Заря коммунизма (СИ) - Маргарита Вольная

— Так ты всё знала?..

Девочка отшатнулась от бабушки и едва не свалилась с порога. Только крепкая рука Аграфены Степановны удержала её от острых клыков счастливой пиявицы. А та замерла, точно зверь перед прыжком.

— Дома поговорим, — бросила женщина, а затем со злобой посмотрела на вечерних гостей и отрезала: — Не пущу! Никого не пущу!

— Ей нужна помощь, — попробовала переломить ситуацию Маша. — Лида не виновата, что с ней такое сделали!

— Нам бы кто помог! Иди в дом!

— А ты кроме себя способна думать о ком-нибудь ещё? — съязвила девочка, но пожалела. Она не хотела обижать бабушку, но беспощадность и безразличие последней её сильно задели. Когда умерла мама, она не сказала ни одного доброго слова в адрес усопшей, а когда Маша приехала к ней жить, делала вид, будто ничего не случилось.

— Когда не можешь справиться, брось, отойди! — ответила Аграфена Степановна и вновь попыталась затащить Машу в дом. Но та словно с цепи сорвалась…

— Люда, слушай меня! Я ни за что не стану тушкой, ясно?! Скажи ему, пусть сам приходит! Тогда поговорим!

— Ты что несёшь… — едва не задохнулась бабушка и даже привалилась от шока к мокрой стене дома. — Рехнулась, что ли?.. Ты кого в дом зовёшь, бестолковая?!

Вампирша внимательно наблюдала за Машей, а затем коротко кивнула.

— До свидания! — бодро попрощалась Лида, и две одноклассницы весело зашагали к калитке.

Аграфена Степановна долго не могла отойти. Уже и внучка забежала в дом, уже и пиявица с тушкой вышли на дорогу, а она продолжала стоять, прислонившись к холодной стене. Женщина отдышалась, испуганно оглядела цветастый палисадник и так резво заскочила в дом, будто ей было восемнадцать. Она звонко закрыла дверь на клин и вбежала в столовую.

— Ты что наделала, бестолочь?! Ты хоть понимаешь, какую беду накликала?!

Маша усиленно жевала суховатую картошку и смотрела в стол.

— Стратилат — это тебе не пиявцы! Он сильнее во сто раз! Хитрее, умнее!

— Но в дом-то он войти не может.

— Умная больно! Кто тебе рассказал о них?!

— Когда ты узнала, что здесь живут вампиры? — не ответила внучка. Её горло стиснуло, и она едва проглотила картошку.

— Давно. Они здесь уже лет десять, если не больше.

— Папа знает?

Аграфена Степановна замолчала и опустилась на стул.

— Папа знает?

— Знает, — ответила женщина.

— Мы поэтому никогда у тебя не бывали?

— Поэтому. Он как прознал о вампирах, так сразу и… — Аграфена с сожалением махнула рукой. — Не хотел он тебя сюда отпускать…

— Но отпустил.

— Выхода у него не было…

— Избавился… — выдавила Маша и с хрустом откусила солёный огурец, а у самой по щекам побежали слёзы.

— Кровиночка, девочка моя дорогая, ты чего, он же любит тебя до безумия! Он сразу сказал, что ни за что тебя здесь не оставит! Это я, я дура старая настояла! Я же тебе в еду воду святую подливала, и крестиков накупила, везде по дому разложила, и тебя всё заставляла носить! Но ты же — ни в какую! Пока сама не пришла!

— Поэтому меня никто и не трогал?

— Думаю, поэтому, кровиночка! Да и хоронятся они, осторожные уж больно!

— Лучше бы он меня с собой, на север забрал… — глотая слёзы, проговорила Маша.

— Нельзя туда! Нельзя, понимаешь?! Говорила ж тебе, вопрос стоял так: либо детский дом, либо сюда…

— Мама бы так не поступила… Она любила меня…

— Да что ж ты душу мне рвёшь! — вдруг запричитала женщина, вскочила и обняла внучку за голову.

Та усиленно жевала картошку, вкуса которой не ощущала, и от внезапной ласки, которой она всегда сторонилась, слёзы полились ещё сильнее.

— Вот и пусть меня стратилат сожрёт… Я всё равно одна… Так хоть какое-то время побуду нужной…

— Машенька, Маша, кровиночка, ты что! — бабушка покрывала поцелуями голову девочки и у самой в глазах стало влажно. — Мы все тебя любим, оберегаем! Ты не одна!

— Одна… Мамы нет…

— Горе, ой горе-то… — заскулила Аграфена Степановна. — Ни за что тебя упырю этому не отдам! Ни за что!

Так прошло несколько минут. Они плакали, раскачивая тела в скорбном такте, и, когда острая боль отпустила, когда Маша захлюпала носом, бабушка произнесла:

— Я и забыла сказать тебе со всем этим… Папка-то наш звонил!

— Звонил?! Когда?! — встрепенулась девочка и едва не вскочила со стула.

— Да на прошлой неделе ещё… Помнишь, ты просила меня забрать тебя из лагеря? Вот за пару дней до этого и позвонил…

— И ты мне не сказала?

— Да замоталась я, забыла, Машенька! Ты уж прости меня, дуру старую! Я же не со зла! Я же всё для тебя стараюсь делать, кровиночка ты моя!

— Что он сказал? Когда он приедет? — игнорируя мольбу о прощении, жёстко спросила Маша.

— Там связь такая плохая была, я ничего не разобрала! Но, кажется, у него всё хорошо, он скучает по тебе.

— А про приезд ничего не говорил?

— Не поняла я, не знаю! — виновато опустила глаза бабушка. — Может, и говорил! Да там не слышно ничего! Один скрежет!

— Спасибо за ужин, — после небольшой паузы сказала девочка и высвободилась из объятий. Она ушла в комнату и больше не выходила.

Аграфена Степановна неподвижно сидела за столом, горестно подперев рукой лоб. В горло кусок не лез да она и не думала ужинать. Вот как бывает в жизни, оберегаешь, сдуваешь пылинки, стараешься наладить давно потерянную связь, а потом оказываешься предательницей, лгуньей, от которой хочется сбежать.

Глава 16

23 июня 1979, суббота

Маша беспокойно ворочалась в кровати, ещё не понимая — пора вставать или на улице раннее утро. Погода не менялась, и хмурая серость неизменно тащилась изо дня в день. Девушка нехотя разлепила глаза и внезапно вспомнила сон. Как будто за окном её комнаты стоит высокий мужчина. Его голова торчит над подоконником, а лица не видно. Но от незнакомца веет такой замогильной жутью, что кровь в венах обращается в кристаллы льда. Неприятное впечатление надолго забралось в Машу, и она вышла в столовую такая уставшая, точно не спала.

— Машуля! Доброе утро! — выглянула из кухни бабушка.

— Здравствуй, — ответила та, мгновенно стирая сон и воскрешая вчерашний вечер.

— Кашки рисовой сварила! Будешь?

Девушка без желания села за стол и не ответила. Морить себя голодом казалось ей глупостью, но принимать еду из рук женщины, которая скрыла от неё слишком много важных вещей, также шло вразрез её чувствам. Не успела она додумать дальнейшие действия, как перед носом стукнула о стол тарелка. Из неё поднимался тёплый