Сердце степи. Полёт над степью - Ася Иолич

- Будь моими глазами, - сказала Улхасум, когда стойбище закончилось, и они остановились на холме. - Что ты видишь?

- Я ездила сюда каждый день, мечтая о тёплом Теларе, - сказала Камайя, глядя на ставшую такой знакомой линию холмов перед глазами. - Передо мной огромное белое море, что пахнет свежим снегом, а сверху над ним распростёрта жемчужно-серая ладонь Тан Дан, бескрайняя, такая же, как это море. Эти две бескрайности смыкаются вдали волнистой линией, а на холмах роют копытами снег мохнатые лошадки. В табуне справа пастухом сегодня мальчишка в ярко-синей шапке, а слева, восточнее большого круглого холма, пасутся овцы, и таких мохнатых я сроду не видела. Снег сегодня сухой. Он будто шелестит, пересыпаясь под копытами, и легко обнажает стебли травы, а Выы подхватывает его и уносит дальше, цепляет к сугробам на склонах.

- Когда меня привезли сюда, тоже была зима. Мне было семнадцать. Эти бескрайности казались мне ледяной клеткой после родного Телара, жаркого и влажного, как поцелуи первого возлюбленного. Позднее лето выжгло мою плоть. Я лежала, изнемогая от жары, и рыдала, а в декабре родила сына. Я живу тут тридцать четыре года, и помню каждое лето и каждую зиму. Большой круглый холм - старый курган Артай. Я тоже теперь Артай. Однажды я лягу рядом с мужем под таким курганом, а вокруг него посадят деревья. Влюблённые, заплутавшие в холмах, будут прятаться в их тени и дарить друг другу робкие ласки, а мы с Бутрымом будем улыбаться из ветвей Эн-Лаг… Или прыгать кузнечиками из-под неосторожных юных ног.

- Рядом с мужем?

- Да. Я надеюсь, что Мать Даыл не даст мне долгой жизни без него. Я полюбила его с первого дня, как увидела. А потом я полюбила степь, в которую он отпускал меня, когда я тосковала в покоях. Разве можно не любить её? Я вижу одну тридцатую часть от того, что видела раньше, но даже так я вижу, насколько она прекрасна. Я видела и море, и горы, и болота… Я бывала и в небольшой пустыне на востоке Телара, по которой шэс Рамасэ теперь тянет оросительные каналы, превращая бесплодные земли в зелёные луга. Но степь заполнила моё сердце.

- Может, ты полюбила её, потому что любила мужа, Улхасум?

- Возможно. Но я стала частью её, а она - частью меня. Мы сплелись, как души в ветвях Эн-Лаг. Посмотри. Смотри сердцем.

Камайя сидела, и слёзы падали на мех плаща. Огромные белые волны холмов накатывали друг на друга, и серое небо размывало свет. Белизна не резала глаза, она была как чистый холст, которого ещё никто не касался кистью.

- Я вижу, - сказала она наконец. - Я вижу то, что видела ты, досточтимая. Она прекрасна.

- Возвращаемся, - сказала Гатэ конюху. - Поворачивай плавно. Ветер прохладный сегодня, да? - она повернулась к Камайе. - Сын зашёл ко мне с утра. Он берёг левую руку, и от него пахло кровью. Ты ранила его в сердце?

Камайя закрыла глаза и стиснула зубы. Кровь пульсировала в висках.

- Я просила его уйти, но он не уходил.

- Если много раз просить, он действительно уйдёт, Камайя. Ты хочешь, чтобы он молча ушёл, или чтобы он сказал и остался?

- Я достаточно слышала его слов. - Камайя мрачно усмехнулась. - Не беспокойся, досточтимая, на людях мы ведём себя тихо, а мои слуги мне верны. Почему ты выехала сегодня? - отчаянно попыталась она сменить тему. - Ты так редко выходишь, Улхасум.

- Сгущается чернота… Мой мир скоро погаснет. - Гатэ печально опустила голову. - Всё темнее и темнее. Решила напоследок увидеть то, что мне дорого… Пусть и чужими глазами.

- Может быть, пригласишь Аулун?

- Да. Да. Однажды она прояснила тьму… Думаю, сможет прояснить и эту.

Запахи жареной баранины плыли в сухом воздухе, две золотые хэги бежали у ног старенькой лошадки Гатэ, и конюх медленно вёл её по стойбищу, мимо шатров, пахнущих кислым молоком и неистребимым бараньим духом. Камайя накинула капюшон и поправила свою красивую войлочную шапочку, закрывающую уши. Она не будет ждать весны. Она уйдёт отсюда, как только закончатся зимние праздничные дни.

- Досточтимая, когда последний день праздника? - спросила она, глядя, как девушка рисует на снегу обережные знаки, насыпая на белизну золу из очага.

- Торопишься? Ещё четыре дня. Эным соберутся и скажут точнее.

- Странно, что праздник не связан с полнолунием.

- Он связан с полнолунием. Каждый год Габо вырастает до полного размера, как открытый полностью обод шатра, но это не время для праздника. Когда обод приоткрыт, Выы выносит духоту и старое, меняя на свежее и новое. Праздники нужно завершать до полнолуния, пока звезда Мыр всё ещё видна над горизонтом, и посвящать оставшееся время проветриванию души от всего, что накопилось за год. А потом дарить друг другу тепло, чтобы заполнить им чистый, выстуженный шатёр, свободный от прошлого. Полнолуние не празднуют… Это время, когда душа должна очищаться.

- Меня измучил запах баранины в шатрах, - призналась Камайя. - К концу пути я уже пропиталась им вся. Это нельзя было выветрить.

- Хасэ разделывают овец в шатрах и хранят там мясо. - Улхасум весело пожала плечами. - Ты чувствительна к запахам? Я одно время любила духи. Мне возили их из Телара.

- Да. Очень чувствительна. - Камайя сжала зубы, прогоняя воспоминания и мурашки, вызванные ими. - Как оказалось, даже больше, чем думала.

- Степь покорила меня ранним летом. Июнь… Я гуляла по холмам,