Инквизиция - Ансельм Одли

Фетийские алхимики были предметом зависти всего мира, но если их континентальные собратья все еще корпели над заумными науками и превращениями металлов, они давно перешли к более практическому применению своего искусства. Палатина однажды сказала, что алхимики и косметички ее страны могут превратить грифа в райскую птицу. Эти таланты имели другие, более зловещие, применения в игре фетийской политики. Фетийцы производили все, от ядов до афродизиаков, – включая, как я вскоре обнаружил, зелье, способное изменить цвет человеческих глаз.

Только тогда я оценил, чего стояло Равенне всю жизнь искусно менять свою внешность, выпрямляя волосы, а главное – изменяя цвет глаз. И чаще всего ей приходилось делать это самостоятельно.

– Держи глаза открытыми, не то будет намного хуже, – предупредила Матифа, когда я с некоторой тревогой лег на неровный камень. Они с Равенной отмахнулись от моих протестов, указывая, что в мире найдется мало людей с ярко-бирюзовыми глазами, и я буду привлекать внимание. Я бы прекрасно сошел за эксила, добавила служанка, но у всех у них рыжие волосы, а это еще заметнее. Равенна твердо держала мою голову, что только усилило мои дурные предчувствия.

– Ты мужчина, для тебя это будет ужасным испытанием, – заявила Матифа, склоняясь надо мной с тонкой стеклянной пипеткой.

Не успел я ответить, как что-то полилось мне в левый глаз, а через секунду в правый. Пока я недоуменно спрашивал себя, что имела в виду служанка, глаза вдруг начало мучительно жечь. Я инстинктивно вскрикнул и зажмурился, но уже через минуту заставил себя разжать веки, поскольку обнаружил, что закрыть их совершенно не помогает. В глазах все расплылось до неясного пятна, пока Матифа не завязала мне их полоской ткани.

– Следи, чтобы он не снимал повязку по крайней мере пять минут, – велела она, вставая. – Ты знаешь процедуру. Теперь мы почти закончили.

С безжалостностью, которая была абсолютно в ее характере, Равенна держала меня в лежачем положении десять минут и только потом сняла повязку и разрешила мне сесть. Сквозь легкую дымку я увидел, что она всматривается в мои глаза.

– Они должны быть такими темными? – спросила она Матифу, которая уже вернулась.

– Все отлично, – ответила служанка. – Просто нормальные синие глаза, ничего необычного. Значит, так: на «скате» есть одежда в цветах Скартариса. Идите туда и полностью переоденьтесь. А то, что на вас сейчас, бросьте в мешок. Быстрее, пожалуйста, у нас назначена встреча, на которой мы должны присутствовать.

Когда мы вошли в пассажирскую каюту «ската», дымка у меня почти исчезла, хотя глаза все еще жгло. По моим предположениям, это была спасательная субмарина с манты Скартариса, используемая для мелких поручений и для спасения жизни экипажа, если корабль получит слишком сильные повреждения. После более мягкого света факелов изоосвещение казалось болезненно ярким, но только в первые несколько минут.

– Вот этот мешок, – сообщила Равенна, останавливаясь возле одного из мягких кресел. Она вытащила два комплекта одежды для слуг, туники в цветах Скартариса. Никаких штанов не было, и неудивительно; ткани, достаточно легкие для климата Архипелага, даже зимой, были слишком дороги для простых слуг.

В каюте негде было уединиться, поэтому мы быстро переоделись, вытащили все из карманов и засунули сброшенную одежду в мешок. Туники оказались немного мешковаты, но для того, что задумал Мауриз, вероятно, сгодятся. После этого мы в первый раз посмотрели друг на друга в нашем новом облачении. Я увидел, как по лицу Равенны медленно расползается ухмылка, а еще через мгновение девушка рассмеялась. В подобной ситуации смех казался неуместным, но тут я увидел в окне свое отражение и присоединился к ней.

Матифа превратила нас из темноволосых океанографов с центрального Архипелага – как казалось раньше – в русых заморских слуг. Не очень похожих друг на друга: у нас были для этого слишком разные лица, и имелись тонкие различия в том, что Матифа сделала каждому из нас.

Мне даже как-то обидно было, что эта перемена заняла меньше часа. И было неприятно видеть незнакомца в своем собственном отражении. Но почему-то в этом присутствовала и забавная сторона, и меня распирало от смеха.

Даже когда Матифа резко вмешалась, вызывая нас наружу, я уже был не так напряжен. Был, но не так.

Скартарис и его компаньоны ждали напротив люка, а Матифа и факельщик наблюдали с боков. По жесту Телесты мы остановились на краю причала и неловко стояли там, пока эти трое разглядывали нас с ног до головы.

– Хорошая работа, Матифа, – одобрил Мауриз через некоторое время. – Это одурачит любого из тех болванов, что следят за гаванью.

– Нужно еще кое-что доделать, – возразила Матифа, не признавая похвалу. – Как долго, вы сказали, должна держаться маскировка?

– Смотря по обстоятельствам. Я сообщу тебе, когда буду знать точно. – Как и Текла, он не говорил лишнего.

– В таком случае ее надо закрепить. Этой маскировки хватит на несколько дней, но если вы хотите дольше продолжать этот обман, придется кое-что добавить.

– Сделаешь это, когда мы будем в море. Пока они легко сойдут за слуг. Катан, Текла собирается найти Палатину и привести ее в консульство. Было бы намного проще, если бы ты взял лист бумаги и написал ей записку. Не упоминай клан Скартариса.

Я не заговаривал о Палатине в надежде, что о ней забудут, но мне следовало понимать, что они для этого слишком хорошо организованы.

Положив бумагу на корпус «ската», мы написали записку, пока все, кроме Теклы и Мауриза, поднимались на борт. Скартарис отверг наш первый вариант как слишком завуалированный, но второй вариант одобрил и отдал листок Текле. Я постарался, как мог, предостеречь Палатину, но было мало надежды, что она ускользнет – и еще меньше смысла ей ускользать. Куда она поедет – назад в Лепидор, чтобы сказать моему отцу, что я исчез? Или дальше, к незнакомой земле Калатара? Нет, Палатина попалась в сеть фетийцев так же несомненно, как мы.

Когда мы садились в «скат», я все еще спрашивал себя, не предал ли я только что свою кузину. Кто-то пытался убить ее в Фетии – заговор, сорванный лишь вмешательством неизвестного мага. Палатина всегда утверждала, что покушение – дело рук императора, стремящегося убрать последнего номинального главу республиканской партии. Даже я, почти ничего не смыслящий в фетийских делах, знал, что клан Кантени и клан Скартариса не сходятся во взглядах. Не отдаю ли я Палатину в руки Мауриза? Но, напомнил я себе, если Мауриз хочет моего сотрудничества, он не начнет с убийства. Пусть у него абсолютно отсутствуют такт и сентиментальность, но он, вероятно, опасно умен. И если океанографы заговорят, Палатина все равно окажется в опасности. Сидя в удобном мягком кресле, я смотрел, как Текла гасит факелы и скрывается в туннеле – пятнышко света, исчезающее, чтобы оставить «скат» в темноте.