Последний мамонт - Владимир Березин

К ним пыталась дойти белогвардейская канонерская лодка «Магнит», но, так и не достигнув цели, отправилась прочь. Прочь и от холодного острова, и от Владивостока — напрямик в эмиграцию.

Трое колонистов двинулись на материк за помощью, и — тут выскакивает столь частый в истории Арктики оборот — с тех пор их никто не видел.

Весь отряд теперь составлял два человека, и один из них умер от цинги. Свидетельницей того была единственная оставшаяся в живых женщина. Это была эскимос-повариха со смешным именем Ады Блэкджек.

Через два года канадцы пришли снова, стараясь уже не изучить, а колонизировать остров. Тринадцать эскимосов с Аляски ступили на остров Врангеля, подчиняясь американскому геологу Чарльзу Уэльсу.

В ответ на это летом 1924 года из Владивостока вышла канонерская лодка «Красный Октябрь». Все эти канонерские лодки были раньше мирными кораблями — «Магнит» был посыльным судном, а «Красный Октябрь» в миру носил имя ледокола «Надёжный».

Но поздно — остров уже стал точкой спора держав, а державы, споря, всегда держат руку в кармане.

«Красный Октябрь» взломал лёд и навёл пушки на поселение.

Мимоходом проведя на острове астрономические и магнитные определения и подняв флаг Советской России, «Красный Октябрь» снял отряд Уэльса.

Путь обратно был тяжёл, канонерскую лодку затёрло льдами, и только внезапный шторм позволил ей дойти до бухты Провидения.

В тот момент, когда якорь был отдан, топлива оставалось на полчаса хода.

Судьба Уэльса была трагична — он умер во Владивостоке от пневмонии, не дождавшись отправки на родину.

И вот на острове Врангеля появился Георгий Ушаков, под началом которого на острове поселилось 59 эскимосов, что раньше жили в посёлке Провидение.

Больше флаг на острове не менялся, только ветер рвал выцветшее красное полотнище.

За годы войны по Северному морскому пути прошли сотни судов (в том числе и военных с Тихоокеанского флота), и около 180 — в режиме конвоя. Они перевезли свыше 4 миллионов тонн грузов. Лендлизовское продовольствие поступало в том числе на Север (чем была поддержана работа множества заполярных предприятий, на которых, в частности, работали заключённые, снабжавшиеся по минимальным нормам.

Нам известны имена судов, погибших на ГСМП (не считая конвоев из Великобритании, которые шли иными маршрутами): «Сибиряков», принявший бой с немецким рейдером-линкором и пароход «Крестьянин», потопленный п/л противника. Пароход «Куйбышев», торпедированный U-601 (1942). Гидрографическое судно «Академик Шокальский», потопленное п/л U-255 (артиллерийским огнем). В ходе нападения погибло из состава команды 11 человек. (1943) Гидрографическое судно «Норд» — потоплено п/л U-557. Погибло 18 человек. Пароход «Марина Раскова» и два тральщика сопровождения (1944).

Однако навигация по ГСМП открывалась каждый год, и этот скорбный список её ни в один год не закрыл.

Нужно ещё раз сказать, что эти проводки могли быть осуществлены лишь благодаря героической работе советских полярников до войны, и мужеству экипажей, понимавших, что они находятся в зоне боевых действий.

Еськов сидел на большом геологическом совещании.

На совещании им всем раздали задания на перспективу, а потом, в качестве третьего, сладкого блюда, устроили разнос.

Нашлось для каждого — и за не сданные вовремя и плохо оформленные отчёты. За утрату имущества, особо — за утонувший трактор. Начальник распекал их долго и сладостно.

Но отчего-то в его списке Олегу попало больше прочих — именно потому, что он не дождался помощи и переплыл пролив сам.

Они лениво ждали, пока он перестанет орать, потому что знали: когда начальство орёт, это верный сигнал того, что беда миновала.

А вот когда высший начальник вызывает тебя к себе и говорит подчёркнуто вежливо — туши свет, сливай воду. Пришла вкрадчиво беда, и тут только молись своим богам, у кого какие есть.

Даже сам Олег, потупившись, записал к себе в полевой дневник за начальником к слову брошенную фразу: «…и не лапай соседа, он тебе не коллекторша».

Но тут, когда начальник уже успокоился, Еськов вдруг брякнул:

— Николай Павлович, всё это хорошо, да только не пришёл бы никто за Олегом. Ни до, ни после контрольного срока.

Все вдруг поняли, что это именно так: сложность поисковых работ на островах всем была известна, шансов, что одиночку найдут, не было никаких.

То есть найдут, конечно, — при уточнении карт, случайно — лет через пять, а то и десять.

И в лучшем случае пальнут из карабинов, сложив из камней пирамиду над скелетом. А то и скелета никакого не будет — объедят зверки, как объедали тысячи лет всякое мёртвое тело, раскидывая кости. Это мамонту хорошо — его кости особо не раскидаешь, едино будет понятно, что это мамонт.

А человек — гость на этой земле, кости его тонки и хрупки.

И начальник это понимал достаточно хорошо — больше, чем кто-либо из присутствующих.

Оттого открыл начальник рот, взмахнул рукой:

— А, значит, некоторые, вернувшись с фронта, решили, что… — и тут пропал у него от ярости голос. Открыл начальник рот, да не сказал ничего. Пропел что-то на низкой ноте, да и хлопнул дверью.

Олег переглянулся с Еськовым, и они пошли к себе в барак.

— Знаешь, я всё-таки не понимаю, — сказал Еськов, — как ты решился. Я бы, наверное, так и ждал.

— Я просто думал, что сойду с ума. Я да собака, ну и череп — такой же, как у нас перед входом стоит. Огромный, как бронеколпак, череп быка примигениуса. Ползал по нему, обмерил. Мамонтов твоих любимых видел — но так себе мамонты, разрозненные кости. А потом у меня лодку унесло.

Начал, понимаешь, со знаменитостями говорить. И как понял, что с ума схожу, что ко мне то капитан Флинт заявится, то Дик Сэнд, решил, что медлить нельзя.

И тут от ужаса я решил плыть на плоту. Нашёл сухие брёвна, связал кое-как, порвав палатку на полосы, мотор у меня был и бензину немного. Просто повезло — в проливе не было волнения и погода прекрасная.

Ты в романтическую шелуху не верь, у меня был трезвый расчёт — пока волны нет, я успею пройти пролив.

А не успею, останусь жить внутри черепа быка навсегда, там и помру. Можно, конечно, но такое можно делать только ради какой-то идеи, а так-то что? Вот знаешь, как с Минеевым было?

— С Минеевым?

— Ну да. С Арефом Ивановичем. Он героический был человек, да что там, сейчас-то жив, поди. Был Ареф Иванович партийный секретарь в городе Коканде, да с чекистским маузером повсюду ездил. Ну и потом в Первой конной армии товарища Будённого воевал.