Заря коммунизма (СИ) - Маргарита Вольная

— А дедушка?

— Рано он ушёл… Мне было всего-то сорок с небольшим.

— Мне об этом не рассказывали, — смягчилась девочка.

— Потому что ты со мной-то и не была! Я бы тебе всё-всё рассказала! Но Паша как узнал про упырей этих…

— По-моему, он всё правильно сделал. Увёз семью подальше.

— А я-то?! Я-то не семья?! — с обидой хлопнула ладонью по груди бабушка.

— Ты могла уехать за ним.

— Мы с дедом дом этот сами строили! На каждом кирпичике наш пот и кровь! Как я его брошу?! А хозяйство?! Кур куда? Гусей?!

— И это гораздо важнее того, что в любой день тебя могут убить?

— Но не убили же! — наивно и немного глуповато воскликнула бабушка, отчего у Маши поднялась тошнота. — К ним ведь привыкаешь, к вампирам этим… Они как болото гадкое, как лес дремучий, есть и есть, ничего поделаешь! А жизнь-то идёт!

Девочка ошеломлённо посмотрела на женщину и онемела.

— Ну живут они себе под боком, ну промышляют… Звери же дикие тоже едят людей!

— Поэтому мы и построили города, чтобы быть в безопасности и не хоронить родных…

— Маша, кровиночка, послушай! Мне надо, чтобы ты всё поняла… — Аграфена Степановна выглядела отвратительно: заискивающе, виновато и вместе с тем непоколебимо. — Упыри эти просто как особенность нашего села!

У внучки снова пропал дар речи. Она и без того не испытывала к бабушке глубоких чувств, самое большое — благодарность, но теперь, когда от слов женщины повеяло смрадом и глупостью, Маша осознала — понятно, почему отец сбежал и забрал с собой семью. Но не понятно, почему полгода назад всё-таки бросил её, родную дочь…

Маша лежала в кровати без сна. Воздух в комнате казался спёртым, но она не могла открыть окно — воспоминание о ползущей Галине Александровне твёрдо засело в голове. Но несмотря на это, девочка с романтической тоской подумала о стратилате. Вот бы он всё-таки пришёл, укусил её, и боль от прожитой короткой жизни стёрлась, позабылась, а на её место пришло бесконечное блаженство. Затем она подумала о крови — ей предстоит пронзать тонкую кожу шеи и впиваться клыками в горячую плоть… Маше стало не по себе, и слабые рвотные позывы скрутили челюсти около ушей. Она бросила рассеянный взгляд в окно, за которым чернели ветви слив, и вздохнула. Постепенно зрение соединилось напрямую с осознанием, и девочка быстро села в кровати: за стеклом торчала чья-то голова. Сколько бы раз Маша ни моргала, ни протирала глаза, ни щипала себя за руку — видение не исчезало.

Девочка бросилась к бабушке, громко топоча по полу босыми ногами. Женщина тоже не спала. Она стояла в углу своей комнаты и крепко сжимала осиновый кол. Её расширенные от страха глаза смотрели в окно — там, в удобной для вампиров темноте стоял человек. Ничего не говоря, Маша кинулась в третью комнату, к третьему окну — и там стоял жуткий незнакомец…

Аграфена Степановна, точно тень, выплыла из убежища и крепко взяла внучку за руку. Ей бы отругать негодную, наказать за приглашение! Но плотно сжатые губы молчали, а глаза слепо взирали во тьму.

— Что делать?.. — не помня себя от страха, спросила Маша, и романтические мечты о будущем в вампирском теле уступили самому обычному человеческому ужасу.

— Оборону держать… — шепнула бабушка и сунула ей в руки кол. — Стой здесь, а я за святой водой.

— Я с тобой! — выпалила девочка и больно сжала руку женщины.

Две светлые ночные сорочки двинулись на кухню по коридору, что выходил в столовую. Проходя мимо своей комнаты, Маша посмотрела в окно — голова так и осталась торчать в неподвижности. Они окружены вампирами и некуда бежать…

— Стой здесь. Там форточка открыта, — Аграфена Степановна силком установила внучку в угол, а сама двинулась на кухню.

— Почему ты её не закрыла? — сдавленно пропищала Маша, давясь сердцебиением.

— Тебя забыла спросить, — рыкнула бабушка, чей страх на мгновение угас перед виной девочки.

Осторожные шаги женщины свернули за дверь и притихли. Дом напряжённо застыл. Звенящая тревога пронизала воздух и осела в чёрных мрачных углах. Терпение Маши дало слабину. Она высунулась из-за косяка и посмотрела на кухню. Стол, рукомойник и полки находились всё там же, но бабушки не было. Куда она могла спрятать святую воду? Да и звуков никаких нет… Неужели стоит и вспоминает?!

Девушка вернулась на прежнее место и ощутила, как ужас покалывает кожу и усмиряет волю. Она понимала — надо выйти или позвать бабушку, но что-то внутри бастовало с решимостью капризного ребёнка.

Сколько бы ещё прошло времени, прежде чем она решилась бы выйти, Маша не знала. На кухне послышался шорох — нечто тяжёлое, но не твёрдое упало на пол. Девочка кинулась в комнату. Там громоздился огромнейший шкаф. Она живо открыла его и забралась в дальний угол, обнаруживая в себе проворство кошки. Сверху на неё легли подолы платьев, юбки, брюки, папины рубашки. С боков подпирали высокие баулы старой одежды. Маша до боли сжимала осиновый кол и успокаивала себя призрачным контролем над ситуацией.

Шли минуты, и долгое время дом молчал. А затем по коридору нарочито громко зашагал человек. Стук каблуков оглушительно разносился в напряжённой тишине и замер в комнате, где пряталась девочка. Кто-то сел в кресло — оно скрипнуло по своему старческому обыкновению.

— И сколько мы будем там отсиживаться? — спросил председатель. — Я слышу каждый удар твоего сердца, Маша. Ты могла бы от меня спрятаться, если б умерла, но так… Ты просто оттягиваешь неизбежное.

У девочки защипало в глазах. Она поняла, что бабушка затихла не без причины, и острая вина вперемешку с ужасом затопила её и без того настрадавшееся сердце. Где же смелость? Куда пропала храбрость? Сперва Маша рвалась в бой и собиралась лично засадить кол в сердце стратилата, затем хотела стать одной из них, а теперь позорно сидит в шкафу и надеется, что вампир блефует…

— Так гостей не встречают, — разочарованно произнёс Константин Петрович. — Хватит, вылезай уже. А то пылью надышишься, тебе же хуже будет.

Снова тишина.

— Маша, ты ведь сама позвала меня! Признаться, я возмущён! — слабо хохотнул он. — Это детский сад, в самом деле. Вылезай. Тебе ничего не угрожает.

Как только последняя фраза вылетела из уст стратилата, девочка дёрнулась. Нет, она нисколько не поверила в данное обещание, но оно стало удивительным толчком к обретению власти