Время освежающего дождя - Анна Антоновская

— Спорить с церковью, Георгий, трудно. Вот что пишет католикос: «Кто из знатных или незнатных неправильно лишит церковь или монастырь собственности, как то: имения, деревни, людей, земли и тому подобного, тот да будет проклят! А кто из епископов не будет заботиться о сохранении в целости церковных имений, тот да будет проклят от святых соборов, да состоит под определенным святыми апостолами наказанием и да будет удален от святой церкви».

Некоторое время Саакадзе молча перечитывал свитки, подчеркивая гусиным пером цифры.

— Самое страшное, друзья мои, — заговорил он, — бесплодие благодаря монастырям принимает угрожающие, размеры. После вторжения персидских полчищ увеличилось число монахов и монахинь. Немало на поле битвы полегло мужей, сыновей и женихов — этим пользуются монастыри, сулящие женщинам утешение. Но много и мужчин ищет спасения в монастырях от княжеского ярма и податей, непосильных для разоренных войною хозяйств. Устойчивое царство не может мириться с другим царством внутри себя, которое, в зависимости от своих выгод, неограниченно распоряжается подданными картлийского престола. К счастью, в каждой крепости есть уязвимое место, и в крепости католикоса такой трещиной является положение церковных азнауров. Монастыри требуют от них строгого соблюдения тех же порядков по отношению к крестьянам, какие узаконены католикосатом в монастырских владениях. Но то, что легко богатой церкви, не под силу маленьким хозяйствам церковных азнауров. Постоянное войско откроет им двери к богатству и славе. Церковные азнауры сейчас тянутся ко мне. Необходимо тайно помочь лучшим их фамилиям откупиться от церкви. Запиши, Дато: Карсидзе, Элиозашвили, Квалиашвили, Таниашвили, Кадагишвили, Зумбулидзе, Кавришвили, Тухарели, Бочоридзе, Ананиашвили, Мамацашвили. Эти — уже готовые начальники сотен. Усиливая сословие азнауров, мы тем самым укрепляем единовластие царя — значит, ослабляем владетелей. В конце концов после долгой борьбы и церкви придется подчиниться царству. Нам предстоит важное и длительное дело, но…

Георгий прислушался к ржанию коней и вышел на площадку. Иорам и Бежан, размахивая нагайками, выехали из ворот и понеслись к мосту.

— Видели? — рассмеялся Георгий. — Мальчики спешат уже на съезд. Не мешает и нам последовать их примеру. Даутбек, дня через два начнут собираться в Носте азнауры. Ты еще успеешь отвезти католикосу знак моей признательности.

Саакадзе достал из ниши кулазани — узкогорлый серебряный кувшин, зирандази с золотыми застежками и тринадцать драгоценных пуговиц, из коих двенадцать для венца, а одна для парадной мантии. Даутбек недоуменно наблюдал за другом, а Дато, улыбаясь, вертел гусиное перо, понимая: этими дарами Саакадзе хочет усыпить подозрительность первосвятителя.

— Сегодня, — продолжал Георгий, — еще придется поговорить со стариками о шерстопрядильне.

— Поручи лучше деду Димитрия, зачем тебе заботиться о мелочах.

— В цепи, Даутбек, все звенья одинаковы. Силу надо черпать из своего колодца. Такой колодец для меня — Носте… Вот что: на съезде не все скажем азнаурам, учтем опыт далеких лет.

— Тогда, Георгий, другое было, царь законный сидел.

— И теперь законный, Дато, больше чем законный — «обязанный». Будет о царстве радеть — удержится; возомнит о себе, начнет своим величием кичиться — другого посадим.

— Опасно царями, как мячом, играть. Народ уважение потеряет. Лучше за крепко закрытыми дверями этого учить.

— Пока не могу жаловаться, мой Даутбек: не только Кайхосро, но и старик Мухран-батони во всем послушен мне. Немножко тревожат князья, только для виду примирились они с Кайхосро. А сейчас важно все силы спаять и так повернуть, чтобы владетели сами под знамена постоянного войска поставили своих дружинников, хотя бы из месепе и глехи… Думаю, умный Шадиман такое же им посоветует. Для князей выгодно предоставить Саакадзе обучать их воинов высшей науке боя. А если Шадиман думает, что в удобную минуту князья потребуют от царя вернуть им их дружины и угостят меня раскаленным ядром, то он ошибается: от Георгия Саакадзе войско не уходит.

— Ты так говоришь о «змеином» князе, точно он против тебя уже плетет паутину в Метехи.

— В Метехи нет, а в Марабде наверно…

— В Марабде? А кто его туда впустил?

— Я.

Дато и Даутбек вскочили, готовые закричать, но они на миг потеряли дар речи и лишь тяжело дышали.

— Понимаю вас, мои воины… очень понимаю, но без содействия Шадимана мне не удастся убедить князей. А без княжеских дружин — будем говорить прямо, заблуждаться опасно, — слишком мы сейчас малочисленны. Шах Аббас может пожаловать в любой день. И не только это…

Вытерев пот со лба, Даутбек большими глотками опорожнил глиняный кувшин.

— Теперь я разгадал, почему ты выпроводил «барсов» из Тбилиси!

— Да, я решил один ответить за этот рискованный шаг. Пусть Шадиман раскинет свои ветви, дабы муравьи могли узреть расцвет ядовитых цветов.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

По старогорийской дороге и по горным тропам съезжались к Носте азнауры. Царские азнауры прибыли одетые в цвета правителя Кайхосро из рода Мухран-батони. Церковные азнауры щеголяли куладжами и чепраками любимых цветов католикоса. Были здесь и княжеские азнауры, и не только принадлежащие дружественным фамилиям — Зураба Эристави, Мухран-батони, Ксанских Эристави, но даже зависимые от Цицишвили, Амилахвари, Джавахишвили, Липарита. Времена переменились, возросла сила Георгия Саакадзе. Многие из них уже не скрывали желания избавиться от своих владетелей и стать вольными азнаурами царства. Они нарядились в цвета знамени Великого Моурави. Лишь Гуния и Асламаз продолжали носить одежду изысканных цветов Луарсаба Второго.

Сторожевые дружинники заметили, что за каждым азнауром следовало не менее трех слуг, вооруженных копьями и самострелами. Всадники сразу заполнили большой двор замка, но едва успели разместить в конюшнях азнаурских коней, как тут же были расхватаны ностевцами и, как почетные гости, отведены в назначенные им для постоя дома.

Старый Квливидзе, слегка раздавшийся в плечах, и возмужалый Нодар, удивительно похожий на своего отца, пожаловали на следующий день. Эта кичливость вызвала у «барсов» ироническую усмешку. Но Саакадзе прощал все слабости тщеславному азнауру из-за его заслуг.

Наконец дозорные на зубчатой стене известили о прибытии кахетинских азнауров: прославленного метателя дротиков Гараканидзе и побелевшего в боях малословного Нацвлишвили, близких к двору Теймураза — Сулханишвили и Таниашвили, друга гомецарских тушин отважного Заала Деканозишвили и советника царского Совета прозорливого Лома Шатберашвили.

Этих азнауров, влиятельных и уважаемых в Кахети, Саакадзе особенно ждал. Они должны были стать проводниками его, пока тайного, замысла объединения двух царств — Картли и Кахети.

Два дня праздновали встречу. Наполовину опустели огромные кувшины в марани, на вертелах румянились целиком зажаренные телята, вместе с дымом костров вздымались боевые песни. Весь третий день захмелевшие гости спали непробудным сном. На четвертый, освеженные водой Ностури, с важным видом государственных мужей, расселись на широких тахтах в зале беседы.

Георгий предложил почтить память азнауров, павших на полях битв. Все молча встали, на миг замерли, потом обнажили шашки, вскинули вверх и одновременно опустили, образовав на ковре сверкающий круг, Асламаз, ревностный исполнитель древних азнаурских обрядов, поправил ожерелье из монет серебряного чекана и, многозначительно переглянувшись с Гуния, вслед за Саакадзе торжественно вложил клинок в ножны.

Первым говорил Даутбек:

— Много снегов скатилось с гор, много листьев, сожженных солнцем, развеял ветер с того времени, когда собирались мы здесь утверждать право азнауров на жизнь и вручили Георгию Саакадзе вместе со своими судьбами копье и щит. Князья тогда победили, но кто скажет, что бесследно прошли наши усилия? Разве мы такие, какими были двадцать лет тому назад? Разве не восторжествовало справедливое желание заменить одряхлевшие княжеские устои новыми крепкими столпами царства? Пусть и впредь наши кони яростным ржанием устрашают врага, посягающего на Иверскую землю! Пусть стрелы наши метко разят загораживающих нам путь! Дела Упадари, Ломта-горы и Марткобской равнины стали не только достоянием летописи монахов. Нет! Они наполнили новым смыслом нашу жизнь и указали Картлийскому и Кахетинскому царствам путь к могуществу и расцвету.

Азнауры сидели молча, с волнением прислушиваюсь к гордым словам. Квливидзе смотрел на Даутбека, пораженный возникшим сходством Даутбека с Георгием Саакадзе, и вдруг порывисто вскочил.

— В чем дело, азнауры? Кто разбил Карчи-хана? Кто гнал Вердибега? Мы царские азнауры! Очень хорошо! А что мы имеем? От кого трясся Пеикар-хан? От кого пополз в каменную щель «змеиный» князь? От нас, царских азнауров! Очень хорошо! А что мы имеем? По-прежнему в Метехи князья занимают наследственные места! По-прежнему в их руках — знамена! Двадцать лет тому назад я хвастал: четыре сотни поведу в бой, а теперь скромно скажу: пять тысяч возглавлю! У меня хоть и седеющие усы, но я умею держать их кверху, — он лихо подкрутил пышный ус, — и конь мою ногу хорошо знает. Пора азнаурам собирать силу, а кто запаздывает на переправе к азнаурской стороне, пусть на себя сердится…