По обстоятельствам, без обязательств (СИ) - Винд Дасти

- Послушай, Лидок... Но ведь твоя мама много куда ходила без меня. У неё и муж другой был, помнишь?

- А теперь у неё никого нет...

- У неё есть вы. Она снова может кого-то встретить, полюбить. И я могу. Ну, Лида?

- Почему ты не с нами, пап?

Лёша раскрывает объятья.

- Я всегда с вами. С тобой и Антошкой. А мама взрослая. Она...

Лида не идет к отцу. Антон цокает языком, но девочка делает вид, что не слышит брата. Отвечает отцу тихо, обиженно кривя губы:

- Она хочет быть с тобой. Чтобы мы были вместе, как раньше. Как у бабушки.

- Но я там был с вами, а не с ней.

- Значит, мы теперь не семья...

- Солнышко, если мы с мамой любим разных людей, а не друг друга, это не значит, что ты и Антон - не моя семья.

- Мама любит тебя.

- С чего ты взяла?

Лида опускает взгляд и пожимает плечиками.

- Я не знаю.

- Пошли уже за мороженым, а? - возмущается Антон. - Надоело уже...

- Дочь. Мама - свободный человек. Она сама все решила. А я? Разве мне нельзя решать все самому?

- Можно, - девочка, всхлипывая, наконец, обнимает отца. - Прости, пап.

- Ой, опять сопли!!! Пошли от них!!!

Отец и дочь нагоняют нас у кафе.

Лида больше не хмурится. Она молчит, грустит и иногда улыбается, но смотрит отрешённо, задумчиво.

Лёша верит, что все исправил. Но я узнаю этот пустой взгляд на детском личике. Сама видела его в зеркале, когда отец бросил нас. Долго видела, почти год. А потом натворила глупостей.

Проходит три недели прежде, чем Лида решается на отчаянный шаг. Все эти три недели я при каждом удобном случае предупреждаю Лёшу, чтобы был начеку - дети не замолкают просто так, не сдают своих позиций после пары слов, какими бы правильными и емкими эти слова не казались взрослым. Лёша считает, что я надумываю. Что знаю я, чего не знает он? У него двое детей, а у меня только четкие воспоминания моего далекого одиночества.

Я не хочу делать Лиде больнее, поэтому теперь каждый раз нахожу отговорку, чтобы не идти на прогулку вместе с детьми и Лёшей.

Лёша обижается. Мы ссоримся. Особенно сильно после того, как я заявляю, что он не хочет понять свою дочь.

- Много ты сама понимаешь в воспитании детей! - бросает он.

Я открываю рот, закрываю и, пожав плечами, ухожу на кухню. Между нами тишина в полдня, а потом секс и - как будто ничего и не было.

Но я знаю, что не ошибаюсь насчет Лиды.

Три недели я не права. А потом все резко меняется.

В понедельник я просыпаюсь с головной болью и острым ощущением тревоги. Всё не так - и на улице пасмурно, и затылок ноет, и сердце стучит. На работе пью кофе кружку за кружкой, есть не хочу вообще, голова думать отказывается. А в три часа звонит Лёша:

- Лида пропала.

- Как пропала?!

- Настя забирала её из школы. Оставила в машине, сама вышла в аптеку. Вернулась - а её нет.

- Может, на улицу выскочила?

- Она мобильный оставила на сидении. А рюкзак забрала. Лин, она убежала.

Я оказалась права. Он не слушал, и голос его теперь вялый и растерянный. Я хочу ему помочь всем сердцем, но не знаю как. Это его дети, а он сам дал понять, что в семейных делах я ничего не смыслю.

- Ты едешь её искать? - спрашиваю бесцветным тоном. Голова кружится, и, прижав ладонь ко лбу, я закрываю глаза.

- Конечно, - резко, гневно отвечает Алексей. А потом добавляет, снова уронив голос до тихого бормотания. - Я... Я найду её.

- Это не дело рук твоих конкурентов?

Лёжа на мгновение задумывается.

- Нет... Точно нет.

- Как я могу помочь тебе?

- Боже ты мой... Чем, Алина? Чем? Прости. Я сам её найду. Это из-за меня.

Отключаюсь первой. Рассеянно смотрю на темный экран смартфона.

Нет, Лёша ошибся. Лида убежали не из-за него. Точнее, не только из-за него.

Поворачиваюсь к окну - начинается дождь. Тяну руку к ноутбуку и, ничего не сохранив, рывком закрываю его.

Когда я была маленькой, я тоже сбежала из дома. Мама и брат смотрели телевизор, а я играла в комнате. Потом оделась, взяла игрушечный бинокль и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Тогда тоже шёл дождь.

Сев в машину, я звоню Алексею, но он не берет трубку, а перезванивает почти через час.

- Что?

- Я хочу помочь.

- Не надо, Алин. Спасибо.

Я зачем-то мыкаюсь по городу, стою в пробках, медленно еду по лужам. У меня странное ощущение, будто я знаю, куда убежала Лида. От Лёши приходит звуковое сообщение:

"Её школьная подружка сказала, что Лида давно собиралась убежать. Говорила, что её все равно никто не замечает и не слушает".

"А ты не слушал меня", - хочется ответить мне, но я молча кладу телефон на пассажирское сидение.

Уже темнеет. Я еду на заправку. Дождь стих. Далеко укатили тучи - на горизонте осталась только темная полоса. В свежем небе - первая звезда и летучие мыши.

Я звоню Лёше.

- Да? - устало отвечает он.

- Как дела?

- Хреново. Обошли всех подруг, друзей, знакомых. Тишина. На вокзале тоже.

Перед выездом с заправки притормаживаю, пропуская поток машин на главной. Поднимаю глаза - на другой стороне улицы, прямо передо мной билборд с рекламой строящегося жилого дома близ лесопарковой зоны.

- Лёш, а рядом с их домом есть парк?

- Рядом? Нет.

- А с твоим?

Тишина.

- Есть! - рявкает Лёша. - Понял!

Я еду туда. Не знаю, зачем я там нужна, но я еду. Потому что в двух шагах оттуда. Потому что чувствую себя виноватой. Потому что понимаю девочку, которая не хочет делить отца с кем бы то ни было.

В парке на аллеях блестят в лужах фонари.

Пишу Лёше: "Я здесь", и скидываю фотографию стенда с планом парка. Тут нет аттракционов - всего лишь зелёный лесной массив, вклинившийся между девятиэтажками.

Лёша приезжает через пять минут. Подходит ко мне, кивает. Усталый, мрачный, с темными глазами - чужой. Он не со мной, но мне и не нужно.

Мы идем мимо женщин с колясками, мимо пустых игровых площадок, мимо стаек студентов и школьников. Не знаю куда.

Лёша отправляется на пост охраны, а я бреду все дальше от площадок, от людей. Я будто её чувствую. Словно что-то внутри меня толкает вперед, безошибочно позволяет угадывать, куда свернуть, чтобы найти заплаканную девочку, сидящую на своем розовом рюкзаке под огромным дубом.

Её никто не замечает там.

Я замедлю шаг, встаю за соседнее дерево, не желая терять Лиду из вида, и достаю телефон. Не успеваю набрать Лёшин номер, как к девочке подходит мужчина. Делаю резкий шаг вперед, но снова отступаю в тень. Это полицейский. Что-то сообщает по рации, наклоняется к Лиде. Девчонка расправляется, как пружина, отскакивает от полицейского, пинает рюкзак и дает деру в мою сторону. Выхожу ей навстречу, преграждая дорогу, и Лида замирает прямо передо мной.

Смотрит, сначала с ужасом, потом со злобой - искренней и оттого невероятно мощной. Я будто чувствую эту волну гнева, которая бьется из её души к моей.

- Это всё вы... - Лида шмыгает покрасневшим от рыданий и холода носом. - Вы забрали папу. И я... Я вас ненавижу! Ненавижу!!! Уходите!!! Уходите совсем! Чтобы вас не было! Не было!

Мне хочется обнять её и заплакать.

- Прости, - шёпчу я. - Прости...

- Лида! - подоспевший Лёша, чуть задев меня плечом, бросается к дочери. - Дурочка, да как же ты могла...

Он опускается перед ней на колени. Лида ныряет в его объятья. Мгновение смотрит на меня, а потом, уткнувшись в отцовское плечо, начинает плакать - тихо, едва слышно пища, как мышонок.

Знала ли та женщина, которая разрушила нашу семью, как мне было плохо? Как я проклинала её, днями и ночами мечтая, что она умрет, а отец вернется?

Давным-давно в парке, под дождём, меня нашел брат с нашим соседом и его собакой. Я обнимала пса и рыдала, а овчарка лизала мне лицо и скулила.

Мне нужно завести собаку.

Потом.