Сэндсторм - Лоренс Гоф

– Эй, – сказал Мунго, – смотри-ка. – Они проехали мимо кинотеатра. На афише красовался Сильвестр Сталлоне, причем неведомый художник слегка исказил черты лица актера, отчего тот стал немного смахивать на египтянина. Рядом были указаны сеансы: в кинотеатре шел «Рокки-3».

Несколько минут спустя улица вдруг расширилась, поток автомобилей стал куда гуще прежнего. Они переехали по мосту через Нил. Вдалеке, окутанные желтоватой дымкой, проступали очертания трех гизейских пирамид. Лендроверы свернули на Нильский Карниз – широкое шоссе, которое бежало вдоль реки вплоть до Асуанской плотины, а до той было не много не мало пятьсот девяносто шесть миль. Какое-то время пейзаж оставался неизменным: современные высотные здания, рестораны, ночные клубы, магазины, – словом, характерные признаки любого мегаполиса. Внезапно город кончился. Слева, отделенная от шоссе узкой полоской растительности – плантациями финиковых пальм, – текла река, которая здесь напоминала шириной Темзу у Тауэр-бридж; справа простиралась пустыня – вереницы песчаных дюн, кое-где перемежавшиеся выступами известняка. Дорога была удивительно ровной. Впереди маячило знойное марево; оно обольстительно колыхалось, и Чарли вспомнились танцовщицы из клуба «Грубиян».

– Зажги мне сигарету, – попросил Мунго. Сигареты – «Лаки Страйк» – лежали сверху на приборной доске. А спички-то, похоже, были позаимствованы из «Хилтона».

– Поделишься?

– Бери.

– Как рука? – поинтересовался Чарли, прикурив одну за другой две сигареты.

– Нормально. На мне с пятого класса все заживает, как на собаке.

– С пятого класса?

– Ну да. В том году девица по имени Фрэнсис Буш разбила мне сердце, и я узнал все, что нужно знать о женщинах. Она сидела передо мной. Единственная девчонка в классе, которая носила лифчик. Я целый год пытался заглянуть ей в блузку, пускал слюни и наконец перед Пасхой зажал ее в раздевалке. Как по-твоему, что она сделала?

– Наябедничала учительнице.

– Черта с два? Она сказала: «Хватай сколько угодно, только плати по четвертаку за раз, как другие мальчишки».

– И ты с ней больше не разговаривал? – Чарли стряхнул пепел.

– Шутишь, что ли? Я побежал домой, расколошматил копилку, потом нанимался стричь траву, разносить газеты – в общем, зарабатывал четвертаки. – Мунго выпустил дым из ноздрей. – Она перевернула мою жизнь, заставила взглянуть на мир по-новому. Можно сказать, первый наемник, которого я встретил на своем пути.

Чарли закурил от окурка новую сигарету. Если не считать голубой ленты Нила, редких финиковых пальм и известняковых карьеров, местонахождение которых обозначали груды белых камней и пылевые завесы, ландшафт выглядел на редкость однообразно: пустыня, выжженная богом солнца Ра.

Чарли докурил сигарету, выбросил ее в окно, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Через несколько минут он заснул, убаюканный мерным рокотом двигателя, шуршанием шин, жарой и притупляющим ощущением того, что автомобиль вроде и едет, а как будто не движется. Проснулся Чарли где-то через час, уловив, что изменился тембр в гуле автомобиля. А, авария. На обочине шоссе лежал перевернутый «мерседес», передок которого был смят в лепешку; из радиатора капала ржавая вода, футах в шестидесяти от машины на песке валялось колесо. Мунго остановился на значительном расстоянии от ровера Дауни, оставив себе пространство для маневра. Свитс протянул свои международные водительские права худому мужчине в белом костюме и темных очках, за спиной которого, разглядывая лендровер, стояли трое полицейских в форме. Человек в очках щелкнул пальцами, видимо требуя другие документы. В разговор вмешался Дауни, который показал мужчине какую-то бумагу. Тот выпрямился, взял под козырек и торопливо отступил в сторону.

Автомобиль Свитса тронулся с места, и Мунго тут же нажал на газ. Когда они проезжали мимо «мерседеса», Чарли заметил возле него четыре лежащих в ряд трупа.

Пустыня подбиралась все ближе к шоссе, лишь изредка песчаное однообразие нарушалось купами кустарника. Роверы миновали деревни Эль-Айят и Барнашт, оставили позади развалины пирамиды в Эль-Лиште, – эти руины усердием современных вандалов и неумолимым ходом времени больше всего напоминали кучу мусора. Близ деревни Герза шоссе разделилось; правое ответвление уводило на юг, к Файюму, крупнейшему египетскому оазису. Тот орошался водой из Бахр-Юсуфа, канала Иосифа; вдобавок на климат оказывало влияние озеро Бирхет-Кваррум, протяженность которого составляла тридцать миль, ширина – шесть, а средняя глубина, к сожалению, – всего лишь тринадцать футов.

Именно в Файюме король Фарух встречался с Уинстоном Черчиллем: они там охотились на уток и вместе курили сигары. Роверы свернули направо. Узкая полоска зелени вдоль шоссе стала шире, пустыня внезапно отступила. В Файюме росли оливы, бананы, рис, хлопок, пшеница, кукуруза, а также разнообразные цитрусовые. Чарли, который разглядывал окрестности, бросился в глаза мальчик, что стоял на обочине дороги: на голове у него сидела курица. Мунго тоже заметил мальчика, стукнул кулаком по «баранке» и громко засмеялся.

– Что случится, если эта птица вздумает облегчиться? – воскликнул он. – Или если снесет яйцо? – Ровер промчался мимо мальчика, обдав того пылью и смехом.

Они приблизились к небольшому прудику, в котором плескалась стая ибисов, крупных белых птиц с тонкими лапами и загнутыми книзу клювами. Завидев роверы, птицы распростерли крылья и, неуклюже взмахивая ими, поднялись в небо. Следующим населенным пунктом оказалась деревня Медум, перед которой от шоссе ответвлялась боковая дорога, что вела к загадочной «фальшивой пирамиде», ее характерная особенность состояла в трехступенчатости конструкции. Деревни теперь попадались все чаще, так что Мунго пришлось сбросить скорость, ибо иначе он никак не вписывался в поток движения: шоссе загромождали грузовички фермеров с предназначенными на продажу овощами и фруктами в кузовах, ослы, дромадеры и люди, которые шли пешком, – таких было не перечесть. Чарли отметил про себя, что стариков среди пешеходов почти не встречается. Этому имелось вполне определенное объяснение: в египетских реках, каналах и сточных канавах в изобилии водились улитки, внутри которых обитали микроскопические личинки, перейдя в стадию плоского червя, они покидали своих хозяев, внедрялись в тело человека, спаривались и откладывали тысячи яиц. Со временем яйца попадали человеку в мочевой пузырь или в кишечник, что приводило к внутреннему кровотечению. Болезнь протекала вяло, могла тянуться годами; к тому же эффективность единственного лекарства составляла от силы шестьдесят процентов. Вдобавок крестьяне в большинстве своем сразу после выздоровления возвращались на поля, где заражались повторно – и умирали.

Роверы проехали через деревушки Эль-Маймум и Ишмант и наконец очутились на окраине Бени-Суэфа, столицы провинции, которая располагалась на пересечении Карниза и 22-го шоссе, что вилось по оазису Файюм, а затем устремлялось через пустыню к Каиру. В городе проживало около ста пятидесяти тысяч человек. В Средние века Бени-Суэф славился качеством изготавливавшегося здесь полотна, а ныне был знаменит своими хлопкопрядильными фабриками. Свитс повернул налево, на широкую улицу, затем направо. Мунго неотступно следовал за ним. Они проехали мимо деревянной повозки, на которой возвышалась гора капустных кочанов; с тротуаров на них глядели женщины неопределенного возраста, облаченные в черные мелии – свободные, мешковатые платья. Эти женщины, спрятавшись от палящего солнца в тени домов, предлагали на продажу квадратные зеркальца и коробки спичек. Свитс вновь свернул налево.

– Что за черт? – проворчал Мунго. Раненая рука побаливала; очевидно, заживление шло не так скоро, как хотелось бы. Может, он стареет? Все возможно, однако лучше о том не думать.

Лендровер Свитса притормозил у кафе на противоположной стороне улицы. Мунго припарковался сзади, под огромным тентом, сшитым – должно быть, в целях экономии – из разномастных лоскутьев яркой, кричащей расцветки. На тротуаре у входа в кафе были расставлены столики, отделанные сверху листовой жестью; возле них стояло с десяток стульев. По всей видимости, наступило время обеда. Дауни подвел Дженнифер к ближайшему столику, потом передумал и усадил женщину за тот, который находился у самой двери заведения, – подальше от шума и пыли, – сел рядом, спиной к стене здания. Свитс уселся напротив, Чарли и Мунго заняли оставшиеся места.

– Я был тут, – сообщил Дауни своим спутникам, – месяцев шесть назад. Меня накормили шикарной жареной телятиной, а пиво было таким холодным, что даже заныли зубы.

Из двери кафе вышел хозяин, низенький, толстый, в сером тюрбане и льняной галабе. Та была ослепительно белой и сверкала, точно стеклярус, нити которого образовывали на дверном проеме нечто вроде шторы. Чарли вдруг вспомнилась стая ибисов. Хозяин держал в руках пластмассовый ящик с дюжиной бутылок темного асуанского пива. Он пододвинул себе стул и поставил ящик на асфальт, подле своих обутых в сандалии ног.