Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич

Теперь, повернув стекло так, чтобы видеть через него стол, я разглядывал Вампира. Сабля лежала на тёмно-синем бархате, освещённая каштановыми свечами.

Амбруаз храпел. Элфи восторженно и немного нервно сопела мне прямо в ухо, наблюдая за каждым моим действием. Хотя смотреть было нечего, я несколько раз брался за пинцет и каждый раз понимал, что от волнения мне не удастся попасть в паз чётко.

— Ты ведь никогда этого не делал.

— Я знаю, Элфи. Не могла бы ты не мешать? Мне и так сложно.

Она чуть прикусила нижнюю губу:

— Вообще-то я хотела тебя поддержать. У тебя получится.

— Ага. — Произнёс я это «ага» довольно кисло. Но выбора-то у меня особого, на самом деле, не было. Подобную руну не отнесёшь легальным мастерам, тем самым, с патентом и закономерным результатом их работы. Я прекрасно помнил риттера Удо Траугесланда. Он искал собственность Кровохлёба, и конечно же его славная организация уведомила всех известных мастеров о том, что если возле их дверей появится человек с очень специфичной руной, то им сразу же следует отправить весточку в Фогельфедер. А с этими добрыми господами встречаться я не намерен.

Оставался чёрный рынок. С людьми пусть и опытными, но сомнительными. Я не гнушался теневой стороны Айурэ, но считал, что касаться её следует как можно реже, особенно если речь идёт о рунах. Потому что за такой публикой всегда маячат тени Великих Домов, которые частенько используют не только законные способы решения проблем. В том числе и в тайной войне друг с другом. А привлекать внимание каких-нибудь Стенолазов или тем паче Чаек — я не желал даже больше, чем бесед с Траугесландом.

Поэтому решил всё сделать сам.

— Ты ведь знаешь о свойствах оружия, — вздохнул я. — «У тебя получится» очень зыбкая переменная.

— Ну да. Одна из тысяч найденных рун плоская, но с волнистыми краями. В прежние века мастера умели делать клинки, которые съедали такие руны полностью, тем самым приобретая определённые и не всегда ожидаемые свойства.

— Теперь такая сабля на вес золота. Она, может, и выглядит просто, не очень красиво, но благодаря тому, что в ней уже есть руна, раз в сутки я могу создать ядовитое облако. И проблема в том, что если я неправильно вставлю в паз собственность Кровохлёба, то будет уничтожено уже имеющееся свойство.

— Сабля станет обычной. Я знаю. И помню, что есть всего несколько секунд, прежде чем края руны начнут плавиться и зальют паз, точно сургуч. Обратно уже не вернуть.

— Высокий риск.

Элфи обдумала, что я сказал, и неожиданно предложила:

— Давай я попробую.

Поймала мой взгляд, полный скептицизма:

— Мне почти шестнадцать!

Угу. Если быть точным, шестнадцать ей через одиннадцать месяцев.

— А мне почти тридцать. Но как только я подношу пинцет с руной к рукояти, начинаю сомневаться, стоит ли это делать самому или всё же найти мастера понадёжнее.

— В этом твоя проблема, Раус. Ты сомневаешься, а я нет.…Что?

— Птицы, верните мне ту кроху, которая боялась темноты и не желала спать без каштановой свечи на столе.

— Ты запрещаешь мне идти с тобой в Ил, хотя Рейн брал тебя туда, когда ты был гораздо младше, чем я сейчас. И я принимаю твои аргументы. Что это опасно и там мне не место, пока не стану взрослее. Но я уже не кроха и знаю свои возможности, понимаю, что способна помочь тебе.

— Иногда ты говоришь слишком серьёзно.

— Это плохо? — Её тёмные красивые брови чуть нахмурились.

— Немного. Подростки не должны быть такими… взрослыми. Серьёзность пугает некоторых людей.

— Амбруаз называет это умом.

— Ум молодых раздражает старых.

Элфи послушно хлопнула пушистыми ресницами, расширила глаза в притворном восхищении и проканючила:

— Хочу платье с кружевами и куклу.

— Так, по меньшей мере, ты не будешь отличаться от остальных, — одобрил я.

Она фыркнула с надменным презрением ко всем этим не находящимся рядом с нами «остальным».

— Это жутко скучно. Как они вообще живут?

— Прекрасно. После кукол сразу можно думать о балах и всё тех же платьях. Каждой юной ритессе такое в радость.

Девчонка закатила глаза:

— Каждой юной ритессе стоит прочитать хотя бы пару книг. В неделю. Но ты хитро уводишь разговор в сторону, Раус. Я правда смогу.

Доверие. Доверие, мои любезные друзья, вещь редкая и бесценная. Иногда за то, чтобы показать его близкому человеку, ты можешь потерять что-то невероятно… бесценное. Знать, что это может пропасть, но ты не станешь жалеть, если так случится.

— Хорошо, о юная дева. — Я протянул ей пинцет и приглашающим жестом указал на стул.

Она просияла и от восторга чуть подпрыгнула, стукнув каблуками туфелек об паркет. Хотела броситься мне на шею, но волей сдержала себя, сделала официальное лицо и присела в книксене:

— Я польщена оказанной честью, риттер.

Она заняла моё место, подвинула к себе увеличительное стекло, скорректировав его высоту, склонилась, придирчиво изучая клинок. Затем подцепила руну, поднесла её к выемке, и я затаил дыхание.

Её рука заплясала и пинцет пришёл в хаотичное движение.

Элфи тут же отдернула руну от Вампира и положила инструмент на стол:

— Не понимаю.

В этой фразе был затаённый вопрос.

— Всё просто, юная ритесса. Это необычные руны, в них свойства. И они… знают — я, заметь, просто использую подходящее слово, собственного разума в этих предметах нет, — что будет, когда попадут в паз. Растворятся в оружии. Станут его частью. Потеряют себя. И не желают этого.

— Нигде не читала о таком. То есть это она заставляет наши руки плясать? Но как же работают мастера?

— Они не рассказывают свои секреты.

Секундное раздумье:

— Я попробую ещё раз.

Она не спрашивала, и мне это понравилось. К совам сомнения. На них (и сомнениях и совах) далеко не уедешь.

Элфи сложила руки на столе, словно примерная ученица на уроке, несколько раз глубоко вздохнула и прошептала:

— Жизнь коварна и жестока даже к тем, кто волей рока Светозарным был. А ныне поглотил их кости Ил. В Ил ушли и Илом стали, Ил в конце и Ил в начале, и навеки замолчали те, чьей гибелью стал Ил. Лорд Кладбищ, Пепел, Вино, Старый Сад, Новая Песня, Громовая Гора, Честный Лорд, Ремень, Ледяная Пещера, Отец Табунов, Двенадцать Слов, Жёлтое Платье, Мастер Ламп.

Она перечислила Светозарных, которые считаются погибшими, и продолжила, называя уцелевших:

— Те, кто выжил в лунном свете, кто прошёл сквозь пыль столетий. Всё надеются, как дети, отыскать в Айурэ путь. Но проходят годы мимо, и судьба неотвратима — ни один не смог, вестимо, через Шельф перешагнуть. Дева Леса, Комариный Пастух, Вожак Облаков, Осенний Костёр, Раб Ароматов, Златовласка, Последняя из, Душитель Ночи, Галка, Горький Дым, Отдавший Слёзы, Старая Песня, Колыхатель Пучины, Медоус.

Элфи была маленькой, совсем крохой, и не давала спать никому. Её в то время мучили кошмары, и я много чего перепробовал. Но неожиданно сработала обычная детская присказка о Светозарных, которую знают все в городе. Это её мгновенно успокаивало.

Прошли годы, но некоторые вещи не менялись. В минуты волнения или тревоги она часто повторяла эти имена.

Элфи взялась за пинцет, и теперь её рука не дрожала. Руна Кровохлёба вошла в паз идеально ровно, и её волнистые края мгновенно начали плавиться, источая приятно пахнущий сизый дымок. Я отодвинул воспитанницу назад, вместе со стулом, подальше от стола.

Мало ли что.

Руна полностью растеклась, закрывая выемку, стала твердеть, и её цвет потускнел, приближаясь цветом к рукояти сабли.

— И что теперь? — отчего-то понизив голос до шёпота, спросила она, не сводя взгляда с Вампира.

— Теперь саблю стоит оставить в покое на несколько дней. Пусть эта «рана» заживёт.

— Мне уже хочется узнать, что она умеет.

— Пока я не попаду в Ил, ничего не узнаем.

Особенность свойства оружия — в первый раз оно пробуждается только в Иле.

— Я умру от любопытства.