Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуй, Люба.
– Привет.
И больше нечего сказать как будто. Молчат, глядя друг на друга. И всё же он решается. Заговорить. Хотя больше всего хочется плюнуть на всё и просто поцеловать. Нельзя, неправильно, но хочется смертельно.
– Люб, я приехал, чтобы сказать тебе кое-что. У меня новости. И…
– Синенькая юбочка, ленточка в косе. Кто не знает Любочку? Любу знают все! – пропел кто-то за их спинами.
Они обернулись на громкий голос оба. Люба мгновенно узнала парня – Лёвка Лопатин. Еще один друг детства. Парень из соседнего подъезда, все школьные годы безнадёжно влюблённый одновременно во всех сестёр Соловьёвых. Впрочем, не особо страдавший от неразделённости своих чувств, зато очень любивший демонстрировать своё восхищение. До сих пор, между прочим. Несмотря на то, что вырос и повзрослел, оставался преданным ценителем красоты девчонок Соловьёвых. Правда, теперь у него остался всего один доступный объект обожания – Люба. Был Лёвка сам отнюдь не красавцем, но чертовски обаятельным, долговязым и работал диджеем на одной весьма популярной радиостанции, так что языком молол вполне профессионально. В общем, то, что надо, чтобы продемонстрировать кое-кому, как нужно обращаться с девушками.
– Лёвушка, привет, – Люба привычно протянула руку для поцелуя Лёвке – это ритуал. Так же привычно и восхищение в его взгляде, немного наигранное, но он вообще артист по жизни.
– Моё почтение, сударыня! Вы, как всегда, ослепительно обворожительны, – Лёвка галантно поцеловал руку. А потом вдруг просто охнул восторженно: – Это «Кавасаки Ниндзя», да?!
Люба всё еще недоуменно хлопала ресницами, когда Лёвка уже вовсю ощупывал, оглаживал и чуть ли не обнюхивал зелёный мотоцикл, который был похож на огромного хищного кузнечика. А Ник рядом вполне увлечённо отвечал на Лёвкины вопросы – что-то про разгон до сотни, про обратную трансмиссию, про телескопическую вилку. На Любу внимания – ноль. И Лёвка туда же. Совсем охренели. Да пошли они оба! Люба резко повернулась и направилась к подъезду.
– Любава, подожди! – Звероящер споро перехватил ее за локоток. – Извини, друг, – это он уже Лёвке, – в другой раз. Я тут по делу. Важному делу.
– Вас понял. – Лёвка лихо подмигнул ей, оттопырил большой палец. – Вот такой парень, Любашик! С таким-то зверем.
Люба фыркнула и демонстративно закатила глаза. А Лёва, пожав руку Нику, оставил их одних наконец-то. И снова повисло молчание. Ник поправил стоящий на сиденье шлем. Вздохнул.
– Люба, послушай… Тебе не кажется, что мы два месяца валяли дурака?
«Да!» – хочется крикнуть ей. Но она почему-то молчит.
– Я виноват, я знаю. Я вот не знаю только, что я должен сделать, чтобы ты меня простила. И вообще могу ли я что-то сделать? Люб, но я не могу так больше. Давай внесём ясность. Или уж прости меня. Или скажи мне прямо сейчас: «Самойлов, иди к чёрту!» Люба, давай решать. Я не могу так больше. Я устал. Ну? Не молчи. Скажи что-нибудь!
– Самойлов, иди к чёрту! – Она шагнула вперёд и уткнулась лицом ему в расстёгнутый ворот крутки.
– Любка, ты хочешь, чтобы у меня мозг взорвался? – Он обнял ее, словно боясь, что она передумает, оттолкнёт. – Говоришь одно, делаешь другое. Скажи прямо – простила или нет?
– Простила.
– Спасибо.
И снова они стоят молча, обнявшись, наплевав на любопытные взгляды.
– Ну, где там твои новости? – Она отстранилась первая.
– А давай посидим где-нибудь?
– Давай. Тут не очень далеко есть кофейня приличная. Минут пятнадцать пешком.
– Хорошо, – Ник бросил неуверенный взгляд на мотоцикл.
– Нет-нет! Даже и не рассчитывай! Я не поеду с тобой на этом чудовище!
– Люба, – Ник улыбнулся немного растерянно. – Это спортбайк.
– И что?
– Он не предназначен для перевозки пассажиров. Там есть место только для водителя.
– Ну вот и отлично. – Она гордо вздёрнула подбородок. – Можно его здесь оставить?
– Конечно. – Он подхватил одной рукой зелёный шлем, а другой взял ее за ладошку.
Люба не выдержала и зажмурилась от удовольствия, переплетая свои пальцы с пальцами Ника. А он заметил и наклонился к ее уху:
– Знаешь, я тоже ужасно скучал. Прости меня.
* * *
– Ну, и что у тебя новенького?
Майская жара заставила их остановить свой выбор на мохито – безалкогольном в случае Ника и с честным ромом в ее бокале. А еще Ник, словно угадав ее мысли, заказал ей мороженое.
– Новенького? Дело в том, что у меня скоро ординатура заканчивается. И мне тут предложили… и я подумал и решил согласиться. В общем, я уезжаю на стажировку.
Люба отодвигает в сторону бокал. Нельзя сказать, что ее радуют такие новости. Но она старается не слишком это показывать.
– Куда уезжаешь?
– В Эфиопию.
– Ты шутишь?
– Нет. В следующий четверг вылетаю в Аддис-Абебу. Через Каир.
– Коля! Что ты забыл в Эфиопии?
– Предложили работу. В качестве стажировки финальной. По линии Красного Креста. В госпитале Красного Креста в Аддис-Абебе.
– Ты шутишь. Ты все-таки шутишь, да?
– Люб, это правда. – У него слегка смущённый вид. – Звучит странно, наверное. Но вообще наших врачей там немало, но специалисты любые всегда нужны, потому что почти задаром, да и условия там, говорят… Но такой практики, как там, нигде не будет. В общем, я решил… что это полезно. Вот.
– Надолго? – Неужели он это серьёзно?
– На три месяца.
Тут ей уже становится всё равно, как она выглядит. И Люба буквально хватается за голову. Она только-только почувствовала, что всё хорошо, всё в порядке. Размолвка позади, впереди только хорошее и приятное. И он снова ее… под дых… нокаутом. Не чувствуя вкуса, она отпила коктейль.
– Люб… – Он взял ее руку в свою.
– А если бы ты не собрался в эту свою Африку, ты бы не приехал ко мне, так? – Мысль неожиданная, тон расстроенный и обиженный, но ей уже плевать.
– Нет, – Ник вздыхает. – То есть, да. То есть… Чёрт, запутался! Люб, извини, я должен был приехать раньше, когда… по телефону не получилось. До меня доходит… как до жирафа.
Она лишь махнула рукой, высвободив ладонь из его пальцев, и отвернулась, упёршись взглядом в стену кафе. Как же он не любит эти ее взгляды в стену!
– Люб… – Он встал с места и пересел ближе к ней. Обнял за плечи. – Пожалуйста. Не сердись…
Молчание в ответ.
– Послушай…
Не хочет она его слушать! Ничего хорошего он ей не скажет. Но
