Где-то рядом - Антон Дмитриевич Емельянов

сделали точно так же с четвертым? Ведь тогда в подземелье находились и вы, и мы. Разве что его не было, — он кивнул на Тома Пау. — Неужели бы мы не смогли спасти последнего из нас?

— Не смогли бы, — я покачал головой и начал загибать пальцы. — Первая причина не очень приятная, но не могу ее не озвучить. В тот момент ни я, ни Майя не считали вас полноценными личностями…

— То есть вы не захотели тратить время и рисковать, задерживаясь в мире проклятья? — уточнил Молчун.

— И это в том числе, — я опять не стал пытаться приукрасить картину. — Представь короля. У него есть армия и есть меч. И если железкой, какой бы дорогой или мощной она ни была, можно пожертвовать, а потом просто купить новую, то вот с людьми, с живыми, все будет не так просто. Новые солдаты будут не столь опытны, не столь сильны, они, в конце концов, будут совсем другими личностями. В итоге то, что легко бы сделала старая армия, никогда не сможет новая. Так что, пусть и то, и другое является оружием короля, но меч можно не беречь, а вот армию — стоит…

— Мы были для вас мечом, не армией, — задумался Молчун, закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, а потом удивленно их распахнул. — Это больно. И обидно.

— С первым ничем не могу помочь. Если ты живой и настоящий мальчик, то без боли никак, — я пожал плечами. — А вот насчет обиды хочу рассказать еще кое-что. Да, мы не собирались спасать четвертого, но даже захоти мы это сделать, у нас бы не вышло.

— Почему? В чем разница? — глаза Молчуна распахнулись.

— Первое — это Арах, проклятье мешает использовать сложные способности, а нам на пути попадались лишь небольшие карвы, — я снова начал загибать пальцы. — Второе — это вы сами. Тогда у вас не было имен, личности только начали зарождаться. Скорее всего, даже у самого четвертого еще не было полного контроля над своей душой, что уж говорить про кого-то другого.

— А ведь и мы тогда ничего не знали друг о друге, — Молчун задумался. — Мы говорили, сражались вместе, но и все. И даже смерть четвертого была не смертью друга, а… Словно умер кусочек меня самого.

— Да, это еще одна сложность воскрешения, — согласился я. — Чтобы близкие смогли поделиться частью твоей личности, они должны тебя знать. Ты сам должен быть кем-то, а не просто кусочком серой массы…

— И как понять, личность ты или нет? — Первый, стоящий до этого в стороне, не выдержал и подошел к нам.

Том Пау, я видел, тоже слушал каждое слово. И ведь действительно хороший вопрос мы в итоге затронули. Я посмотрел на Майю — время у нас еще было — и решил ответить по-настоящему.

— Есть разные теории на эту тему, — начал я и невольно улыбнулся. — Некоторые нам рассказывали еще в школе. О людях, которые думали на эту тему и не нашли способа лучше, как проверить себя. Одни проверяли себя делом, другие — сравнивая с другими. Мол, если я есть, если я существую, то переступить через жизнь другого человека, который во много раз ниже меня, социально или морально, неважно — совсем не сложно. А лучше сразу представить, что этот другой — не человек, тогда будет еще проще и еще приятнее осознавать свои величие и исключительность. Были даже целые страны, которые жили этой идеей, словно доказывая тем самым смысл своего существования.

— Некрасиво… — раздался тихий голос, прерывающий мой рассказ. — Некрасиво так думать.

— Обжора! — Первый, словно подтверждая прозвище, раньше всех повернулся к возвратившемуся с того света товарищу.

— А меня тут, похоже, немного воскресили, — котенок опирался на руку Майи, и его глаза светились гордостью.

— И как там? — спросил с улыбкой Том.

— Там — не помню, а вот вас всех… и себя тоже… помню, — Обжора улыбался. — А еще я голодный и… Все-таки удивительно, что вы смогли…

— Раз назвал кого-то мамой, будь готов, что за тобой станут присматривать, — я улыбнулся.

— Кстати, папа… — Майя сделала характерную паузу, и все хихикнули. — Ты начал рассказывать, как другие выясняют, личности они или нет. А что ты думаешь об этом? Только не говори, что не нашел свой собственный способ.

— Нашел, — ответил я. — Мой способ очень простой, я называю его зеркалом. Если рядом есть друг или напротив стоит враг, то ты личность.

— То есть если я воюю с соседом по площадке, — задумался вслух Том Пау, — то я личность?

— Конечно, — искренне кивнул я. — Конечно, с таким врагом не самая большая, но все же.

— А если у меня еще жена есть, которая меня любит, она считается? — продолжил Том.

— Конечно, жена тоже друг. Тут нет жестких правил, поэтому метод и называется зеркалом. Если есть те, кто тебя отражает в той или иной мере, значит, ты существуешь.

— Я бы назвала это методом раздражителя, — задумалась Майя.

— Можно и так, — я кивнул.

Мы еще пару минут болтали о том, как чудесно можно раздражать других. Том даже сказал, что взял пару способов на вооружение, и теперь соседу придется засунуть свое раздражение в одно место. А я опять задумался о главе своих черных, не могу понять его до конца. То он молчалив и собран, то, как сейчас, рассказывает о себе и порой даже машет руками. Или взять ситуацию с соседом. Что сложного главе моего личного отряда просто представиться? Одного этого будет достаточно, чтобы его никто не трогал. Но нет, он боролся по-своему, даже не думая использовать мою репутацию.

— Ладно, возвращаемся, — я закончил разговоры. — Котята, вы — в Арах. Том, ты с ними…

Я скинул главе черных все, что узнал от ящера-стража о невидимках. Теперь, обустроив себе опорный пункт в проклятом мире, можно будет собрать о них информацию, а то и выйти на одного конкретного… Учитывая, что они как будто не существовали ни для стража, ни для моего поиска истины, сделать это будет непросто, но в Тома я верю.

— Все сделаю, — глава черных кивнул, и