Корабль дураков - Грегори Нормингтон

– И кто же из нас убийца? – спросил брат Эридус.

– Брат Эридус, вы часто оставались наедине с Гербошем фон Окбой, так?

– Да. Я же тебе говорил, мы с ним вместе работали.

– Над вашим шедевром, как я понимаю. – Я хорошо рассчитал этот удар. – Я видел, в каком состоянии ваша библиотека. Без книг вы – как без рук, так что вы целиком и полностью зависели от Мастера. Вас это бесило. Вот почему вы желали ему смерти.

Лицо у Эридуса стало пепельно-серым.

– Ты прикасался к моим книгам?

– Да, брат Эридус, у вас были причины его убить, и у вас был подходящий случай перерезать ему горло. Эти ножи для бумаг у вас в кабинете… они какие-то уж слишком острые для того, чтобы резать бумагу, вам так не кажется?

Греда уставился на Эридуса во все глаза:

– То есть Мастера убил брат Эридус?

– Вздор! – закричал Эридус.

– Вздор, – согласился я. – У брата Людвига был более явный мотив. Как у старейшего после Окбы у него было приоритетное право занять место Мастера. Но время шло, он старел, а Мастер как-то не спешил умирать своей смертью. Ему самому давно стало ясно, что труд всей его жизни – эта недоказанная теорема – так никогда и не будет завершен. Со смертью Мастера он ничего не терял, зато приобретал очень многое.

– Я? Ты посмотри на меня: кожа да кости! Да я физически не сы-сы-способен ник-ник-никого убить!

– Если вы можете одолеть пять лестничных пролетов и не свалиться при этом без сил, – сказал я, – стало быть, вам хватит сил и на то, чтобы перерезать горло старому человеку. Тем более что всем известно, какой вы вспыльчивый, вы не раз демонстрировали свой взрывной нрав.

– Все это очень забавно, – сказал брат Кай, – но где доказательства?

– Прежде всего мотив. Брат Людвиг просил меня принести ему с Верхних ярусов Конституцию, которая подтвердила бы его право на титул Мастера. Он пытался меня подкупить, обещал золото и драгоценные камни – сверкающие побрякушки, которые, как ему хорошо известно, в Башне не стоят вообще ничего.

Нестор вдруг встрепенулся. К всеобщему изумлению, он набросился на брата Людвига, схватил его за горло и начал душить, приподняв на дюйм над полом. Брат Людвиг хрипел и дергал ногами, но никто из его коллег не спешил на выручку.

– Сожми еще чуточку крепче, – сказал наконец брат Кай, – и ты станешь убийцей, Нестор.

Нестор выпустил свою жертву. Брат Людвиг осел на пол, жадно хватая ртом воздух – как камбала, выброшенная на сушу.

– Да, – усмехнулся я. – Это было бы очень кстати, брат Нестор. Прикончи подозреваемого в убийстве, якобы в праведном гневе, и у тебя будет труп, на который можно свалить все грехи.

– Замолчи, – угрожающе проговорил брат Нестор.

– Понятно, что в отношении грубой силы – а чтобы разрезать хрящи, нужна сила, – брат Нестор превосходит вас всех вместе взятых. Вы все знакомы с его работой по уничтожению паразитов. Этот остекленевший взгляд, когда он потрошит какого-нибудь беспомощного грызуна… может быть, это было последнее, что видел в жизни фон Окба, когда задыхался, захлебываясь собственной кровью?

– Мотив? – требовательно произнес брат Кай.

– Брат Нестор считал себя обманутой жертвой. Он говорил мне, что Мастер крал его изобретения. Почему? Потому что брат Нестор – непризнанный гений Башни. А когда тебя так обижают, причем постоянно, тут поневоле возникнет желание убить обидчика.

– Я никого не убивал! – закричал Нестор. – Но Мастер действительно крал у меня идеи!

– Нет, – сказал я. – Может быть, вы в это верите, может быть, вы убедили себя, что все так и есть, только это все выдумки и измышления. Видите ли, брат Нестор… я знаю про взбивалку.

– Про какую взбивалку?

– Взбивалку для яиц.

– Что еще за взбивалка для яиц?

– Моя взбивалка для яиц. Изобретение, из-за которого меня взяли в Башню. Еще в нашу первую встречу вы прибрали ее себе. Вам было невыносимо смириться с мыслью, что у меня есть талант, и вы взялись за переделку моего устройства, чтобы потом выдать его за свое.

Брат Нестор покачал головой:

– Это неправда…

– Я видел модель у вас в мастерской! Вашу копию моего оригинала!

– Итак, заговор множится, – проговорил брат Кай. Мне показалось, что в его неприязненном взгляде мелькнуло тайное сочувствие и понимание. – И кто же из нас убийца исходя из твоей Грандиозной Теории?

– Я еще не дошел до наших друзей-музыкантов, братьев Эпа и Греды.

– Это неправда! – завопил Эп. – Никто ему горло не перерезал, он умер от спазмов кишечника!

Брат Греда бережно обвил руками грудь брата Эпа, словно успокаивая разбуянившегося ребенка.

– Брат Греда, – продолжил я, – вы признаете, что вы были готовы меня отравить, и почти отравили – чтобы достичь своих целей?

Но Греда как будто меня и не слышал; он поглаживал шею Эпа большим пальцем левой руки.

– Вы мне признались, что не умеете ни записывать музыку, ни читать ноты. Все это делал Гербош фон Окба. То есть вы оба зависели от него целиком и полностью, как и брат Эридус. А зависимость порождает обиду. Я сам пострадал от вашей злобы. Вы подсыпали мне какое-то снадобье, потом сказали, что это была Башенная лихорадка – вы меня обманули, чтобы заставить сделать, что нужно вам.

– Да, – сказал брат Греда. – Но это не мы придумали…

И снова вмешался брат Кай:

– У меня вопрос. Если кто-то из моих коллег совершил это низкое, подлое преступление (назовем это так), почему же он не поднялся на Верхние ярусы и не забрал то, ради чего пошел на смертоубийство? Тот, кто убил человека, вряд ли станет терзаться сомнениями насчет кражи. – Глаза брата Кая светились от удовольствия. Он бросил мне вызов, который я должен был принять.

– Всеобщее недоверие, – сказал я. – Я подслушал ваш спор, кому быть Мастером. Где-то там наверху лежит что-то такое, что исполнит все ваши честолюбивые замыслы. И вы слетелись к нему, словно галки к колодцу: сами не пьете, но и другим не даете напиться.

– И разрешить эту проблему, – сказал брат Кай, – можно было единственным способом: послать наверх тебя?

– Вот именно. Я был как бы общий множитель в их планах.

– В наших планах?! – протестующе воскликнул брат Эридус. – Ты о чем говоришь?

– Но это же очевидно. Рана на шее Гербоша фон Окбы слишком широкая и глубокая. Такой разрез ну никак не получится с одного удара. И зачем было резать от уха до уха, когда достаточно просто перерубить яремную вену?

Я видел, как они задрожали. Я был как мрамор рядом с их плотью: Правосудие Башни.

– Мастер умер не от одного клинка. Вы все сговорились, объединенные общей ненавистью – и в своей неистовой злобе прикончили старого человека.

На мгновение все замерло. Я был как скульптурный Давид, увековеченный в камне в миг своего триумфа. Но Время – нетерпимое к человеческой жизни, ибо жизнь искажает время, – стерло усмешку у меня с лица. Я был в смертельной опасности.

– Кошмарно! Чудовищно! Зверство какое! – Братья завопили все разом. Уже потом мне довелось немало поездить по миру, и однажды я видел свирепую драку бесхвостых макак. Точно так же и братья дрожали от негодования, хватали ртом воздух и обнажали розовые десны. Я попятился к лестнице. И тут они все разом бросились на меня. Я взмахнул долотом. Раздался звук, как будто резко порвался шов, и брат Эп упал, прижимая ладони к лицу. Пронзительный и по-детски обиженный крик резанул мне по ушам. Я принялся колотить молотком по взбудораженной массе лиц. Ломались кости – каждый удар отдавался мне в зубы. Отступать было некуда. Разве что вверх по лестнице. Времени на раздумья не оставалось. Я развернулся и побежал, перепрыгивая через несколько ступенек разом.

Я не помню, как поднялся наверх. Ярость, что преследовала и гнала меня всю дорогу, – скорее всего я придумал ее потом, чтобы заполнить пробелы, куда не решается заглянуть Память. Одно я помню отчетливо: как поскользнулся на верхней ступени и упал, обдирая руки о зазубренные железяки. На этой темной, неведомой мне территории бежать было некуда – только ко входу на Верхние ярусы. Я рванулся к двери с надеждой, что она откроется. Я с разбегу ударился о деревянные балки. Нащупал рукой железное кольцо, вцепился в него – и дверь приоткрылась.

Я бросился внутрь, едва успев оглянуться через плечо. Братья, похожие в темноте на собрание вопящих ведьм, были уже совсем близко. Я поспешил закрыть дверь и задвинуть засов Потом я еще постоял пару минут у двери, слушая вопли моих врагов, бесновавшихся с той стороны в бессильной ярости. Наконец крики стихли; больше никто не стучал кулаками в дверь, не пинал ее ногами – Братья поняли, что им до меня не добраться, и, похоже, ушли восвояси.

Я, однако, не сразу сдвинулся с места и еще долго стоял обдирая содранную кожу с разбитых костяшек. Я вполне отдышался, но все равно медленно сосчитал до десяти, чтобы успокоиться окончательно.