Махавира - Александр Поехавший
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я всегда садился на самую большую насколько возможно километровую дистанцию от повторяющего одно и то же карликового попугая, чтобы не отравлять себе мирскую жизнь его суесловием о так называемой высшей справедливости и общем порядке. Меня просто поразило, что за экзамен по философии мне поставили трояк с минусом. Я ответил на максимум два, три слова. Как у него язык поворачивался принципиально требовать развёрнутее что-то ему пояснить, когда он сам этого не понимал, я же видел, этот неподготовленный человек был неосознан.
Девушки особенно россиянки являлись мёртвыми, совершенно пассивными трупами, они могли только немедленно получать, потому что всю жизнь влачили бедность. От мужчин им нужно было лечение от скудости, постоянные подношения, они ничем радикально не отличались от проституток, те просто получали моментально, а не растянуто по месяцам или в особо запущенных случаях. Какой там анал, с этими что-ли, у них у простого большинства и родители никогда не любили друг друга, и родились в нелюбви и с желанием многократно повторять одну и ту же планиду год за годом: документальное Свидетельство о рождении, браке, распаде, конце.
Уже помирать пора, а они всё красились часами, полдня выбирали правильный ракурс и свет, чтобы личико выглядело безупречно, кому, для кого. Меня рвало при словосочетании серьёзные отношения: какие могут быть отношения с совершенно неподвижными, дохлыми, пришибленными, но живыми останками. Для кого они всё время принаряжались, что мудрили с лицом, им постоянно требовалась косметика. Мёртвым никогда не осознать, что жизнь — короткая, бессмысленная игрушка.
Они будут слушать что угодно, кроме своего тела, им усердно помогало умертвлять тело всё общество, тело только для верного супруга. Молодожёны хоронили росписью свою недолюбовь, дабы под рукой было сразу к чему пристроиться и попыхтеть пару минут, не нужно было больше никуда ходить, разглядывать прекрасные лица и тела других незанятых, как ты и я. Любовь она очень невесомая, неуловима, чем короче, тем ярче выжигает. Каждая новая компаньонка — это творческая индивидуальность, индивидуально неповторимое тело и девичье лицо, такой больше нет и войти в неё, значит остро осознать, что она была рождена только для тебя в тот момент, не больше.
Вся эта жизнь была ничем иным, как видение, такой же пустой и бессмысленной.
Все складывались на выпускной, сложиться хватило наглости даже у тех, кто начисто отсутствовал во взяточническом самарском училище экономики и права. Они пропустили 5 лет не выслушивая бесполезные знания. Это были самые ужасные годы моей жизни. Просто ни о чём, напряжный и зряшный слив пяти лет и зим. Ничего революционно нового о мире я так и не узнал за этот ничтожный период.
Мы собрались в арендованном отеле на Саратовской набережной. Я был одет, как и всегда, никаких дебиотных костюмов, в которых расхаживали напыщенные так называемые уверенные в себе мужчины, мужчины, которые знали чего хотели в этой жизни и брали это не прося. С трудом, но ладно: девушки обрушились на алкоголь и еду за столом, они хотели, как можно больше сожрать и изрядно выпить, больше прочих. За столом было примерно по восемь тел и большая часть — девочки. Мне было мерзко находиться рядом с ними. Там была та самая невменяемая по теории права, которой я пересдавал экзамен на первом курсе. Она была лицемернейшим существом на планете. Она говорила что-то в микрофон уже как другой человек. Столько преподов было — заядлых охотников пожрать на халяву за счёт студентов, у которых они брали взятки за то, что ничему не научили.
Один из моих одногруппников сильно окосел, я же не выпил ни капли. Я сидел и припоминал тёплые выпускные по-американски в стиле североамериканского пирога, когда все дружно, никто не разделён, хотя может у них там не на камеру ещё хуже, чем у нас, кто знает, кто был Свидетелем. Я частично контролировал своего товарища, чтобы тот дольше выглядел человеком. Мы вдвоём вышли во двор, он причитал, что никогда так не набухивался. Он был небедным человеком, рядом с отелем у него имелась однушка в новостройке: набережная, старый город, цены ой-ой за метр. Я попросил его подождать меня и неожиданно вернулся в зал. Некоторые танцевали, я просто посмотрел на этих людей, на девушек для которых я отсутствовал 5 лет, красивых и не очень и так себе. Я сожрал по-быстрому, что выискал несъеденным в большом количестве и навсегда покинул первую группу борьба с правонарушениями в сфере экономики выпуск 201 °Cаратов.
Я помогал идти своему пьяному приятелю, дошёл с ним до самой его кровати и скинул его там спать. Попрощавшись с ним, я самовольно отправился к самой кромке Волги. Он мог бы предложить мне остаться отдохнуть на диване, а утром я бы уехал с первой электрички. Нет, зачем, спасибо Санёк, что тащил несколько километров эту нелёгкую тушу, плечи шире моих. Но я уважал этого парня, он учился на платном и сдавал сам, покупал редко оценку в защётку. Он может даже что-то и запомнил в отличие от меня.
Я постепенно оказался один на песчаном берегу. Время ещё часа три ночи, до электрички очень долго. Я просто сидел и смотрел, я не мог изображать веселье с теми людьми, мне не хотелось с ними веселиться, они были удручёнными и трусливыми, но не в такой сильной степени, как я. Меня давило, что люди в России очень невосприимчивые и слишком-чрезмерно думающие.
В сердце Махавира слышал зов из места, где обитала предыдущая жизнь, строящаяся из жизни и рождения, смерти и переселения. Ко мне присоединились туристы из соседней области, они резвились и фотографированиями занимались. Я просто сидел и наблюдал, что они выделывали. Я видел человека таким, какой он был изначально, не загрязнённым. Без пыли из суждений и предположений, даже издалека мне было достаточно, мне не нужно было сближаться, я уже всё видел заранее.
Я сидел под пляжным грибом и силился припомнить что-то из пятилетней программы. Спустя час я помянул только вину и её степень. Я запомнил лишь это, потому что это было самым абсурдным понятием. Откуда взяться вине
