На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

– Машины! – сказал он, еле дождавшись, пока тот закончит. – Машины, те, на которых они якобы уехали в Европу. Где эти машины? На чем-то же они сюда добрались?

Ханссон пообещал заняться этим вопросом. Валландер вновь подошел к проклятой скатерти, вокруг которой лежали мертвецы. Они стелят скатерть, едят и пьют. Он присел на корточки. В корзине лежала пустая бутылка, в траве рядом – еще две. Три пустых бутылки.

Откуда-то подкрадывается смерть… К тому времени они уже усидели три бутылки, значит, порядком пьяны…

Он медленно поднялся. Рядом стоял Нюберг.

– Хорошо было бы проверить, нет ли на земле следов вина, – сказал он. – Или они выпили все три бутылки?

Нюберг показал пальцем – на скатерти было пятно.

– Что-то и пролили, – сказал он. – Это не кровь, если ты так подумал.

Валландер молча кивнул.

Вы едите и пьете, вот вы уже под градусом. У вас радио, вы слушаете музыку. Кто-то подходит и убивает вас, одного за другим. И вот вы, скорчившись, лежите на этой подстилке… Одна из вас – Астрид Хильстрём, лежит в позе спящего. Может быть, уже поздно. Наверное, уже настал день летнего солнцестояния. Может быть, самый рассвет…

Он остановился. Взгляд его упал на бокал рядом с корзинкой. Он снова присел – сначала на корточки, потом встал на колени и махнул рукой фотографу, чтобы тот подошел и снял бокал крупным планом. Бокал был прислонен к корзинке, криво, потому что ножка его стояла на камешке. Валландер огляделся. Приподнял край скатерти – никаких других камней не было. Он попытался сообразить, что бы это могло значить. Снова остановил Нюберга:

– Глянь, под ножкой бокала лежит камушек. Если тебе попадется что-нибудь в этом роде, скажи.

Нюберг достал блокнот и что-то пометил. Валландер постоял еще немного, потом отошел в сторону и поглядел со стороны.

Вы расстелили скатерть под деревом. Выбрали место, где вас не видно.

Он продрался через кусты и встал с другой стороны дерева.

Убийца подошел, скорее всего, именно отсюда. Никто даже не пытался убежать. Вы лежите и отдыхаете, кто-то из вас задремал. Но двое-то бодрствуют…

Он вернулся на поляну и долго смотрел на убитых. Что-то было не так.

Потом он понял, что именно.

Это была инсценировка. Кто-то усадил их вокруг скатерти после смерти.

13

Когда стемнело и прожектора уже освещали поляну своим неестественно белым мертвенным светом, Валландер всех удивил. Он просто-напросто уехал. Единственным человеком, с кем он перед этим поговорил, была Анн-Бритт Хёглунд. Он отвел ее в сторону, на уже затоптанную и заезженную бесконечно подъезжающими и отъезжающими машинами тропу, и попросил ее одолжить ему автомобиль – его «пежо» так и остался стоять на Мариагатан. Впрочем, и ей он не сказал, куда направляется. Если найдете что-то важное, сказал он, звоните. Вы всегда можете найти меня по телефону. Анн-Бритт вернулась на поляну. Тел уже не было – сразу после четырех их увезли. Вскоре отсутствие Валландера заметил Мартинссон, потом Ханссон и Нюберг. Анн-Бритт сказала, как было – он попросил ее машину и уехал. И все.

Собственно, ничего странного в его поступке не было. Он уже не мог там оставаться. Несколько часов, проведенных возле этих жутких останков, отняли у него все силы. Чтобы увидеть всю картину, надо отойти на расстояние. Он знал, что вся ответственность за оба расследования лежит на нем, хотя уже был уверен, что это не два отдельных дела, а одно. Если в чем он и был уверен, так это в том, что все связано – убитые молодые люди, Сведберг, исчезнувший телескоп, – все. Когда увезли трупы, он уже едва соображал от усталости и душевной муки. Потом все-таки заставил себя еще раз попытаться представить ход событий. И понял, что ему надо уехать. И когда он просил ключи у Анн-Бритт, он уже точно знал, куда он поедет. Это вовсе не было бегством неведомо куда. Невзирая на усталость и подавленность, он все-таки сохранял контроль за своими действиями. Идя по тропинке к машине, он торопился. Ему важно кое на что взглянуть. На въезде в парк он увидел нескольких журналистов – до них уже дошли слухи, что в лесу что-то случилось.

Он отмахнулся от них – никаких вопросов. Вся информация для прессы завтра. Сейчас ему нечего сказать. Да, в интересах следствия, но еще и по иным причинам, которые он сейчас назвать не может. Последнее, конечно, чистая выдумка. Ну и ладно. Единственное, что важно, – это найти тех, кто убил этих ребят. И если окажется, что Сведберг каким-то образом замешан в эту историю… что ж тут поделаешь. Он обязан вести следствие по тому пути, куда указывают факты, Он обязан узнать правду. Как эта правда выглядит – вопрос второстепенный…

Добравшись до шоссе на Истад и Мальмё, он остановил машину и убедился, что никто из журналистов, парковавшихся на стоянке у парка, не едет за ним. Он поставил машину напротив дома Сведберга на Малой Норрегатан. Бетономешалка по-прежнему была на месте. Ключи от квартиры Сведберга он так и таскал в кармане с тех пор, как ему отдал их Нюберг.

На двери висело предупреждение: всем, кроме полиции, вход воспрещен. Замочная скважина заклеена скотчем. Валландер оторвал липкую полоску и отпер дверь. Точно так же, как и в первый раз, когда за спиной у него дышал Мартинссон, он остановился в прихожей и прислушался. Воздух в квартире был спертый. Он прошел в кухню и открыл окно, потом налил из-под крана стакан воды и выпил, вспомнив, что завтра ему на прием к доктору Йоранссону. Хотя он еще не решил, идти или нет. Лучше ему не стало, да и не могло стать – он питался так же неправильно и небрежно, как и раньше, и с моционом так же скверно. Ничего, в теперешней ситуации все может подождать, в том числе и его собственное здоровье.

С улицы в гостиную проникал свет. Валландер стоял неподвижно в сумерках. Он уехал из национального парка, чтобы взглянуть на все со стороны. С некоторого расстояния. Но у него была и еще одна мысль. Она пришла ему в голову еще утром, и он понял, что над этим стоит поразмышлять. Они все время говорили о некоем пересечении линий, о том, что Сведберг тоже как-то замешан в это преступление. Все гнали от себя мысль, что именно он и мог оказаться убийцей. Но вдруг Валландер сообразил, что они упустили совершенно иную возможность, о которой следовало подумать с самого начала. Сведберг начал самостоятельное расследование. Никому ничего не говоря. Многое свидетельствует о том, что он посвятил довольно значительную часть своего отпуска поискам пропавших ребят. Что, в свою очередь, может означать, что ему было что скрывать. Но с таким же успехом – а может, и с большим – его поведение можно истолковать и по-иному. Сведберг, видимо, напал на след. Он почему-то сразу заподозрил, что Буте, Норман и Хильстрём ни в какую Европу не уехали. Он не исключал, что произошло какое-то несчастье. И где-то, еще в самом начале расследования, он перешел дорогу неизвестному. После чего одним прекрасным вечером его убили. Все равно, разумеется, непонятно, почему Сведберг никому ничего не сказал. Но и на это могли быть причины, только пока мы их не знаем.

Стул, на котором сидел в момент убийства Сведберг, все еще валялся на полу. Валландер сел в уголок дивана, не зажигая света. Перед глазами мелькали картинки сегодняшнего дня. Почти сразу, не прошло и часа после чудовищной находки, Валландер понял, что ничего не сходится. Впервые он понял это, когда судебный медик из Лунда дал предварительную оценку – как давно наступила смерть. Сказать точно, сколько времени прошло после смертельных выстрелов, он не мог, но то, что это случилось пятьдесят дней назад, отверг с уверенностью. Значит, возможны две версии: либо ребята были убиты позже, либо тела хранились в таком месте, где процесс разложения идет так быстро, как на открытом воздухе. Нельзя было исключить, что место, где найдены трупы, вовсе не было местом преступления. Конечно, трудно представить, что кто-то, убив троих молодых людей, отнес трупы на хранение, чтобы через полтора месяца вернуть их назад. Ханссон даже выдвинул гипотезу, что ребята все-таки, возможно, уезжали в Европу, но вернулись раньше, чем рассчитывали, и никому об этом не сказали. Тут-то их и убили.

Что ж, подумал Валландер, и такой вариант нельзя исключить. Хотя, конечно, это маловероятно. Но исключить нельзя. Он осматривался, слушал, что говорят коллеги, и словно погружался в какой-то невозвратный туман.

Разгорался жаркий августовский день. Коллеги, не поддаваясь жаре и тягостному настроению, строго следовали правилам осмотра места преступления. Глядя на них, он думал, что сегодня ему, как никогда, хотелось бы быть кем угодно, только не полицейским. Коллеги то и дело устраивали перерывы и покидали злосчастную поляну. На тропинке стояло несколько походных столов и стульчиков. Они молча пили из термосов кофе, становившийся с каждым часом все холодней, но за этот долгий день он ни разу не видел, чтобы кто-то поел.