Милая плутовка - Джоанна Линдсей

Словом, работы у Джорджины было немного, а свободного времени хоть отбавляй. И проводила его она либо в каюте, когда там не было Джеймса Мэлори, либо на палубе с Маком, когда капитан был у себя. Тем не менее Джеймс Мэлори был виновником странного поведения, на которое обратил внимание Мак.

Джорджине казалось, что она на борту шхуны уже целую вечность, хотя прошла всего неделя их путешествия. Она пребывала в постоянном напряжении, потеряла аппетит, спала плохо и беспокойно. И к тому же испытывала тошноту всякий раз, когда капитан слишком близко подходил к ней, когда он как-то особенно смотрел на нее или даже если она сама слишком долго задерживала на нем взгляд. И конечно, если по ночам она видела его обнаженным. Поэтому неудивительно, что у нее был такой сон, а сама она превратилась в комок нервов. Как неудивительно и то, что это не укрылось от глаз Мака.

Она предпочитала бы вообще не обсуждать то, что с ней происходит. Но Мак сидел рядом, вопросительно смотрел на нее и ожидал ответа. К тому же здравый совет сейчас мог бы быть ей полезен.

— В физическом отношении работа нетрудная, — призналась Джорджина, не поднимая глаз от каната, лежащего у нее на коленях. — Трудно прислуживать англичанину. Если бы на его месте был кто-нибудь другой…

— Да, я понимаю… Но ты порола такую горячку с отъездом…

Джорджина вскинула голову.

— Порола горячку?!

— Ну да, проявляла большое нетерпение. Спешила выбраться из Англии, не хотела больше видеть ничего английского. Вот мы, и напоролись на то, от чего бежали. А то, что он лорд, еще больше усугубляет дело.

— Ведет себя он в самом деле как лорд, это верно, — с отвращением произнесла она. — Однако я сомневаюсь, что он действительно лорд. Разве у них не существует закона о том, что аристократы не должны заниматься торговлей?

— Есть что-то вроде этого, но не все его выполняют. И потом, на «Девственнице Анне» нет груза, если ты помнишь. Так что по крайней мере во время этого плавания он не собирается заниматься торговлей. Но я слышал, что он лорд, точнее виконт.

— Ах вот оно что! — Она тяжело вздохнула. — Вы были правы. Это еще больше усугубляет дело. Аристократ проклятый! И с какой стати я вдруг усомнилась в этом?

— Смотри на все это как на искупление грехов перед братьями. Надеюсь, они примут это во внимание, прежде чем обрушить на тебя свой гнев.

Джорджина еле заметно улыбнулась.

— Я не сомневалась, что ты постараешься приободрить меня.

Он хмыкнул и вновь принялся вязать канаты. Джорджина тоже возобновила работу, но вскоре ее вновь одолели беспокойные мысли. В конце концов она решила обсудить мучивший ее вопрос.

— Мак, вы когда-либо слыхали, чтобы у человека появлялась тошнота, когда он к чему-то слишком близко приближается?

Светло-серые глаза Мака с любопытством уставились на Джорджину.

— В каком смысле тошнота?

— В обычном. Начинает мутить. Лицо Мака просветлело.

— Причины могут быть разные… Мужчине бывает тошно, когда он перепьет, а женщине — когда собирается рожать.

— Это если что-то не в порядке с человеком. А я говорю о другом. Он вполне здоров и чувствует себя нормально, пока не окажется близко от какой-нибудь вещи.

Мак снова нахмурился.

— А ты могла бы мне сказать, что это за вещь, от которой тебя тошнит?

— Я ведь не говорила, что это происходит со мной.

— Джорджи…

— Ну ладно! — решительно произнесла она. — Так вот: это капитан. Часто, когда я оказываюсь рядом, меня подташнивает и мой желудок ведет себя отвратительно.

— Часто, но не всегда?

— Да. Это бывает не всегда.

— А тебя прямо по-настоящему тошнит? Когда-нибудь рвало?

— Только один раз… в первый день. Когда я узнала, кто он. Он заставил меня есть, а я была слишком расстроена и возбуждена, поэтому не удержалась. После этого мне бывает тошно — иногда больше, иногда меньше, но больше меня не рвало.

Обдумывая услышанное, Мак подергал себя за рыжие бакенбарды, которые успел отпустить за время плавания. Он сразу же отбросил то, о чем подумал в первую очередь, и не стал даже заикаться об этом. Джорджина слишком неприязненно относилась к капитану, чтобы испытывать к нему влечение, а тем более чувственное желание, которое она могла ошибочно принимать за тошноту.

Наконец Мак нарушил затянувшуюся паузу:

— Может, тебе неприятен какой-нибудь запах, скажем, мыла, которым он моется? Или, может, он чем-то мажет себе волосы?

Джорджина вдруг широко раскрыла глаза, затем засмеялась.

— Господи, ну как я не додумалась до этого? — Она вскочила на ноги, уронив на пол канат.

— Куда ты собралась?

— Это не мыло! Я сама им пользуюсь! Волосы он ничем не мажет, они у него свободно развеваются. Но у него есть флакон с жидкостью, которой он пользуется после бритья. Я собираюсь понюхать ее, чтобы убедиться.

Мак был рад снова видеть улыбку девушки, однако предупредил:

— Но он обязательно спохватится, если ты вдруг выбросишь ее за борт.

Джорджина хотела было сказать, что проблемы возникнут лишь потом, но решила, что не станет усугублять ситуацию.

— Я скажу ему правду. Он надменный тип, но… не такой уж. бесчувственный, чтобы продолжать пользоваться тем, от чего я болею. Я увижусь с вами сегодня вечером… Либо завтра с утра, — уточнила она, взглянув на солнце, которое висело низко над горизонтом.

— Обещаешь, что не сделаешь ничего такого, за что тебя можно наказать?

Если бы он знал, каким наказанием ей пригрозили, он не стал бы задавать подобного вопроса.

— Обещаю.

Джорджина не кривила душой. Если одеколон, которым пользовался капитан, действительно был причиной ее тошноты, почему бы не сказать ему об этом?

Джорджина натолкнулась на капитана уже на нижней палубе. Она почувствовала спазм в желудке и не смогла скрыть гримасу.

— Ага, — проговорил Джеймс Мэлори, заметив гримасу. — Ты прочитал мои мысли, Джордж.

— Не понял, капитан.

— Я обратил внимание на выражение твоего лица. Ты предугадал, у меня есть претензии к тому, что ты не принимаешь ванну.

Лицо Джорджины вспыхнуло от возмущения.

— Как вы смеете…

— Успокойся, Джордж. Думаешь, я не знаю, что мальчишки твоего возраста смотрят на купание как на ужасную пытку? Я ведь сам был мальчишкой. И поскольку ты живешь в моей каюте…

— Не по своему желанию! — перебила его Джорджина.

— Как бы там ни было, я придерживаюсь определенных норм, касающихся чистоты или по меньшей мере запахов.

Он для наглядности пошевелил ноздрями. Не будь Джорджина так разгневана, она наверняка разразилась бы сейчас смехом. Он находит ее запах неприятным? Вот она, ирония судьбы! А может, в том торжество справедливости, что он тоже испытывает неприятные ощущения?