Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев? - Александр Костин

Тем не менее нельзя не согласиться с аргументацией Ю. Жукова, который утверждает, что после первого инсульта, перенесенного Сталиным в конце 1949 года, последовали второй (1950 год), а затем и третий (1951 год) инсульты. Второй инсульт, по всей вероятности, случился в августе 1950 года в разгар начавшегося международного военного конфликта, на Корейском полуострове, то есть без малого через год после первого инсульта. Похоже, Сталин почувствовал недомогание уже в конце июля, поскольку с 24 июля и до конца месяца он никого не принимал в своем кремлевском кабинете (24 июня была принята военная делегация Народной Республики Болгарии). Первого августа Сталин принял 14 человек, а затем последовал перерыв со 2 августа вплоть до 21 декабря 1950 года.

О серьезности заболевания говорит тот факт, что Сталин был вынужден отойти от решения важнейших государственных дел и не принимал никакого участия в этот период в работе узкого круга руководства страны при принятии каких-либо решений, не высказывался ни публично, ни в печати по самым важным, принципиальным вопросам внешней и внутренней политики, даже в наиболее простой форме— интервью.

В то же время, международная обстановка складывалась весьма напряженно, поскольку 25 июня 1950 года началась Корейская война, едва не переросшая в 3-ю Мировую войну с возможным применением ядерного оружия. Как известно, в этот день произошло вторжение северокорейских войск на территорию Южной Кореи. Руководитель КНДР Ким Ир Сен без согласования с Советским Союзом, но с одобрения руководства КНР, решил распространить идеи социализма на весь Корейский полуостров, надеясь на то, что в случае серьезного военного столкновения, Москва не откажет ему в помощи. Руководство Советского Союза было поставлено перед фактом нарушения с корейской стороны договоренностей, достигнутых 10 апреля 1950 года во время встречи Ким Ир Сена со Сталиным, в которых ни о какой военной поддержке со стороны Советского Союза территориальных притязаний КНДР ничего не говорилось. Видимо, по этой причине, а затем и в связи с серьезным заболеванием, Сталин хранил необычно долгое молчание и ни разу не высказался по вопросам внешней политики СССР в связи с начавшимся военным конфликтом на Корейском полуострове.

За полгода до встречи лидеров двух стран, 24 сентября 1949 года послу СССР в Пхеньяне Т.Ф. Штыкову была направлена руководящая директива, которая предельно откровенно выражала подлинную позицию советского руководства относительно планов Пхеньяна по объединению Кореи вооруженным путем. Советскому послу предписывалось передать руководителям Северной Кореи позицию Сталина в связи с готовившимся выступлением Корейской народной армии на юг. В директиве, в частности, говорилось:

«С военной стороны нельзя считать, что Корейская народная армия подготовлена к такому наступлению. Не подготовленное должным образом наступление может превратиться в затяжные военные операции, которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи, чего, конечно, нельзя допустить. Поскольку в настоящее время Северная Корея не имеет необходимого превосходства вооруженных сил по сравнению с Южной Кореей, нельзя не признать, что военное наступление на юг является сейчас совершенно неподготовленным и поэтому с военной точки зрения оно недопустимо» (выделено мной. — А.К.).

Далее, в директиве подчеркивалось, что и с политической стороны военное выступление Севера не подготовлено, поскольку оно не будет воспринято широкими народными массами Южной Кореи, как акция по освобождению населения от гнета реакционного режима Ли Сын Мана. В директиве говорилось, что «…сделано еще очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение по всей Южной Корее, создать там освобожденные районы и организовать силы для общенародного восстания. Между тем только в условиях начавшегося и действительно развертывающегося народного восстания, подрывающего основы реакционного режима, военное наступление на юг могло бы сыграть решающую роль в деле свержения южнокорейских реакционеров и обеспечить осуществление задачи объединения всей Кореи в единое демократическое государство. Поскольку в настоящее время сделано еще очень мало для развертывания партизанского движения и подготовки общенародного восстания в Южной Корее, нельзя не признать, что и с политической стороны предложенное Вами наступление на юг также не подготовлено».

Руководству КНДР недвусмысленно указывалось, что задуманная ими война с первых дней может превратиться в безрассудную авантюру, поскольку «… необходимо учитывать, что если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела».

На деле так оно и произошло. В Вашингтоне события на Корейском полуострове восприняли как начало претворения в жизнь истинных целей советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, подписанного в Москве 14 февраля 1950 года, носившего откровенно антияпонскую направленность. Хотя в этом договоре речь шла о предотвращении возрождения японского милитаризма, Вашингтон умел читать между строк и воспринял выступление Корейской народной армии как начало перехода «коммунизма» к открытому наступлению в Азии.

Действительно, в советско-китайском договоре недвусмысленно отмечалось, что: «В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению Японии или союзных с ней государств и она окажется, таким образом, в состоянии войны, то другая сторона немедленно окажет военную и иную помощь всеми (выделено мною. — А.К.) имеющимися в ее распоряжении средствами». Тем самым не отрицалась возможность применения ядерного оружия, хотя об этом прямо не говорилось.

Неудивительно, что уже 27 июня американский президент Г. Трумен отдал приказы американским вооруженным силам оказать южнокорейской армии всю необходимую поддержку, а три дня спустя — об отправке в Корею большого воинского контингента США. Началась затяжная Корейская война, которая из гражданской медленно, но верно могла перерасти в 3-ю Мировую войну с участием в ней обеих ядерных держав — США и СССР.

Первоначальный успех северокорейских войск, стремительным наступлением занявших почти весь полуостров, скоро был утрачен в ходе контрнаступления американских (формально ооновских) войск под командованием американского генерала Дугласа Макартура, которые к середине октября 1950 года заняли столицу КНДР г. Пхеньян, а к концу октября вышли к границе КНДР и КНР.

В создавшихся условиях Пекин, еще 20 августа телеграммой в ООН напомнивший всем, что Китай граничит с Кореей и потому будет поддерживать своего соседа, ввел на территорию Северной Кореи свои вооруженные силы, выступавшие как «добровольцы» (ЦРУ зафиксировало это 20 октября). 4 ноября демократические партии КНР выступили с совместным заявлением, открыто указав в нем: «Китайский народ не только в силу своего морального долга должен помочь корейскому народу в его борьбе против Америки. Оказание помощи Корее отвечает также интересам всего китайского народа и вызывается необходимостью самообороны. Спасти своего соседа — значит спасти себя. Чтобы защитить нашу родину, мы должны помочь корейскому народу»[112].

Вступление в войну китайских «добровольцев» под командованием прославленного маршала Пэн Дехуая не только весьма быстро и существенно изменило соотношение сил на полуострове в пользу северян, но и предрешило весь дальнейший ход боевых действий.

Советское руководство также предприняло ряд мер по оказанию военной и экономической помощи правительству Ким Ир Сена, а также пыталось с помощью дипломатических мер спасти его режим. 16 августа Политбюро утвердило состав научно-технического совета Специального комитета при СМ СССР для ускорения создания новейшей системы ПВО «Беркут», которую предлагалось использовать (испытать) на открывшемся театре боевых действий. 8 сентября для предельно возможной координации усилий экономики всего Восточного блока утвердили члена Политбюро А.И. Микояна представителем в СЭВ, который впоследствии возглавил эту организацию. Ему же 25 сентября поручили совместно с министром путей сообщения Вещевым и заместителем министра иностранных дел Громыко «в суточный срок» представить в ПБ предложения о строительстве железной дороги от советской границы до станции Маньчжурия, призванной создать дополнительную линию доставки необходимого КНР и КНДР вооружения, топлива, продовольствия. Наконец, 24 октября, в разгар успешного американского наступления, ПБ приняло самое серьезное, рассчитанное на крайнюю ситуацию постановление — «О сохранении и создании мобилизационных мощностей по производству военной техники»[113].