Святослав - Александр Королев

Новые аргументы в пользу принадлежности Таматархи хазарам были обнаружены в знаменитой еврейско-хазарской переписке X века. История этой переписки такова: живший в первой половине X века сановник кордовского халифа Хасдай ибн Шафрут, происходивший из влиятельного еврейского рода, получил от еврейских купцов сведения о существовании Хазарского каганата, правители которого исповедуют иудаизм. При посредничестве этих же купцов Хасдай направил письмо хазарскому царю, которого звали Иосиф, а затем получил от него ответ. Письмо Хасдая дошло до нас в единственной редакции, а ответ Иосифа – в двух (краткой и более пространной). В пространной редакции письма Иосифа есть такое место: «…до границ моря Кустандины, на протяжении двух месяцев пути, все платят мне дань. С западных сторон – Ш-р-кил, С-м-к-р-ц, К-р-ц, Суг-рай, Алуса, Л-м-б-г, Б-р-т-нит, Алуби-ха, Кут, Манк-т, Бур-к, Ал-ма, Г-рузин. Эти (местности) расположены на берегу моря Кустандины, к западной (его) стороне»{293}. Первые пять городов русский издатель переписки П. К. Коковцов определял как Саркел (Белая Вежа), Самкерц (Самкуш, Таматарха-Тмутаракань), Керчь (Корчев), Судак, Алушта{294}.

В настоящее время большинство исследователей признают тождество Самкерца и Таматархи. Большинство, но не все. Некоторые ученые их различают, помещая Самкерц не на Тамани, а на Керченском полуострове и отождествляя его с Керчью («К-р-ц» еврейско-хазарской переписки), точнее с каким-то еврейским пригородом древней Керчи. В качестве доказательства указывается на то, что, во-первых, превращение формы «Таматарха» в форму «Самкерц» маловероятно; во-вторых, перечень городов Крыма в переписке – вообще самое сомнительное место в этом источнике; в-третьих, в ряде русских источников Керчь (русская форма – «Корчев») появляется в форме «Скурцевъ» (Самкерц?){295}. Любопытно, что Константин Багрянородный, дважды упоминая Таматарху в своем трактате, ни разу не говорит о ее принадлежности хазарам. Не относит он ее и к владениям византийцев, адыгов или русов. Замечание о последних сделано вовсе не для искусственного увеличения «количества» вероятных владельцев. Дело в том, что историками уже на протяжении двух столетий периодически высказывается предположение о том, что русы играли в Приазовье более активную роль в период, предшествующий появлению здесь дружин Святослава. Придется коснуться и этого вопроса, как кажется, несколько отойдя от предмета книги – биографии Святослава. Но это только так кажется.

В исторических исследованиях XIX – начала XX века любили писать о проблеме загадочной Приазовской (или, как ее еще называли, Азовско-Черноморской, Черноморской, Тмутараканской, Таманской, Азовско-Донской, Южной) Руси. Речь шла о предположительном раннем расселении русов, в которых видели славян, в Приазовье и даже о принадлежности им Тмутаракани еще до похода сюда Святослава. Эти положения не подтвердились археологическими данными. Еще в начале XX века А. А. Спицын выступил против гипотезы о раннем проникновении славяно-русского населения на Нижний Дон и в Приазовье, признавая жителями этого региона алан{296}. А в 1930-х годах трудами археологов М. И. Артамонова и И. И. Ляпушкина было установлено, что до конца X века Азовско-Черноморский регион был заселен племенами, основной археолого-этнографический признак которых – керамика – существенно отличается от керамики, характеризующей памятники того же времени (VIII-X века) на исконно славянских территориях. Славяне распространились на Дону и Тамани только в XI веке, археологически сменив салтово-маяцкую культуру, которая сближается, с одной стороны, с аланской культурой Северного Кавказа, с другой – с болгарской (неславянской) культурой Добруджи и Среднего Поволжья{297}. Правда, если Артамонов считал, что салтовская культура входила в состав Хазарского каганата, то Ляпушкин не был склонен расширять за их счет размеры государства хазар. Впрочем, независимо от этих нюансов, с 1930-х годов появление русов в Приазовье принято связывать исключительно с распространением на этот регион влияния киевских князей (Святослава или его сына Владимира){298}. На этом можно было бы поставить точку, если бы не материалы письменных источников.

Константин Багрянородный нигде прямо не говорит о присутствии русов в Приазовском регионе. К «русской» теме он обращается в семи главах своего трактата «Об управлении империей» (2, 4, 6, 9, 13, 37 и 42-й). Специально русам посвящена только 9-я глава, в которой повествуется об образе жизни русов и об их путешествиях из Киева в Константинополь. В остальных русы лишь упоминаются, хотя и эти главы содержат интересную информацию. Например, рассказывая о печенегах (во 2-й главе), автор сообщает, что поскольку печенеги «стали соседними и сопредельными» русам, то «когда у них нет мира друг с другом, они грабят Росию, наносят ей значительный вред и причиняют ущерб». Поэтому русы «озабочены тем, чтобы иметь мир» с печенегами{299}. Далее в трактате содержится странное утверждение о том, что русы покупают у печенегов «коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось»{300}. М. В. Бибиков, автор комментария к этой главе в последнем и, пожалуй, лучшем издании книги «Об управлении империей», отмечает ошибочность утверждения Константина Багрянородного об отсутствии скота у русов. Исследователь объясняет это тем, что неверная информация была получена императором, «вероятно, от византийского купца, а не от болгарина или печенега, знавших лучше реальную ситуацию»{301}.

В этой же главе сообщается о том, что русы, если не находятся в мире с печенегами, вообще не могут отправляться для войны или торговли «от своих семей», так как печенеги всегда имеют возможность, «напав, всё у них уничтожить и разорить». Не могут русы, враждуя с печенегами, появиться и у Константинополя, поскольку когда они «с ладьями приходят к речным порогам и не могут миновать их иначе, чем вытащив свои ладьи из реки и переправив, неся на плечах, нападают тогда на них люди этого народа пачинакитов (печенегов. – А. К.) и легко – не могут же росы двум трудам противостоять – побеждают и устраивают резню»{302}.

В 4-й главе император вновь пишет о пользе союза с печенегами: если василевс ромеев находится в мире с ними, то не только русы, но и венгры не могут нападать на державу ромеев и требовать у ромеев за мир «великих и чрезмерных денег и вещей», потому что печенеги, «связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок (венгров. – А. К.), уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю»{303}. В. П. Шушарин, комментируя это место источника, отмечает: «Запись этих сведений Константина осуществлена, несомненно, до 895 года, когда мадьяры перешли через Карпаты и начали осваивать Среднее Подунавье, так как о каких-либо нападениях печенегов на здешние места обитания мадьяр неизвестно»{304}.

Сообщив в 5-й главе, что эти же печенеги могут выступить и против Дунайской Болгарии, в 6-й главе Константин Багрянородный отмечает: «…другой народ из тех же самых пачинакитов находится рядом с областью Херсона. Они и торгуют с херсонитами, и исполняют поручения как их, так и василевса и в Росии, и в Хазарии, и в Зихии, и во всех тамошних краях…»{305} Судя по всему, речь идет о совершенно другом регионе – и племя печенегов другое, и рядом с ними Херсон, Хазария, Зихия (группа адыгских племен, обитавших на побережье Черного моря) – в общем, Причерноморье. Но в этом же регионе оказывается и Росия, хотя выше сообщалось о путешествиях русов в Константинополь по Днепру.

Обнаруженную нами путаницу в сообщениях о русах не проясняет и 37-я глава, специально посвященная печенегам. Сообщается, что страна печенегов («Пачинакия») делится на восемь «фем», во главе которых столько же «великих архонтов»; фемы же делятся на 40 частей во главе с архонтами «более низкого разряда». Четыре рода печенегов (фемы Куарцицур, Сирукалпеи, Вороталмат и Вулацопон) «расположены по ту сторону Днепра по направлению к краям (соответственно) более восточным и северным, напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов. Остальные же четыре рода располагаются по сю сторону реки Днепра, по направлению к более западным и северным краям, а именно: фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами (уличами. – А. К.), дервленинами (древлянами. – А. К.), лензанинами и прочими славянами. Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании – на шесть дней, от Мордии – на десять дней, от Росии – на один день, от Туркии – на четыре дня, от Булгарии – на полдня, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе»{306}. Непонятно, какие печенеги живут близко к Боспору и почему в данной главе фема Харавои, соседствующая с Росией, относится к краям «западным и северным», в то время как фемы, расположенные «напротив Узии, Хазарии, Алании, Херсона и прочих Климатов», относятся к иному региону, а между тем в главе 6-й со всеми этими странами соседствует одна и та же группа печенегов. В главе 42-й уверенно сообщается, что русы живут «в верховьях реки Днепр»; «отплывая по этой реке, они прибывают к ромеям»{307}. Противоречие не исчезает. В одном месте своего трактата Константин Багрянородный помещает русов в Причерноморье, в других – в Поднепровье. Можно предположить, что у царственного автора относительно местоположения русов были разные информаторы. Возможно, он пользовался разновременной информацией.