Переполох в Бате - Джоржетт Хейер

Но, как обнаружилось, майора это вовсе не устраивало. Его раскаяние из-за того, что он дерзнул поспорить со своей богиней, можно было успокоить, только если она пообещает ему и впредь всегда поступать лишь так, как сочтет необходимым. Ссора кончилась тем, что Гектор страстно целовал руки Серены и обещал, что сам поедет с ней кататься в ее фаэтоне на следующий же день.

Глава XI

Майор, помирившись со своей любимой, никак не мог успокоиться, что она чуть не была свергнута с возведенного для нее пьедестала. Идеалистический склад его ума требовал, чтобы он убедился, что она никогда не покидала его. Расстаться с романтическим образом, который он сам себе создал, было невозможно. Киркби решил доказать самому себе, что это его, а не ее суждения были неправильны. Девушка его мечты не могла заблуждаться и ошибаться. То, что показалось ему недостатком воспитания, на самом деле являлось постоянством в преследовании своей цели; ее насмешливые разговоры выдавали ее возвышенный ум, а легкомыслие, не раз столь сильно шокировавшее его, было лишь светской маской, под которой скрывались гораздо более серьезные чувства. Даже вспышки нетерпимости и яростные взгляды, пронзавшие Гектора не раз, можно было простить. Ни то ни другое не являлось следствием дурного характера: нетерпение объяснялось расстроенными нервами после смерти отца, а ярость была спровоцирована его собственным непредсказуемым вмешательством.

Однако не все различия между реальностью и существующим в его воображении образом можно было так же легко отбросить. По характеру майор оказался человеком очень ответственным: он был отличным полковым офицером, безукоризненно подчинявшимся приказам, всегда заботившимся о своих подчиненных, готовым помочь младшим офицерам, только что покинувшим школьные стены, которые часто искали его совета в преодолении трудностей военной жизни. Его призванием было защищать и помогать, и поэтому ему так больно было узнать, что создание, так высоко стоявшее над всеми остальными, которое он так жаждал обожать и вести по жизни, высказывало так же мало склонности опереться на его руку, как и поверять свои горести, беспокойства и тревоги. Его невеста была, мягко говоря, далека от того, чтобы искать в жизни поддержки, и напротив, куда больше желала бы навязывать свою собственную волю окружающим ее людям. Она так же привыкла командовать, как и он, и, оставшись в раннем возрасте без материнской ласки, приобрела независимость. В соединении с глубокой сдержанностью это делало неприемлемой для нее мысль, что горести и боль можно кому-либо доверить. Фанни, понимавшая его переживания, попыталась объяснить, что за человек ее падчерица.

— Серена — очень сильная личность, личность, майор Киркби, — мягко говорила она. — Я думаю, воля у нее такая же неукротимая, как и тело, а это означает очень мощный характер. Меня всегда удивляло, что все, что она ни делает, нисколько ее не утомляет, хотя со мной все по-другому. Но ей, кажется, любое дело в радость. Лорд Спенборо был точно такой же. После целого дня охоты они всего-навсего лишь хотели спать и были страшно голодны, а в Лондоне я просто понять не могла, как им удавалось не уставать от бесконечных обедов, вечеров, всего этого шума. — Она улыбнулась и добавила извиняющимся тоном: — Не знаю, но когда мне приходилось давать званый завтрак утром и посещать бал вечером, на следующий день я была совершенно разбита.

Вид у майора Киркби был такой, словно это его нисколько не удивило.

— Ну а Серена? — спросил он.

— О нет! Она никогда не отдыхает днем. Именно поэтому ей кажется такой утомительной наша праздная жизнь. В Лондоне она каталась в Гайд-парке перед завтраком, ходила по магазинам. Очень часто мы давали званые обеды или ездили к многочисленным знакомым лорда Спенборо. Необходимо было также ездить с визитами, на скачки, пикники или куда-нибудь еще. Вечером же мы шли в гости или отправлялись в театр, а после надо было успеть на три или четыре бала или ассамблеи.

— Неужели и вы вели такую же жизнь? — поинтересовался майор, устрашенный таким перечислением.

— О нет! Я не могла поспеть за ними, вы понимаете. Я изо всех сил старалась привыкнуть к такому распорядку, потому что моей обязанностью было вывозить Серену, но, увы… Когда она поняла, как я устаю от всего этого, и увидела, как часто я страдаю головными болями, то объявила, что вовсе не хочет таскать меня повсюду за собой и не разрешит милорду делать это. Вы и представить себе не можете, как она добра ко мне, майор Киркби! Она — мой лучший, мой самый любимый друг…

Глаза Фанни наполнились слезами, и Киркби сжал ее руку, растроганно воскликнув:

— В этом я могу не сомневаться!

— У нее золотое сердце, — горячо призналась она ему. — Если бы вы знали, как она заботится обо мне, как терпелива со мной, вы были бы просто поражены.

— Вовсе нет, — возразил он, улыбаясь. — Я не могу себе представить, что кто-то может потерять терпение, говоря с вами.

— О нет! Мама и мои сестры часто бывали так нетерпеливы со мной, ведь я самая глупая из всей семьи, да к тому же испытываю такую застенчивость перед незнакомыми людьми и вовсе не люблю ездить на все эти вечера. Но Серена, которая все так хорошо знает, никогда не сердится на меня. Майор Киркби, я не знаю, как бы я без нее справлялась…

Гектор с сочувствием проговорил:

— Вам приходилось очень скверно?

— О, если бы не Серена, я бы не смогла этого вынести! — Краска бросилась ей в лицо, и Фанни быстро проговорила: — Я хочу сказать… я имею в виду… мне приходилось принимать столько народу… разговаривать с ними… быть хозяйкой в этом огромном доме. А эти политические партии и вечера… Это было хуже всего. Я ведь не имею ни малейшего представления о политике, и, если бы Серена не была так предупредительна и не говорила мне заранее, о чем скорее всего будет разговор за обедом, я бы совсем растерялась. И это так ужасно, что люди самого высшего света всегда приходятся друг другу родственниками, так что вечно попадаешь в неловкое положение.

Он не мог не рассмеяться, слушая ее бесхитростные речи:

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Скажите, должно быть, граф Спенборо был человек со странностями. Простите, ради Бога! Мне не следует говорить этого вам.

— Ну что ж, я тоже думаю, что граф был необычным человеком, — согласилась Фанни. — Он был очень мягким и добросердечным, простым и таким добрым, что неудивительно, что все так любили его.

— Ах вот как! Да, конечно, ведь… То есть я хочу сказать, что так, должно быть, оно и было… — пробормотал Киркби, совершенно сбитый с толку.