Исчезнувшая - Гиллиан Флинн

Если бы Эми сопровождала меня, как и собиралась, в этой охоте за сокровищами, то сейчас она уткнулась бы лицом мне в шею, поцеловала, улыбнулась и сказала:

— Ты и сам знаешь. Ты мое солнце.

К горлу подступил комок. Я в последний раз обвел взглядом дом отца и шагнул за порог, вырываясь из удушливой жары. Уже в автомобиле достал записку с четвертой подсказкой. В любом случае охота близилась к концу.

Представь меня — я девочка плохая,Ждет наказание меня, я знаю.Запомнишь ты наш пятилетний юбилей,Прости, коль разгадать загадки все сложней.Так важно подобрать удачно время —От полудня и где-то до коктейля.Так мчись скорей с томлением в груди,Дверь распахни — сюрпризы впереди.

Я не знал, что она имеет в виду, а потому ощутил, как кишки скручиваются в узел. Перечитал — никаких предположений. Эми больше не щадила меня. Но не могу же я бросить охоту на середине!

На меня накатила глухая тоска — что за отвратительный день? То Бони с ее подковырками, то эта придурковатая Ноэль, то липучка Шона, то обидчивая Хилари, то высокомерная сука из охранной компании. А жена просто добила меня. Пора заканчивать проклятый день. Сейчас я мог выдержать общество одной-единственной женщины.

Го хватило одного взгляда — пронзительного, обжигающего, как у отца. Она усадила меня на банкетку и заявила, что сейчас приготовит ужин. Через какие-то пять минут вернулась со стареньким столом-подносом в руках. Обычная пища Даннов: поджаренный сыр, домашние чипсы и пластмассовые чашки с…

— Это не «Кул-эйд», — сказала Го. — Пиво. «Кул-эйд» — это слишком старомодно.

— Так питательно! И так оригинально!

— Завтра будешь готовить сам.

— Надеюсь, тебе понравится суп из банки.

Она присела рядом со мной, стащила ломтик сыра с тарелки и спросила нарочито безмятежно:

— Как думаешь, зачем копы спрашивали меня, носит ли Эми до сих пор второй размер?

— Ни одной гребаной догадки.

— И тебя это не настораживает? Не похоже разве, что они нашли ее одежду или что-то типа того.

— Но тогда они позвали бы меня опознать одежду. Угу?

— Пожалуй, — подумав секунду, ответила она задумчиво. Посидела так, а потом, взглянув на меня, улыбнулась. — Я записала на кассету футбол. Будешь смотреть? Ты в порядке?

— Да, я в порядке.

Чувствовал я себя хуже некуда: в желудке жирный комок, в башке дикий сумбур. Возможно, дело в неразгаданном ключе, но вдруг мне показалось, что я совершил ужасную ошибку и исправить ее нельзя. Может, это совесть выцарапала ответ из тайника моей души?

Го поставила кассету и в течение десяти минут говорила только об игре, не забывая прихлебывать пиво. Моя сестра никогда не любила жареный сыр, а потому сейчас намазывала соленые крекеры арахисовым маслом из банки. Когда пошла реклама, она сказала, стряхивая в мою сторону крошки от крекера:

— Был бы у меня член, я бы трахнула это арахисовое масло.

— Если бы у тебя был член, в мире случилось бы много неприятностей.

Она ускоренно перемотала скучную часть игры. «Кардз» отставали на пять очков. Когда началась очередная реклама, Го нажала на паузу и проговорила:

— Я сегодня позвонила, чтобы сменить тариф на мобильнике, а у оператора вместо гудков стояла песня Лайонела Ричи. Слышал когда-нибудь Лайонела Ричи? Мне нравится «Penny Lover», но у них там другая песня, не «Penny Love», ну да ладно. Звонок приняла женщина, сказала, что менеджеры по обслуживанию абонентов находятся в Батон-Руже. Мне показалось странным, что она разговаривает без акцента, но она ответила, что выросла в Новом Орлеане. Мол, не все об этом знают, но когда вы беседуете с жителями Нового Орлеана — новоорлеанцами, да? — то можете заметить, что они все говорят без акцента. В общем, она порекомендовала тариф…

Нас с Го всегда восхищала способность нашей мамы говорить ни о чем, излагать пустопорожние бытовые бесконечные истории, причем сестра считала, что мама делает это нарочно, чтобы поиздеваться над нами. И вот уже больше десяти лет каждый раз, когда у нас с Го возникает случайная пауза в разговоре, один из нас заводит волынку о ремонте бытовой техники и отоваривании купонов. При этом Го достигла в болтовне гораздо большего мастерства, чем я. Ее история может быть бессмысленной, бессвязной, тянуться так долго, что хоть на стенку лезь от злости, — а потом заканчиваться шуткой.

Го принялась грузить меня насчет света в холодильнике, не выказывая признаков усталости. Внезапно, охваченный сердечной признательностью, я наклонился и чмокнул ее в щеку.

— Это за что еще?

— А просто так. Спасибо.

Я почувствовал, как глаза наполняются слезами. Улучив секунду, смахнул их, в то время как Го продолжала болтать языком:

— Таким образом, мне была нужна мизинчиковая батарейка, а она, оказывается, сильно отличается от транзисторной батарейки. Поэтому пришлось идти с квитанцией, чтобы мне батарейку заменили на транзисторную…

Записанный матч закончился. Картинка потухла. Заметив это, Го отключила звук телевизора.

— Хочешь еще поговорить или уже надоело? Все, что пожелаешь.

— Иди спать, Го. А я разберусь пока, чего же я больше хочу. Наверное, все-таки спать. Мне просто необходимо поспать.

— Дать тебе таблетку амбиена? — Моя сестра-близнец всегда предпочитала самые простые способы достижения цели. Зачем какая-то музыка-релакс или голоса китов, когда примешь пилюлю — и все, отрубился.

— Нет.

— Если вдруг надумаешь, он в аптечке. Когда-то наступает время для принудительного сна…

Она постояла немного, а потом в своей обычной манере шмыгнула через гостиную, не производя впечатления засыпающей на ходу, и закрыла за собой двери спальни. Сестра понимала, что сейчас самое лучшее — оставить меня в покое.

Слишком многим людям недоступен этот дар — почувствовать, когда нужно от тебя отвязаться. Обычно все любят поговорить, но я никогда не был болтуном. Часто веду внутренний монолог, но слова не срываются с губ. Она неплохо сегодня выглядит, думаю я, но озвучить это нипочем не додумаюсь. Мама любила поговорить, и сестра тоже разговорчива. А я создан для того, чтобы слушать.

Сидя на диване, я чувствовал себя опустошенным. Полистал какой-то журнал, попереключал телевизионные каналы, пока не остановился на старом черно-белом фильме, где мужчины в фетровых шляпах черкали карандашом в блокноте, пока хорошенькая домохозяйка объясняла, что ее муж уехал во Фресно, после чего два копа переглянулись и многозначительно покивали. Вспомнив о Бони и Джилпине, я ощутил спазм в желудке.

Телефон в кармане пропищал мелодию из игры «Джекпот-мини», уведомляя, что получено СМС-сообщение. Оно гласило: «Я за дверью».

Эми Эллиот-Данн

28 апреля 2011 года.

Страницы дневника.

«Делай, что должен», — говорит мама Мо. И когда она произносит эту фразу, подчеркивая каждое слово, как будто речь идет о жизненно важном деле, предложение перестает быть просто набором слов, а становится чем-то по-настоящему важным. Ценным.

«Делай, что должен, — думаю я. — Точно!»

Вот что мне нравится на Среднем Западе. Люди не пытаются создавать себе лишние проблемы. Даже из смерти. Мама Мо будет делать что должна, пока рак не одолеет ее. А потом она умрет.

Поэтому я стараюсь не высовываться и в самой безнадежной ситуации искать наилучшие стороны. Искать в глубоком смысле, в самом буквальном смысле мамы Мо. Я вожу ее по врачам и на химиотерапию. Я меняю протухшую воду в вазе, в комнате, где живет отец Ника. Я угощаю печеньем персонал пансионата, после этого медсестры и санитары лучше ухаживают за Биллом.

Мой муж вырвал меня из привычного мира, чтобы быть ближе к своим больным родителям. И вот теперь, похоже, он утратил ко мне всяческий интерес. Так же, кстати, как и к своим родителям.

От отца Ник отстранился полностью. Даже не произносит его имени. Я знаю: всякий раз, когда нам звонят из «Комфорт-Хилла», Ник надеется в душе, что ему сообщат о смерти отца. Что же касается Мо, то мой муж сводил свою маму на один сеанс химиотерапии и заявил, что больше выдержать такого не в силах.

Ник сказал, что ненавидит больницы, ненавидит больных, ненавидит время, которое тянется так медленно, ненавидит неторопливо падающие капли в капельнице. Он больше не может туда ходить. А когда я попыталась убедить его, укрепить его дух — делай, что должен, — он заявил, что теперь заниматься всем связанным с лечением мамы буду я. Вот так я и заступила на пост. Мама Мо, конечно, не обижается на Ника. Однажды, в то время как капельница медленно-медленно сливала лекарство в вену, мы смотрели романтическую комедию на моем ноуте, но больше болтали. Когда разбушевавшаяся героиня налетела на диван, Мо повернулась ко мне и сказала: