задрал голову, пытаясь охватить взглядом безбрежный звёздный океан над ними. Крупные яркие звёзды смотрели на него бесстрастно и холодно из глубин вселенной. Во влажном воздухе повисали терпкие запахи степных трав и чего-то ещё, — незнакомого и острого, будоражившего в душе какие-то архаичные струны. И всё вокруг казалось совершенно незнакомым и чужим.

— Вон, смотри. Длинная цепочка звёзд высоко над горизонтом. Видишь? — Вир указал направление вправо. — Это Лебедь. А эти две яркие звезды — Альтаир и Вега. Слышал о них?

— Да, — кивнул Чад, и ему стало немного обидно. За кого его Вир принимает?

— А вон там, чуть левее извилистая змейка из звёзд. Видишь? — снова показал тот.

— Похоже на нашу Кассиопею, — промолвил Чад.

— Она и есть! — кивнул Вир. — Вон жёлтая звездочка в ней, вот та… Это наше с тобой Солнце. А там и Земля. Мы оба с тобой оттуда. Уж не знаю, как и почему мы вдруг оказались здесь и какое сейчас время…

— А где здесь? — осторожно уточнил Чад.

— Судя по всему, эта планета находится где-то в созвездии Центавра. Скорее всего, у Проксимы. Это в четырёх световых годах от Солнца! Представляешь?

Вир обречённо посмотрел на товарища. Тот, молча, кивнул. В памяти Чада сейчас всплыло это название. Он был как-то связан с ним раньше, в прошлой своей жизни. Но как? Почему?.. Сколько он не силился, вспомнить не мог.

— Возможно, я здесь, потому что умер в своей прежней жизни, — словно размышляя, добавил Вир, покусывая сорванную травинку, и на лице у него промелькнула болезненная гримаса.

— И я тоже, — изумлённо произнёс Чад, печально глядя на крохотную жёлтую звезду в небе — далёкую и недостижимую для них обоих. — Но почему мы оказались именно здесь? Ты можешь мне объяснить? Возможно, я… Тот, кому принадлежало это тело прежде, прекрасно разбирался во всём раньше, но теперь… Теперь всё изменилось. И я не совсем он, тот, прежний… Вернее, теперь уже совсем не он! — Чад посмотрел на сидевшего рядом товарища с горечью и надеждой.

— Это пройдёт… со временем, — заверил его Вир. — Поверь, мне вначале было так же не по себе, как и тебе сейчас. Я ведь тоже занял чьё-то чужое тело, хотя совсем не хотел этого. Только имя оставил себе своё… Ну, почти своё, чтобы особо не выделяться.

Вир вздохнул.

— Возможно, именно так всё устроено где-то там, — Вир показал на звёзды. — Переселение душ и всё такое…

— Ты в это веришь? — удивился Чад.

— А разве мы с тобой не доказательство тому? — невесело усмехнулся его товарищ.

— Но ведь тогда, мы не должны ничего помнить о своём прошлом! — недоумевал Чад. — Реинкарнация, карма, всё, о чём пишут… писали в газетах… Этого же не должно быть! Но откуда в нас память о прежней жизни? Как мы можем знать о своём прошлом?

— Понятия не имею, — искренне признался Вир и пожал плечами. — Наверное, бывают исключения из правил. Я, кажется, слышал что-то о подобных случаях ещё там, на Земле… Ты верующий? — Он с интересом посмотрел на Чада. — Кем ты был в прошлой своей жизни?

— Я? Мне почему-то кажется, что я был как-то связан с космосом, с вселенной… — Чад снова задрал голову и посмотрел на звёзды. — Где-то в глубине души есть такое… очень смутное ощущение. Не воспоминание, нет. Только ощущение… Так бывает от удивительного, но забытого при пробуждении сна… Понимаешь?