Пища богов - Герберт Уэллс

После третьего взвешивания Кэддлсов посетила леди Уондершут - гроза всей деревни, и через очки так уставилась на необыкновенного ребенка, что он разревелся.

- Ребенок необычайно крупный, - громко и нравоучительно сообщила она матери. - За ним и ухаживать надо не так, как за другими детьми. Разумеется, он не будет и дальше расти так же быстро, раз его кормят из бутылочки, но наш долг - позаботиться о нем. Я пришлю вам еще немного бумазеи.

Приходил и доктор, старательно измерял ребенка рулеткой и заносил цифры в свою книжечку, а старик Дрифтхассок, фермер из-под Верхнего Мардена, нарочно затащил к Кэддлсам заезжего торговца удобрениями взглянуть на младенца, уговорил его ради этого дать добрых две мили крюку. Приезжий трижды переспрашивал, сколько мальчику лет, и в конце концов заявил: "Лопни мои глаза!" Почему и как они должны были лопнуть - осталось невыясненным, вероятно, от одного вида такого огромного младенца. Он сказал еще, что такого ребенка надо бы отправить на какую-нибудь ребячью выставку. А детишки со всей округи, когда не были заняты в школе, толпами сходились к домику Кэддлсов и хором умоляли:

- Можно нам поглядеть на вашего маленького, мэм? Мы только на минуточку, только одним глазком!

И так каждый день, без передышки, пока миссис Кэддлс не положила этому конец. Гости разглядывали младенца, охали и ахали; при этом неизменно появлялась и миссис Скилетт, становилась в сторонке, скрестив на груди тощие узловатые руки с острыми локтями, морщила огромный нос и многозначительно улыбалась.

- Старая карга даже стала как-то благообразнее, - заметила леди Уондершут. - Впрочем, мне очень жаль, что она вернулась в нашу деревню.

Разумеется, обычная благотворительность не обошла своими щедротами и отпрыска Кэддлсов, но оглушительный крик младенца быстро показал, что его бутылочку с молоком наполняют не так усердно, как ему бы хотелось.

Одним словом, младенец Кэддлсов стал восьмым чудом света, и все дивились, как быстро он растет. Но чудеса скоро приедаются, уступая место новым, а этот ребенок все рос и рос, и люди не переставали изумляться.

Леди Уондершут недоверчиво слушала свою экономку, миссис Гринфилд.

- Как, опять Кэддлс пришел? Ребенку есть нечего? Но, милая моя Гринфилд, этого не может быть! Странный младенец - прожорлив, как бегемот. Нет, этого просто не может быть.

- Я так думаю, не посмеют они вас обманывать, миледи, - отвечала миссис Гринфилд.

- С этими людьми никогда не знаешь наверняка, - возразила леди Уондершут. - Вот что, дорогая моя Гринфилд, сегодня же сходите туда сами и посмотрите, как он ест. Хоть он и огромный, я просто не допускаю, чтобы ребенок один выпивал шесть пинт молока в день и ему еще не хватало!

- Да ему это и не полагается, миледи, - ответила экономка.

Руки леди Уондершут дрожали от благородного негодования, какое переполняет дам-благотворительниц при мысли, что низшие классы в конечном счете не уступают высшим в низости, а подчас - вот что возмутительно! могут их в этом и превзойти.

Однако никакого обмана миссис Гринфилд не углядела, и ее хозяйка распорядилась давать для младенца Кэддлсов больше молока. Но не успели отослать ему дополнительную порцию, как у внушительного крыльца леди Уондершут вновь появился Кэддлс, униженный и виноватый.

- Уж как мы берегли его платье, миссис Гринфилд, как берегли, верьте слову, но мальчишка так растет - все на нем лопается! Одна пуговица как отскочит - бац! - окно вдребезги, а другая стукнула меня вон сюда - сами видите, мэм, какой синячище!

Когда леди Уондершут услышала, что на этом поразительном ребенке мигом лопается по всем швам подаренная ею одежда, она решила поговорить с Кэддлсом сама. Счастливый отец поспешно поплевал на ладонь, пригладил волосы, споткнулся в дверях о ковер и, уже вовсе растерявшийся и сконфуженный, хватаясь, как за соломинку, за собственную шапку, предстал пред очи благодетельницы.

Почтенной леди Уондершут приятно было нагонять страх на Кэддлса. Вот оно, олицетворение низшего сословия, полагала она: жуликоват, предан, унижен, трудолюбив и совершенно неспособен сам о себе позаботиться. И леди Уондершут сказала Кэддлсу, что ребенок растет просто недопустимо.

- Такой уж он едок, миледи, ему все мало, - попробовал защищаться Кэддлс. - Что с ним поделаешь. Лежит в кровати, сучит ногами и орет прямо хоть беги вон из дому. Ну, как тут его не кормить, миледи, жалко ведь! Да если б мы и не жалели, так соседи вмешаются, им не выдержать такого крика...

Леди Уондершут посоветовалась с приходским доктором.

- Я бы хотела знать, - сказала она ему, - нормально ли, что ребенок поглощает такое невероятное количество молока?

- Детям такого возраста полагается полторы-две пинты молока в сутки, ответил врач. - Никто не может ожидать, что вы уделите ему больше. А если вы даете больше, это уж верх великодушия. Конечно, можно бы попытаться хоть на несколько дней ограничить его обычной порцией. Но я вынужден признать, что этот ребенок по какой-то непонятной причине физиологически отличается от своих сверстников. Возможно, это то, что называется аномалией. Случай общей гипертрофии.

- Но это несправедливо по отношению к другим детям нашего прихода, сказала леди Уондершут. - Если так будет продолжаться, люди начнут роптать.

- Никто не обязан давать больше, чем полагается. Мы можем настаивать, чтобы Кэддлсы обошлись двумя пинтами, в противном случае ребенка надо будет поместить в больницу и хорошенько обследовать.

- Но ведь во всем остальном, если не считать размеров и аппетита, ребенок вполне нормален? - поразмыслив, спросила леди Уондершут. - Он как будто не урод?

- Совсем нет. Однако если он будет и дальше так расти, нравственная и умственная отсталость неизбежна. Это можно с уверенностью предсказать, исходя из закона Макса Нордау. Нордау - весьма одаренный и знаменитый философ, леди Уондершут. Он установил, что ненормальность - явление... э-э... ненормальное, и это - ценнейшее открытие, о котором отнюдь не следует забывать. В моей практике я постоянно на него опираюсь. Когда мне случается столкнуться с чем-либо ненормальным, я тотчас же говорю себе: "Это ненормально".

Взгляд доктора сделался многозначительным, голос упал почти до шепота, словно он поверял собеседнице профессиональную тайну. Он торжественно поднял руку.

- Исходя из этого диагноза, я и лечу пациента, - закончил он.

- Ай-я-яй! - заметил священник, обращаясь к своей чашке за завтраком на следующий день после появления в деревне миссис Скилетт. - Ай-я-яй! Это еще что такое! - И он через очки с возмущением уставился на газету.

- Гигантские осы! Что-то будет дальше?.. А может, это просто утка? Что ни день, то сенсация! С меня хватит и гигантского крыжовника. Ерунда все это. - И священник залпом выпил свой кофе, не отрывая глаз от газеты, и недоверчиво причмокнул.