Николай II. Распутин. Немецкие погромы. Убийство Распутина. Изуверское убийство всей царской семьи, доктора и прислуги. Барон Эдуард Фальц-Фейн - Виктор С. Качмарик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женские крики: “Боже мой!”, “Ах!”, “Ох!” Николай Второй быстро бормочет: ”Господи боже мой! Господи боже мой! Что ж это такое?!”. “А вот что такое!” — говорит Юровский, вынимая из кобуры маузер. “Так нас никуда не повезут?” — спрашивает глухим голосом Боткин.
Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок своего браунинга и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим вторым выстрелом раздаётся первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков тоже стреляют в грудь Николая II и почти в ухо. На моём пятом выстреле Николай II валится снопом на спину. Женский визг и стоны, вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же упала, сраженная выстрелами Ермакова, который палит уже из второго нагана… Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик: ”Слава Богу! Меня Бог спас!”. Шатаясь, подымается уцелевшая горничная — она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули… Двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прокалывают горничную. От её предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненый Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего маузера. Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца… Щупаем пульс у Николая — он весь изрешеченный пулями, мертв. Осматриваем остальных и достреливаем из кольта и ермаковского нагана ещё живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны… Красноармеец принёс на штыке комнатную собачонку Анастасии. Когда мы шли мимо двери (на лестницу во второй этаж), из-за створок раздался протяжный жалобный вой — последний салют императору Всероссийскому. Труп пёсика бросили рядом с царским. “Собакам — собачья смерть!” — презрительно сказал Голощекин…
Сопровождаю каждый труп: теперь уже сообразили из двух толстых палок и одеял связать какое-то подобие носилок. Замечаю, что в комнате во время укладки красноармейцы снимают с трупов кольца, брошки и прячут их в карманы. После того как все уложены в кузов, советую Юровскому обыскать носильщиков. “Сделаем проще”, — говорит он и приказывает всем подняться на второй этаж к комендантской комнате. Выстраивает красноармейцев и говорит: “Предлагаю выложить на стол из карманов все драгоценности, снятые с Романовых. На размышление — полминуты. Затем обыщу каждого, у кого найду — расстрел на месте! Мародёрства я не допущу. Поняли все?”. “Да мы просто так, взяли на память о событии, — смущённо шумят красноармейцы. — Чтобы не пропало”. На столе в минуту вырастает горка золотых вещей: бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Николая II и доктора Боткина и другие предметы…»
Вот что написал в январе 1964 года сын Кудрина советскому лидеру Н. Хрущёву: «Умирая, папа просил поздравить Вас 17 апреля 1964 г., в день Вашего 70-летия, пожелать доброго здоровья и лично передать Вам от его имени в подарок историческую реликвию нашей семьи — пистолет системы "Браунинг" № 389965, из которого отец в ночь на 17 июля 1918 года расстреливал в Екатеринбурге последнего русского царя Николая Второго (гражданина Романова Н. А.) и его семью, а также передать Вам воспоминания папы о ликвидации Романовых, царствовавших в России более 300 лет…». Вот такие в советские времена были бравады… Убили детей, прислугу, доктора и этим хвастались, как очень почётной миссией!!!
А вот как описал убийство царской семьи охранник Стрекотин: «Наследник всё ещё сидел на стуле. Он почему-то долго не падал со стула и оставался ещё живым. Начали стрелять ему в голову и грудь, наконец и он свалился со стула… Второй на носилки стали класть одну из дочерей царя, но она оказалась живой, закричала и закрыла лицо рукой. Кроме того, живыми оказалась ещё одна из дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семье (горничная. — Прим. автора)… Тогда тов. Ермаков, видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть оставшихся в живых. Я отказался, тогда он взял винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передёргивались. В особенности тяжело умирала та особа, дама. Ермаков ей всю грудь исколол».
А вот как эту масакру описывает охранник Нетребин в своих воспоминаниях: «Младшая дочь б/царя упала на спину и притворилась убитой. Замеченная тов. Ермаковым, она была убита выстрелом в грудь. Он встал на обе руки и выстрелил ей в грудь».
Охранник Кабанов вспоминал: «Один из товарищей в грудь фрельны стал вонзать штык американской винтовки "Винчестер". Штык вроде кинжала, но тупой, и грудь не пронзал, а фрельна ухватилась обеими руками за штык и стала кричать. Её добили прикладами ружей».
В царевича Алексея стрелял помощник Юровского, самый молодой палач — Никулин. Это о нём записала царица Александра Фёдоровна в своём дневнике: «Авдеев сменён, и мы получили нового коменданта (Юровского. — Прим. автора), который приходил уже однажды смотреть ногу бэби. С молодым помощником (Никулиным. — Прим. автора), который выглядит очень приятным». Какой гуманизм — Юровский осматривал больную ногу царевича Алексея… Если бы царица знала, кто первым выпустит пулю в её сына, то не писала бы «выглядит очень приятным».
Дочери при расстреле не погибли сразу, ибо в их корсетах были зашиты драгоценности: золотые украшения и бриллианты, а металл и бриллианты отбивали пули. Ведь охрана неоднократно обворовывала царскую семью и их окружение. Воровали продукты и ценные вещи. И даже в том, что
