Сын башмачника. Андерсен - Александр Трофимов

Мальчик так любил и мать и отца. Но сейчас одного отца ему было жалко всем сердцем, которое билось так сильно от жалости, что хотелось зарыдать... Он вспомнил, как смеются над ним мальчишки, если он начинает плакать, и с трудом сдержал свои слёзы...

Он всё чаще представлял себя сыном короля — иначе трудно было прожить в оденсейской обывательщине, банальщине. А эти мысли упражняли фантазию. Сам того не подозревая, этим он тренировался находить во всём черты, несвойственные предмету, но способные ему принадлежать.

МАЛЕНЬКИЙ САД

Из кухни можно было добраться до чердака — целое путешествие, множество шагов, очарование каждого скрипа, нежность случайно открывшейся паутинки. Кто там прячется в темноте на чердаке? Андерсен уже чувствует дыхание неизвестного, слышит его тихое-претихое сердце... Ну же... Где этот Никто? О нём столько говорят, пора и познакомиться! Может быть, этот Никто и есть весь чердак. С чердака звёзды вкуснее. И виднее... Слуховое окно — как ухо дома: что там, на ближайшей звезде, когда оттуда прилетят летучие мыши... Небо рядом — рукой подать... Он потрогал его. В его левый глаз капнула одна звезда, а в правый — другая... Как две капли таинственного эликсира вечера — чтобы лучше видел всё, чтобы его глаза стали звёздными... Ведь со звёзд видно всё, и не только на земле...

На водосточном жёлобе между домами стоял ящик с землёй. Заботливыми руками Марки Андерсен на этом клочке земли разместился целый сад волшебства, а разве нет? Петрушка росла между небом и землёй и чувствовала себя вполне вольготно, несмотря на худенькое тельце, она выглядела высокообразованной госпожой. Лук был ей хорошим другом — настоящие муж и жена. Интересно, какие у них появятся детки, а может, уже есть. Андерсен внимательно осмотрел заросли — нет, кроме лука и петрушки — никого. Он достал из кармана куклу-солдатика и сказал ей тихо, но так, чтобы слышали и лук и петрушка:

   — Посиди здесь в засаде. Ты должен увидеть этого Никто.

Солдат — всегда солдат, приказ есть приказ — и он засел в зарослях петрушки и лука с ружьём — враг не уйдёт и будет пленён!

Со спокойной душой мальчик вернулся в комнату и стал ждать.

Какое это всё-таки счастье — наблюдать каждый день, как растёт лук и всё выше поднимается к небу. Если не обрывать его всё лето, то со временем на его макушке окажется звезда — как бабочка на игле. К такому выводу пришёл солдатик в засаде и рассказал об этом командиру.

   — Мам, давай не будем рвать лук.

   — Почему?

   — Я хочу, чтобы он вырос до неба!

   — И что мы будем с ним делать?

   — Мы его спилим, и у него на острие будет звезда. Вот удивятся все в школе, когда я звезду принесу.

   — Чудак, лук не вырастет до неба. Он засохнет.

   — Если его любить, и уважать, и хорошенько поливать — он и до неба вырастет.

   — Так не бывает.

   — А у меня будет.

   — Лук нельзя уважать. Не фантазируй. Лук нужно есть, он полезен. Вот, возьми. — И она сорвала сочную стрелку.

   — Ты что, он же мог дорасти до звезды.

   — Чудак. Но если ты так хочешь, вот здесь, с краю, три стрелки лука. Делай с ними что хочешь.

Мальчик обрадовался и тут же вылил столько воды, сколько растения и за всё лето не видели. Уж напились они всласть. Лук рос прямо на глазах. Андерсен приставлял ладонь к острию лука и тут же боязливо убирал её — ему чувствовалось, что лук стрелой прошьёт руку. Напились да и лопнули. Их тонкая кожа не вынесла такого обилия воды, а луковица просто загнила.

«Нет, луку до звёзд никогда не дорасти», — понял Андерсен. Было грустно... Ведь так хотелось потрогать звезду.

Восприятие формы возникает ниоткуда... Оно не имеет поначалу словесной формулы. Андерсен уже тогда научился переживать цветы, потому что любил их, красота цветов проникала в самое сердце маленького человечка, которому взрослые и дети диктовали свои пошлые законы бытия.

Но дети и взрослые постоянно видели все вокруг только со стороны, а ему дано было проникать внутрь любого явления.

Этот дар был нов, и он привык к нему, как привыкал бы к третьей руке... Вещь — как и человек — таинство. Содержание и форма в ней слиты. Его истины неназываемы, но многозначны. Понимание, что всё вокруг живое, требовало выхода в мечте. Необычайные истории, сказочность, потусторонность бытия, ощущение жизни в вещах требовали и необычайности в его собственной жизни, а где её было взять? Ну где?

Обыденность бытия унижала Андерсена уже тогда. Он хотел отбросить её от себя, но не мог, возникала единственная возможность — забыться, забыться, забыться... В чём? В том, что выше этой обыденности: в книгах, сказках, мечтах. Знания казались ему той тропинкой, которая поможет убежать от этой обыденности навсегда. Души вещей всегда ищут, в ком им поселиться...

Вещи словно выходили из тумана, и было такое чувство, что это они когда-то продиктовали людям свои названия, каждый цветок, перед тем как родиться, уже мечтал о своём имени, он как бы поселялся в это имя, имя-таинство, и всю жизнь уже не отступал от имени, держался за него, как за родину.

Время убивает не вещи, не предметы, не людей — оно убивает прежде всего имена. Исчезает имя, за ним стирается и человек; а уж о вещах и нечего говорить, у них нет могил, точнее, их кладбища — братские, все могилы — безымянные...

Детство — это страна, исчезнувшая на взрослых картах, это — Атлантида, которую хочется увидеть вновь...

Эмоции детства уходят в тину подсознания, никакой логикой не вытащишь их оттуда... И в то же время детство — диктатор, потому что эмоции сильнее. Детство — это всегда наше будущее.

Детство — бессмертно, человек — смертен.

Вот почему детство — главное в биографии человека. Восстановить его — значит понять становление духа.

Разговор с полковником Хёг-Гульдбергом надолго запомнился Андерсену. Ему нравилось узнавать всё новое. Оно западало в душу. Полковник Хёг-Гульдберг удивлялся: откуда такая поразительная заинтересованность.

   — Знаешь ли ты, Ганс, что наши далёкие предки были идолопоклонниками.

   — Что это значит?

   — Они поклонялись идолам. Тебе обязательно нужно прочесть две книги о старых датских богах.

   — Я прочту! — глаза Андерсена загорелись.

   — Старая и Новая Эдды. Эти сборники стихов были написаны, когда в Дании только начало появляться христианство. Наши языческие боги назывались азрами и ванами. Они помогали человечеству. За это люди приносили им в жертву животных.