Лаборантка (СИ) - Лётная Марина

— Придётся! Наденешь перчатки и доделаешь за неё, — наверное, в моем взгляде оказалось больше принуждения, чем просьбы. — Я не мог не отпустить, ей стало плохо.

— Ты ненормальный? Если бы я мог синтезировать своими руками, ее бы здесь не было, наверное?! — парень за долю секунды пришёл в крайнее бешенство. И вдруг, вместо уже привычных для нас обоих саркастических шпилек, понизил голос. — Антон, откуда столько милосердия?

В меня угодил едкий, искренне непонимающий взгляд. Я начинал ненавидеть своё имя…

— Ты что… Это не милосердие, а корысть. Коснись чего, я относился к ней по-человечески. Разве могу я быть преступником? — такой ответ, надеюсь, его устроит. Проклятое сердце съежилось от уготовленной вразумительной речи. — Пойми, нам нужно хитрить. Лаборантка сегодня под веществами наговорила столько дерьма, что мы можем до конца дней не выйти из-за решётки. Она помнит всё и догадывается, но на подсознании. Пускай побудет дома и отдохнёт…

Было это правдой, или всё увиденное и услышанное — плод моего отравленного воображения, я не знал и никогда не смогу узнать. Но признаваться в этом было ниже всякого достоинства.

— Антон, я у тебя спрашиваю, — на усыпанном родинками лице, прячущемся под сальной чёлкой, прояснилось удивительное хладнокровие. — Зачем нам эта девчонка, лишние глаза и уши, если я мог делать синтезы сам? К чему сложности? — на долю секунды я дал волю облегчению. Уже забытая, странно ощущающаяся радость выстлала лёгкие: я было подумал, что Дана Максиму больше не нужна… — На этой посуде, на этом столе должны быть только её отпечатки! Не мои! А если она подсознательно всё знает, так какого хрена ты её выпустил за порог лаборатории?! Пускай дышит побольше, пока мы будем сбывать партию, а когда очухается, от улик и следа не останется!

Все оставшиеся в организме силы я потратил на поддержание своей фирменной мерзкой улыбки. Пришлось медленно опустить веки: вскружившееся изображение, стены чуть не рухнули перед моими обожжёнными разочарованием глазами.

— Да, ты прав, — я одобрительно кивнул и закусил губу. — Но сейчас уже ничего не поделаешь. Справишься в перчатках? Надень сразу несколько пар на всякий случай…

— Это будет первый и последний раз, — Максим горделиво тряхнул головой. Он мог отказаться вовсе, но согласился на риск. Это слегка убаюкало мои сомнения в нём и даже облегчило душевные стенания. Я делал вид или действительно принимал его сторону… — А с отдушками что?

— Я ещё работаю с образцами… Много провозился с лаборанткой, убил время, — с этого момента грани стёрлись. Я чувствовал, что недоговаривал и Максиму, и Дане, но при этом не врал ни одному. На ложь не осталось уверенности.

Максим выглядел задолбано.

— И что… Что она бормотала? — он заметно смягчился несмотря на то, что я подкинул ему ещё одну проблему. — Насколько всё серьёзно?

— Дана сказала, что знает всё, — парень ссутулился, отшатнулся от моего сиплого шёпота, словно от разорвавшейся мины. Он и не догадывался, что мы давно ходим по грани. Растрескавшиеся губы сурово сомкнулись, а длинная тощая рука потянулась ко лбу.

— Сказала, что подозрительно синтезировать терпен, когда мы отказываемся использовать триацетин в качестве растворителя. Что помнит, как приходит ко мне ночами. Знает больше, чем Алёна… Наверное, потому что заметила, что та не догадывается, какие у Даны обязанности. Зачем скрывать, сажать её под замок… — мне стало приятно разделить этот вымышленный кошмар хоть с кем-то. Но ошарашенному Максиму срочно нужна была спасительная соломинка. — А потом она очнулась и совсем ничего не помнила. Видишь, как по-разному… Вы сбегаете от реальности. Ты наслаждаешься эффектом, а девчонка ведёт двойную жизнь, играет в Пинкертона…

Я понадеялся, что перескажу свои галлюцинации, выдам их за реальные события и натолкну его на мысли о непредсказуемых последствиях от приема вещества массами. Кто знает, вдруг среди наших "неблагополучных" потребителей найдутся самоубийцы, воры и насильники… Тогда, может, Максим задумается над отказом от подпольного производства.

— Ты как?

— Отвратительно! — его дрожащие руки зачем-то приподнялись над столом, но он обессиленно сжал пальцы в кулаки, и вдруг снова схватился за голову, натянув на лице кожу. — Твою же мать! Слишком связанная речь для обдолбанной соплячки…

Ещё не поздно закончить это.

— Антон! Ты должен запудрить ей голову! — но Максим думал в противоположную от моих душевных терзаний сторону. — Она же была влюблена в тебя… Убеди её, что мы чисты!..

Я пытался! Неизвестно, кого из вас убедить отступить легче! У меня остался последний шанс…

— А как на счёт Алёны? — парень угрожающе замер. Он явно думал: "скажи ещё хоть слово…" — "Максим в той самой лаборатории, от которой ключи есть только у Даночки"… Ты понимаешь, в какой мы заднице?

Шёпотом передразнив ненавистную сотрудницу, я склонился над Максимом и отрезвляюще потряс его за плечи.

— И? — в карих глазах блеснуло враждебное отвращение. — Мне пойти к ней? Объяснить "почему"?.. — самоуверенно, обезумевше испепеляя мои глаза, даже не пытаясь вырваться из окостеневшей хватки, парень чуть ли не выплюнул. — Ты спасовал… Сыкло! А того, что он меня в лес вывезет и распотрошит, не боишься?

Моё дыхание устало сбиваться. Я, как в бреду, оттолкнул Максима, желчно ухмыльнувшись ему напоследок, и решительно направился на выход.

— Через два часа увидимся у меня в кабинете. У твоей любимой коллеги день рождение, — будто чужой, огрубелый циничный голос эхом повис в помещении. Хлопнув дверью, я не позволил себе продохнуть и ворвался к Алёне Борисовне, непринуждённо кружащейся над отдушками со шприцем в руке.

— Присоединяйтесь, Антон Владимирович, — я рвано выдохнул, не глядя на красующуюся девушку, и подлетел к столу. — Ну что?..

Тонкие резиновые перчатки с треском обтянули мои дрожащие руки.

— Не придумали с Максимом, что мне соврать?..

Глава 22

В свой день рождения, в последний день марта Алёна Борисовна загадала одно упрямое желание. Мы втроём сидели за переговорным столом, и только привычно угрюмый Максим продолжал делать вид, что является сотрудником компании «Эссенц-аром», производящей безопасные качественные отдушки. Я наблюдал, как девушка над зажженными свечами страстно обдумывает «условия» своего давнего желания. Каждая по-детски милая завитушка на ее чуть кивающей в такт мыслям голове вздрагивала. Говорят, если сказать вслух, то не сбудется. Но Алёна Борисовна заполучила железобетонные гарантии.

— В этом году я выйду замуж за мужчину, которого полюбила с первого взгляда, — смутившийся Максим насмешливо хохотнул, с вызовом опрокинув рюмку. Доверить нам с ним эту сокровенную женскую тайну за чаем, организованным ради приличия, действительно выглядело слишком надменно. Вот и у меня в горле растеклось обжигающее щиплющее тепло, дыхание чуть перехватило от жадно выпитого алкоголя.

Забавно, на что способна «любящая» девушка. «Я бы не хотела, чтобы ты садился в тюрьму…» — разве затащить человека в ЗАГС насильно — не заключение? Смеялся бы Максим так же пакостно, если узнал, кого Алёна заприметила в роли жениха?.. Нет, она меня не заставляла. Просто предлагала — либо суд и тюремные нары, либо её тёплые наглаженные простыни поверх мягкой кровати. А пожизненная неприязнь её не смущала. Может, Алёне Борисовне казалось, что я её благодарить должен, благоговейно целовать пальцы ног… Что она мне этим жизнь спасает? Нельзя же было любить молча, без условий и шантажа. И только за то, что влюблённая девушка не готова хранить тайну, уберегать моего друга от смерти без кольца на безымянном пальце, я её люто возненавидел в ту же самую секунду. За то, что на самом-то деле права выбора она мне не оставила. Единственно верное — ещё раз предать себя ради Максима, чтобы его "не закопали в лесу".

Потребовался всего один грёбаный день, чтобы я, не роняя циничной улыбки, осознал: всё это время я занимался предательством самого себя. Когда согласился арендовать под своим именем подпольную лабораторию, перенёс сюда часть производственного процесса. Когда любезно слушал Максима о его прибыльных разработках, не имеющих ничего общего с тем, чем зарабатывал, как жил я. Когда придумал на пару с другом план и заявился на кафедру к Дане — к молоденькой доверчивой девчонке, считающей смыслом жизни зубрежку, ещё не пожившей нормально — и позволил себе подпустить её к токсичным реактивам. Я подло врал самому себе, лаборантке, Алёне, даже Максиму — врал так, что он искренне не понимал, откуда же во мне столько «милосердия»… Ведь я зашёл настолько далеко, что ему и неоткуда было узнать… Нас двоих я считал монстрами — всего один день. Всего за один день я освободился от лжи, но обзавёлся скверной невестой.